Я действительно удивился.

— У вас… нет своего специалиста? Опытного? — спросил я, пока он раскладывал бланки.

— Есть, — ответил он без эмоций. — Но иногда свежий взгляд полезнее. Особенно если этот взгляд находит то, мимо чего проходят остальные.

Он коротко кивнул на банку, которую я положил на край стола.

Да. Если бы не дар, я бы тоже прошёл мимо. Кто в здравом уме начнёт различать оттенки синего на упаковках кошачьего корма? Хотя, учитывая, как у них устроен быт…

Может, здесь и такое возможно.

Он поставил передо мной очередной бланк.

— Вот это — обязательный. Вот это — сопроводительный. А это — журнал проверки. И ещё вот здесь…

— Да я ж тут умру, — пробормотал я, глядя на растущее кладбище бумаги.

Виталий поднял взгляд на секундочку — и угол его рта дрогнул. Не улыбка, но что-то рядом.

— Не волнуйтесь, господин Крайнов… Мы ускорим процесс. Бумаг много. Но без них — никак.

Я закатал рукава.

Ну что… работа есть работа.

И если для того, чтобы найти похищенного котёнка, мне нужно подписать пол-Империи — что ж, подпишу.

Я думал, что эти документы никогда не закончатся. Лист за листом, подпись за подписью — и чем дальше, тем сильнее меня цепляло ощущение, что здесь что-то не так.

Кабинет, кстати, тоже раздражал своей стерильностью.

Белые стены — ровные, холодные, будто их красили не кистью, а медицинским шприцем.

Флуоресцентные лампы на потолке светили слишком ярко, вызывая ощущение, что я не в княжеском доме нахожусь, а в каком-нибудь филиале налоговой. Воздух — чистый, до ненормальности чистый: ни запаха бумаги, ни пыли и вообще никаких других запахов.

Комната была вытянутая, метров пятнадцать в длину, и явно рассчитана не под одного человека.

У стены — несколько рабочих столов, расставленных строго, почти по линейке. На каждом — по компьютеру, рядом — копировальные аппараты, сканеры, стопки аккуратно уложенных папок. Видно, что помещение используется для подписания сразу нескольких договоров или для работы маленькой группы юристов.

Слева тянулись высокие стеллажи из светлого дерева: папки, корешки договоров, архивные дела, всё промаркировано и убрано так ровно, что мне даже пусто стало от мысли, сколько человек здесь поддерживает этот порядок.

Единственное, что выбивалось из общей картины, — массивный стол, за которым сидел я. Чёрный, блестящий, необъятных размеров. Идеально гладкая поверхность, на которой любая соринка смотрелась как преступление. На нём лежали лишь документы — и одна ручка. Дорогая, тяжёлая, явно родовая.

Кабинет был большим, но… безликим. Как будто создавался специально для того, чтобы человек внутри чувствовал себя маленьким и ненужным.

И это, кстати, тоже заставило меня насторожиться.

Эмоции от соприкосновений к бумаге ощущались через раз, почти в ноль, но я всё же решил напрячься и включить дар на полную, пройтись им по каждому документу внимательно. Казалось, что в этом всём есть какой-то нюанс.

Процесс был слишком требовательным для поисков котёнка. С самого начала меня смутило то, что от меня потребовали ритуал неразглашения через артефакт. Да, княжеский род, да, им важна репутация — но это всё равно лишнее.

Кот…

Даже если и украли — да, пропажа из княжеского поместья — удар по репутации. И такая информация не должна просочиться наружу. Но в этом случае могло бы быть достаточно пятидесяти тысяч за неразглашение информации. Но тут. Тут пошли дальше. Использовали артефакт, стоимостью тысяч сто–сто пятьдесят тысяч. Точный цены не знаю. Не мой уровень. Так он еще и одноразовый, который применяется всего лишь раз для одной ситуации.

Что-то тут не так.

И к тому же — мне так и не дали продолжить просматривать камеры. Хотя до этого я уже подписал все необходимые бумаги, которые не ограничивали мой доступ к видеонаблюдению. Ко всему, что относится к делу. И резко, именно в момент когда был найден подозреваемый, появился начальник охраны и всё оборвал. Формально — из-за регламента. А по факту — это только усилило мою чуйку: что-то скрывают.

