Я моргнул, пытаясь прийти в себя. Голова отказывалась подчиняться как раньше.
«Приехали. Что происходит?» — мелькнуло в голове.
Когда я, наконец, более-менее сфокусировал взгляд, сапсан висел в воздухе прямо надо мной, метрах в десяти, если из положения лежа вообще можно понять расстояние.
Он описывал небольшие круги, но упорно держался над поляной, будто привязанный. И тут я поймал странное ощущение. Я не просто видел птицу. Я чувствовал, как она держится в воздухе. Словно между нами появилась незримая связь. Я, глядя на небо, попытался изменить направление ее движения. Со второго раза у меня получилось.
«Бред, — подумал я. — Сейчас еще голос с неба заговорит — и вообще сказка получится».
Я осторожно откинулся на бурку, раскинул руки и прикрыл глаза. Решил не дергаться и попытаться понять, что со мной происходит. Дыхание выровнялось, сердце тоже успокоилось. Я сосредоточился на этом странном ощущении — связи с птицей, уходящей вверх.
И в следующий миг картинка вокруг подернулась дымкой.
На короткое мгновение я перестал чувствовать собственное тело. Не было тяжести в руках и ногах, не кололо под ребрами, не беспокоила рассеченная щека. Зато появилось другое: холодный ветер, который будто скользил вдоль… крыльев? Я видел ту же поляну — только с высоты птичьего полета, глазами сапсана.
Я видел внизу себя на бурке, рядом — костерок, котелок, ружье было прислонено к стволу. Чуть дальше блестела нитка ручья, берега заросли травой, за ними тянулась балка с редкими деревцами. Картинка дергалась легкими рывками — как при резких поворотах головы.
Я попытался подняться — и понял, что «подняться» здесь значит совсем другое. Крылья дернулись, земля внизу накренилась, и меня едва не вывернуло изнутри от резкого движения.
«Спокойно, — понеслось в голове. — Это не ты. Это он».
Словно в ответ на мысль, сапсан сложил крылья, чуть просел, снова поймал поток и выровнялся. Весь этот полет длился, может, секунды три-четыре. Потом картинка сбилась в кашу — зеленые полосы, блики, небо и земля перемешались. В ушах зашумело, будто кто-то приложил раковину к голове.
Я очнулся там же под деревом, на своей бурке. Земля снова была на месте, над головой ветви дуба, ручей журчал, как и раньше. Только голова болела так, будто по ней прошлись сапогами.
— Вот тебе и «тихо прогуляюсь», — прохрипел я, прикрывая глаза рукой.
Во рту пересохло. Я нащупал рядом флягу, пальцы с третьей попытки ухватили ремешок. Отвернул пробку, сделал пару больших глотков.
Гул в голове медленно стихал. Где-то над поляной коротко вскрикнула птица. Я поднял взгляд. Сапсан все также кружил над мной, только теперь выше. Сделал широкий круг, еще один и, чуть накренившись, на миг посмотрел вниз.
Я снова почувствовал легкий отклик в груди — едва заметный, как слабый толчок.
— Ладно, пернатый, — тихо сказал я. — Похоже, мы теперь как-то связаны.
Ни ответа, ни привета, конечно. Сапсан просто взял чуть выше, поймал поток и ушел к холмам, мелькнув над линией деревьев. Связь, если это можно так назвать, сразу потускнела.
Я опустил взгляд на свистульку. Деревянный сокол все также висел на груди, будто обычная безделушка. Следов моей крови на ней уже не было — дерево впитало ее досуха.
— Алексей Прохоров, значит, — пробормотал я. — Что еще от тебя ждать, пращур…
Список странностей в моей жизни снова пополнился. Это было уже не просто «быстрое заживление ран» и «сундук-хранилище». Теперь где-то над предгорьями крутился молодой сапсан, мой сокол. И я понимал, что это не простая птица.
Я невольно вспомнил деда и байку про кипчакского хана. Как тот в плен попался, как, в выкуп за себя, подарил сокола, что должен служить всем потомкам, пока род не кончится. Выходило, это вовсе не стариковские байки. Теперь эта «легенда» кружила у меня над головой.
— Ну что, ханский подарочек, — пробормотал я, глядя в небо. — Раз уж так вышло… будешь Хан.
Я еще немного полежал, дожидаясь, пока голова перестанет гудеть. Щека тянула, но кровь уже остановилась.
