Бык, который заносил металл, отлетел в сторону, как будто его толкнули невидимой рукой. Его удар ушёл в пустоту, металл грохнул по полу, и он сам врезался плечом в стеллаж.

Я на секунду замер, потому что понял: это не случайность.

Женя.

Он использовал магию, чтобы увести от меня угрозу. Я мог бы и сам справиться, но этим заклинанием он открылся и показалm что доверяет мне. Многие рода, как известно, скрывают свою силу. Но на самом деле, я благодарен.Так бы я мог получить удар от другого.

Я коротко кивнул ему в благодарность.

Дальше уже всё пошло плотнее.

«Кабан» попытался подняться. Я не дал.

Я схватил его за ворот, развернул и впечатал лицом в металлическую стойку со всего размаха. Послышался хруст носа. Этот тоже уж не боец. Он попытался вырваться. Я ещё раз отвёл его голову и ударил лбом в металл. Один раз. Достаточно. Глаза у него на секунду поплыли.

— Лежать, — сказал я.

Он не лёг, но стал тише.

Ещё один бык пошёл к Кате, чтобы начать манипулировать ситуацией через заложника. Любимый грязный ход ублюдков.

Катя отступила на шаг, выставила руку, будто может остановить.

И вот тут я сорвался окончательно.

Я отпустил «кабана» и рванул к девушке на выручку.

Он не ожидал. Он думал, что я останусь держать главного.

Я ударил его в горло ладонью снизу вверх, чтобы выключить дыхание. Он схватился за шею, глаза расширились, он согнулся. Я не дал ему времени. Ударил коленом в лицо, используя его же инерцию и дополнительно придал ускорение, направив его голову вниз своей рукой. Хрустнул нос. Кровь пошла сразу.

Он упал на колени, и я толкнул его ногой в сторону — прямо на пол.

Я крикнул.

— Если хотите, можем продолжить, но тогда вам не машину придётся собирать, а самих себя.

Они на секунду вздрогнули, осознавая, что их бой был проигран.

Но они всё равно полезли. Потому что их шесть, и они привыкли добивать количеством, даже когда страшно.

Двое пошли на меня одновременно.

Один — с кулаками, второй — пытаясь схватить и повалить.

Я ушёл назад, к подъёмнику, где стояла металлическая балка на уровне пояса. Сделал шаг так, чтобы тот, кто хотел схватить, упёрся боком в эту балку. Я потянул его на себя, он зацепился, потерял равновесие. Я ударил в висок — коротко. Он рухнул, как мешок.

Второй был быстрее. Он ударил по рёбрам. Я почувствовал боль — настоящую. Кожа, мышца. Он попал.

Я не стал «терпеть» — ответил сразу. Ударил по печени — туда, где боль выключает людей даже сильных. Он согнулся, лицо стало серым. Я добавил локтем сверху вниз по спине, в область лопатки. Он рухнул на четвереньки.

Я схватил его за волосы и потащил к выходу.

— Вон, — сказал я и пнул его ногой под зад, выкидывая за дверь ангара. Создавая ситуацию максимального унижения, чтобы запомнилось на всю жизнь.

Сзади снова движение. Третий попытался схватить меня, но я развернулся и ударил его рукой в нос. Он завыл, кровь хлынула. Я не добивал. Я просто схватил его за руку, вывернул кисть и повёл, как ведут человека, который не должен сопротивляться.

— Ещё один шаг, — сказал я ему на ухо, — и кисти у тебя не будет.

Он заскулил и пошёл сам, потому что понял: это не шутка.

Я вывел его к двери и толкнул наружу.

«Кабан» поднялся, шатаясь. Пес-глаз дрался с Женей, но уже не так уверенно: нос разбит, кровь, дыхание сбито.

Лёша толкнул своего, и тот отлетел на стеллаж. Алексей стоял, тяжело дыша, с глазами, в которых было больше злости, чем страха.

Соня стояла у стены, прижав ладонь к груди. Она не лезла. Но я видел, что она смотрит. И что её взгляд уже другой. Не «я на задании». А «я только что увидела реальную грязь».

Женя отскочил на шаг от пёсоглазого и сделал то, что было правильно. Ровно один импульс воздуха в бок. Пёсоглазый отлетел в сторону и врезался плечом в стену. Он застонал и сполз.

— Хватит, — сказал Женя тихо.

Я подошёл к Кабану. Он стоял, шатаясь, но всё ещё пытался держать лицо.

