Всё выглядело так, словно этот образ не был собран наспех. Словно его действительно продумывали. Или, что вероятнее, человек просто умел чувствовать стиль.

Я машинально перевёл взгляд на Женю. Тот тоже оценил. По-своему, молча, с лёгкой усмешкой в уголке губ. Соня стояла чуть позади и рассматривала Алексея уже не как мастера, а как объект наблюдения.

И в этот момент у меня в голове сложилось.

Человек, который работает с краской, особенно с автомобильной, почти всегда чувствует цвет, форму и пропорции. А если он ещё и занимается аэрографией — а Женя не раз упоминал это в разговорах — то умение «видеть» переносится не только на машины.

Художники вообще редко выглядят случайно, когда позволяют себе выглядеть осознанно.

Алексей заметил наши взгляды почти сразу. Все, кроме Евгения, смотрели на него с откровенным удивлением. Женёк и так знал эту сторону своего знакомого.

— Чего вы так на меня уставились? — спросил Алексей, обращаясь в первую очередь ко мне. Соня, судя по выражению лица, вообще не понимала, кто он такой и почему мы вдруг так на него смотрим.

Я пожал плечами, пытаясь подобрать слова.

— Да нормально выглядишь. Просто… — я на секунду запнулся, — немного неожиданно.

Он усмехнулся.

— А ты думал, я всегда в краске и в спецовке хожу?

— Не то чтобы, — ответил я честно. — Просто в тот раз ты как-то не произвёл впечатление человека, который заморачивается со стилем.

Алексей коротко хмыкнул и, будто между делом, пояснил:

— Да мы просто едем к моему старому знакомому. Не хочется выглядеть так, будто у меня в жизни всё плохо.

Вот тут у меня всё встало на свои места. Не позёрство и не внезапная любовь к внешнему виду — обычное желание не выглядеть хуже другого.

Алексей, словно подтверждая мои мысли, продолжил:

— Понимаешь, Ром, мы когда-то с ним учились вместе. Оба в покраске. Потом разошлись. Я ушёл в аэрографию и обычную работу, а он — в более сложные замесы. Всегда любил доказывать, что он круче, потому что работает «сложнее». Так что не хочется приезжать к нему так, будто у меня проблемы с деньгами.

Я кивнул. Теперь его внешний вид не вызывал вопросов — всё было вполне логично.

— Понял, — сказал я. — Ну что, поехали?

— Да, я готов, — ответил Алексей и тут же добавил: — Кстати, фотографии взяли?

— У меня, — я постучал по внутреннему карману куртки. — Всё здесь.

— Тогда поехали.

Мы снова расселись по машине.

Соню я посадил назад вместе с собой, а Алексея — вперёд. Не из ревности и не из-за каких-то странных мыслей, а по простой причине: Женёк мог не знать точного пути. Мастерские покраски редко находятся в удобных местах — чаще это закрытые территории, дворы, промзоны. И у них часто может не быть даже адреса. Тут важнее, чтобы рядом с водителем сидел тот, кто точно знает, куда ехать.

Так было надёжнее.

Женёк завёл машину, и мы поехали. Он почти сразу с Алексеем начал переговариваться — коротко, по делу, какими-то своими рабочими обрывками. Я это пропускал мимо ушей, потому что сзади происходило другое.

Соня нервничала.

Это было видно по мелочам. Она постоянно теребила край юбки, будто проверяя, не слишком ли высоко она задралась. Места сзади почти не было. Ноги упирались в передние сиденья, колени некуда было деть, спина не находила опоры. Купе — это красиво снаружи, но для заднего ряда это маленький ад.

При этом сам салон был ухоженный. Не показной, не выставочный, а именно жилой, но аккуратный. Сиденья были в чехлах — хороших, плотных, явно не дешёвых. Я машинально отметил, что спина упирается чуть мягче, чем должна была бы упираться в стандартное сиденье. Значит, внутри была дополнительная прослойка. Либо ортопедическая вставка, либо просто добротно подбитые чехлы.

Не удивлюсь, если Женёк заказывал их отдельно, под эту машину. Под задний ряд — в том числе. Для автовладельцев это редкость, но Женёк очень бережно относился к своей ласточке.