— Ладно, хватит валяться, — пробормотал я и, упершись рукой в ствол, сел.
Подбросил парочку веточек в костер, поправил котелок. Добавил воды из фляги, закинул щепотку заварки. Пока вода нагревалась, я на автомате проверил ружье, поправил одежду.
Вода забурлила, чай дошел до кондиции. Я дал ему чуть остыть, сделал маленький глоток и сразу почувствовал себя лучше. Конечно, в этот момент и от кружки хорошего кофе не отказался бы, но как говорится, не до жиру.
Стало полегче. Шум в голове почти ушел, осталась легкая слабость. Взгляд сам упал на свистульку.
— Ну что, Хан, проверим, кто из нас двоих псих? — буркнул я себе под нос.
Я взял деревянного сокола в ладонь, сжал пальцами и поднес ко рту. На секунду замер, прислушиваясь к себе, и коротко свистнул. Звук вышел звонкий, режущий воздух. Эхо отозвалось где-то в балке. Не прошло и пары ударов сердца, как сверху раздался знакомый вскрик.
Я поднял голову. Сапсан — точнее, уже Хан — вынырнул из-за верхушек деревьев так быстро, будто все это время сидел рядом и только ждал сигнала. Сделал круг, еще один и, резко сложив крылья, почти камнем рухнул вниз. За пару шагов до земли распахнул крылья, притормозил и сел в двух шагах от меня, на корягу.
Глаза-бусинки — смотрел прямо, не отворачивался.
— Ну привет еще раз, — тихо сказал я. — Давай знакомиться, что ли.
Я достал из котомки вяленое мясо, отрезал ножом пару небольших кусочков и бросил один перед птицей. Сапсан дернул головой, шагнул ближе, попробовал клевать. Поковырял, отломил небольшой кусочек, пожевал. Постоял, будто решая, еще раз клюнул — и отступил.
По взгляду было видно, что не оценил.
— Что, Хан? — хмыкнул я. — Свежатины захотелось?
Птица дернула головой, будто соглашаясь, приблизившись ко мне.
— Так сам еще не добыл, — сказал я уже вполголоса. — Может, поможешь, а?
Слова были шуткой, но я дополнял их образами. Постарался представить, как сапсан поднимается выше, облетает окрестности, ищет дичь: зайца, кабана, хоть кого.
Я почти видел это у себя в голове и, как бы, толкнул эту картинку вверх. Сапсан коротко вскрикнул и распахнул крылья. Одним прыжком взлетел на корягу, пару раз махнул — и стремительно ушел в высоту.
— Так… — протянул я. — Пошел, значит.
Я уселся обратно на бурку, возвращаясь к недопитому чаю. Сделал пару глотков, и на всякий случай, снова принял горизонтальное положение. Опыт потери сознания у меня за сегодняшний день уже был. Прикрыл глаза, сосредоточился. Где-то там, над поляной, я чувствовал еле заметное присутствие птицы.
Минуты полторы ничего не происходило. Я уже решил, что в этот раз все ограничится обычной охотой, как вдруг внутри что-то дрогнуло.
Не рывок, не удар. Скорее сигнал, легкий толчок откуда-то сверху. Я глубже вдохнул, расслабил плечи и мысленно потянулся к сапсану. Мир снова сместился. Тело под дубом будто отошло в сторону. Я почувствовал струю воздуха под крыльями — и снова увидел картинку сверху.
Поляна была уже за спиной. Сапсан шел над балкой, вдоль ручья, набирая высоту. Чуть дальше по течению, на одном из поворотов, показалось движение. Семья кабанов неторопливо направлялась к водопою. Там вода расширялась, образуя мелкую заводь. До воды им было примерно с версту. Впереди — здоровый секач. За ним — три подсвинка поменьше, с еще не до конца ушедшими полосами на боках. Я постарался прикинуть, куда именно они должны выйти.
Сапсан описал небольшой круг, меняя угол обзора.
«Вот это уже интересно», — отметил я.
Кабаны двигались в сторону того места, где сегодня я делал засидку. Почти по той же тропе, которую я несколько часов караулил утром.
Я не стал ждать, пока меня снова вырубит. С усилием «отключился» от полета и вернулся в собственное тело. Глаза открылись сами. Дуб, бурка, костер — все было на месте.
Голова шумела, но не так сильно, как в первый раз.