— Собирай своих и валите нахрен отсюда, я думаю вы уже всё поняли.

Он подошёл к своему, схватил его за ворот и потащил к двери. Тот, кто дрался с Алексеем, подошел к пёсоглазому, взял на плечо и вышел с ним на улицу, обгоняя Кабана. Он был в лучшем состоянии.

— Мы тебя запомнили, — прохрипел щербатый. — Пацан.

Я не ответил.

Потому что отвечать на такое словами — бессмысленно.

Я просто стоял в дверях ангара и смотрел, как они отползают к своей машине. Уверенность у них уже была другая. Не «мы короли». А «мы ещё вернёмся».

Когда они уехали, в ангаре стало тихо. Не уютно. Тяжело.

Катя стояла у диванчика и дрожала. У неё не было истерики. Она держала платье, как будто боялась, что оно снова поднимется, и в её взгляде была смесь злости, благодарности и того самого «я сейчас расплачусь».

Соня выдохнула и, кажется, только сейчас поняла, что всё закончилось.

Женя потёр кулак, посмотрел на меня, и в его глазах было что-то вроде «ну ты и псих». Но без осуждения. Скорее с уважением.

Лёша стоял, прислонившись к стене, и тяжело дышал.

— Вы… — сказала Катя хрипло. — Спасибо. Я пойду к себе. Мне нужно успокоиться.

Я кивнул.

— Да, хорошо.

Она сжала губы, повернулась и быстро ушла по коридору в сторону кабинетов. Шаги были быстрые, но неровные.

Я оглядел ангар.

— А где парень? — спросил я.

Лёша моргнул.

— Какой парень?

— Тот, который стоял тут и изображал берёзку на ветру, — сказал я.

— Вовчик, что ли? — спросил Лёша.

Мы с Женей переглянулись.

И только теперь до меня дошло: пока мы дрались, этот высокий длинный ссыкло исчез.

— Он… — начал Женя, но замолчал.

— Он спрятался, — сказал я. — Сто процентов.

Мы пошли искать.

Это заняло несколько минут. Не потому что он был умный. Потому что ангар большой, и здесь много мест, куда можно залезть. За диванчиком, за коробками, под столом, в подсобке, за машиной, за стойкой.

Я услышал тихий звук — будто кто-то дышит слишком часто.

— Вовчик, — сказал я ровно. — Выходи. Всё. Они ушли.

Тишина.

Я сделал шаг и заглянул за один из диванчиков у стены.

Он был там. Сжался, как ребёнок. Колени к груди, руки на голове. Лицо бледное. Губы дрожат.

— Ты жив? — спросил Женя.

Вовчик кивнул, не поднимая глаз.

— Мы тебя только что спасли, — сказал я. — Так что давай без театра. Вставай.

Он попытался, но ноги его не слушались. Я не стал тянуть. Я просто присел рядом, чтобы быть на одном уровне, и сказал спокойно:

— Слушай. Мне нужна информация. Про машины. Про краску. Про тех, кто красил. Ты понял?

Он сглотнул.

— Понял…

— Спасибо скажешь потом, — сказал я. — Сейчас говори. Были ли у вас машины, покрашенные этой краской, которая на фото? Второй цвет. Зелёный или жёлтый.

Я протянул ему фото.

Вовчик моргнул, будто пытаясь вспомнить через страх.

— Были… — сказал он. — Были, да.

— Сколько?

— Я… я не помню точно…

Я посмотрел на него, замечая, что он пытается что-то скрыть.

— Я могу вспомнить, — быстро добавил он. — Но… но лучше к Кате. Катя всё знает. У неё даты, записи, кто забирал, кто сдавал… она бухгалтер. Она… она всё ведёт.

— Камеры есть? — спросил я.

— Есть… — кивнул он. — Должны быть. Если… если их не стёрли.

Я почувствовал, как внутри снова поднимается злость. Эти шестеро явно думали про камеры. И если бы они остались здесь на пять минут дольше, они бы полезли туда, где хранятся записи.

— Где Катин кабинет? — спросил я.

— Наверху, на второй этаже.

Я выпрямился.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда так. Мы поднимаемся к Кате. Ты идёшь с нами. И объясняешь спокойно, кто был, что хотел, что видел.

Он замотал головой.

— Я… я не хочу…

— Хочешь, — сказал я. Не грубо. Просто фактом.

Он сглотнул и наконец поднялся.

Женя посмотрел на него с холодной насмешкой, но ничего не сказал. Лёша тоже промолчал. Ему было не до морали.