Я включил дар намеренно — и силы сразу начали уходить. Когда способность срабатывает сама, её почти не чувствуешь. Но если держать её открытой специально — резерв тает. Часть я уже прожёг, когда нашёл банку. Но сейчас нужно было чтобы она работала постоянно.

Лицо Виталия Сергеевича мне было трудно считывать. Он ровный, собранный, таких сложно брать по мимике, и, к тому же будет странно, если я буду постоянно коситься на него во время подписания документов. Но эмоции, оставленные на предметах, — другое дело. Через них я смогу прочитать его, не вызывая дополнительных подозрений.

И как я и ожидал — на одном из документов дар отозвался. Резко. Если до этого листы были почти «пустыми», как вещи, к которым давно никто не прикасался, у которых эмоции уже выветрились, то здесь фон сменился. Появилась нервозность. Очень лёгкая, но заметная. Он переживал. Хотя внешне оставался абсолютно спокойным. Такие люди и правда читаются тяжело — но здесь эмоция была.

Нерешимость. И что-то ещё, едва уловимое.

Этот документ я решил прочитать особенно внимательно.

Пока читал договор, в голове всплыло то самое первое разочарование, связанное с моим даром. Я почувствовал его примерно через два года после того, как попал в этот мир — просто прикоснувшись к мячику, с которым мы тогда играли во дворе. Да, мне приходилось притворяться ребёнком: было бы странно, если бы мальчишка вместо игр сидел дома и зубрил «Законы Империи».

После больницы меня отправили в интернат. И именно там, в первый раз, дар сработал. Я взял тот самый мяч и ощутил эмоцию… ненависти. От моего лучшего друга. Я думал, что он считает меня другом — а выходило, что ненавидит.

В тот же вечер я полез в библиотеку искать хоть что-то про магию — и охренел: магия здесь есть, а школ нет. Никаких академий, никаких институтов. Позже я понял почему: каждый аристократический род, у кого есть магия, скрывает её. Маги встречаются и среди простолюдинов — но это в основном бастарды, тех, кого в основном называют: ублюдками.

Магия существует давно наряду с родами, а привычка держать свой причиндал в штанах — так и не сформировалась. Поэтому не удивительно, что к 2025 году маги существуют и среди простолюдинов. Но их не так много, и они служат родам или напрямую империи. В этом мире вряд ли найдешь безхозного мага.

Какие-то крохи теории я смог собрать уже после того, как в шестнадцать вышел из интерната и поступил в полицейскую академию. Тогда я и узнал, что у каждого мага есть резерв, есть техники. Но мой дар работал иначе. Он не всегда требовал силы, но зато мой резерв был не особо большим.

Литературщина про «развивать способность частым использованием» на деле оказалась куда сложнее. Да, я мог включать дар по своей воле. Но отключать его… нет. Иногда хватало просто открыть дверь — и ловишь на себе чужое удовлетворение или, наоборот, такую волну отвращения, что подступает рвота. Приходилось учиться глушить эти эмоции, но выходило не всегда. Сейчас более менее справляюсь. Но иногда в общественных туалетах до сих пор приходилось блевать. Получая те эмоции, которые испытывал мужик, который был там до меня.

И вот среди этого вороха мыслей меня дёрнуло: я нашёл опечатку.

Опечатку. В документе княжеского рода.

Страшно не это — перепутанные буквы не смертельны. Страшно то, что они вообще есть. Такой документ должен быть вылизан юристами до состояния стерильности, перечитан десятки раз, выверен до абсурда. А тут… ошибка. Значит, готовили в спешке. Значит, документ свежий.

Дальше — больше. На четвёртой странице из шести, прямо посреди текста, а не так, как обычно описывают про мелкий шрифт в конце договора, кстати у нас в ФСБ это и придумали. Специально как раз для того, чтобы люди не искали что-то в середине страницы. Хочешь что то скрыть — положи это на самое видное место, и внуши людям то, чтобы они искали то, чего нет.