Материал под ладонью ощущался как кожа. Не скользкая, не холодная — уже «разношенная», тёплая. Натуральная или хороший заменитель, но явно не бюджет. Видно было, что за салоном следят: ни крошек, ни мусора, ни вечного хаоса, который обычно живёт на задних сиденьях.

Единственное место, где был беспорядок, — по центру под ногами. Там, как и у любого нормального водителя, лежал личный хлам: какие-то тряпки, бутылка воды, зарядки, пара мелочей, которые всегда «нужны под рукой», но никогда не убираются. Классика. Привычная, почти уютная.

Я сидел не лучше. Колени упирались в спинку сиденья Алексея, и хоть он и подался вперёд, комфорта это не добавило. Я мельком подумал, что когда-нибудь обязательно куплю Женьку нормальную машину. Или хотя бы заставлю его купить её самому — средства-то есть.

Дорога была паршивой. Ямы, заплатки, резкие объезды. Машину трясло, и каждый такой манёвр превращал задний ряд в зону повышенной неловкости.

Первый раз Женёк резко ушёл от ямы — Соню дёрнуло в сторону, и она инстинктивно ухватилась за меня, ладонью упершись мне в бок.

— Извини, — быстро сказала она и тут же отстранилась.

Через минуту — ещё один рывок. На этот раз она не успела даже среагировать: навалилась на меня всем корпусом, плечом и грудью упершись мне в плечо. Я почувствовал тепло, мягкость, вес её достаточно немаленькой груди — вполне конкретно и без всяких иллюзий.

Машину качнуло сильнее, и на этот раз Соня не просто навалилась — она инстинктивно подалась вперёд, будто пытаясь удержаться, но в тесном пространстве это только усугубило ситуацию. Её бедро прижалось ко мне плотнее, чем раньше, а ладонь, скользнув по куртке, на секунду замерла, словно она сама не сразу поняла, где именно оказалась.

Юбка приподнялась выше, чем следовало. Не резко, не вызывающе — просто ткань сдвинулась, подчинившись движению тела. Я успел заметить это почти машинально: ровную линию бедра, кожу, контраст с тёмной тканью. Взгляд задержался ровно на долю секунды дольше, чем нужно, прежде чем я заставил себя отвернуться.

Соня тоже это почувствовала. Я заметил, как она поспешно одёрнула юбку, неловко, слишком явно, будто надеялась, что я не обратил внимания. Но было поздно — момент уже отпечатался.

И вот тут я поймал себя на мысли, что снова смотрю туда, куда не стоит. И что это начинает мешать думать.

— Прости… — уже тише.

Она попыталась отодвинуться, но места для этого просто не было.

Третий раз был самым абсурдным. Машину качнуло сильнее обычного, и Соня буквально съехала ко мне, на мгновение оказавшись почти у меня на коленях. Одной рукой она ухватилась за моё плечо, второй — за куртку, грудью упершись мне уже почти в грудь.

Она замерла.

Я тоже.

На секунду мы оба поняли, насколько это выглядит… странно. И насколько это не похоже на случайность.

— Я… — начала она и тут же замолчала, покраснев.

Она отдёрнула руку, попыталась сесть ровнее, прижалась к спинке, насколько это было возможно, и отвернулась к окну. Теперь она держалась обеими руками за край сиденья, будто решила больше не рисковать.

Хватило её ненадолго.

Следующий объезд ямы — и она снова качнулась, на этот раз уже не так резко, но будто заранее приняв неизбежность, снова навалившись на меня боком.

— Извини… — сказала она почти машинально.

Но в этот раз в голосе не было ни паники, ни смущения. Скорее… странное, тихое удовольствие от дозволенной неловкости. Как будто дорога давала ей право на то, на что она сама бы никогда не решилась.

Я поймал себя на мысли, что, пожалуй, рад, что сел сзади. Потому что если бы всё это происходило не со мной — выглядело бы куда более странно.

А потом я понял, что это всё, по-моему, ни разу не случайность.

Я поймал взгляд в зеркале заднего вида — ухмыляющийся Женёк. И тут же заметил, как у Алексея подрагивают плечи. Он явно сдерживал смех.

А-а, вот оно что.

Эти двое решили устроить спектакль. Причём инициатором, конечно, был Женёк. Он видел, что Соня… что я ей нравлюсь, и решил «помочь». По-своему.