— Мы зашли в тупик, — грустно констатировал Покровский. — Значит, все пока останется по-прежнему. Это как-то повлияет на наши договоренности?

— Нет, но не ждите, что я оставлю эту тему.

— Зачем я вас позвал? — сменил тему император, — Как вы думаете?

— Поговорить о бессмертии, — улыбнулся я. — Вскоре познакомлю вас с Великой Эстельвен.

— И это тоже. Спасибо! Но я хотел сказать, что нам пора упорядочить наши отношения. Я выбрал дом, который уместно передать вам в качестве посольства. Николай Александрович, прошу вас!

— Это особняк чаеторговца Щербакова. По нашим данным он как-то попадал в сферу вашего внимания. В любом случае, здание историческое, добротное и просторное, расположено удобно. Не дело, что по факту ваше представительство «ютится» в загородном отеле. Вас устраивает помещение?

— Почему бы и нет? А что со старым владельцем? — на самом деле я знал, что с ним. Настоящие его хозяева, Кобры, приказали долго жить.

— Купец Щербаков сильно провинился перед Российской Империей. Он получит компенсацию от казны и удалится на постоянное жительство в свое загородное имение. Пусть будет благодарен, что отделался малой кровью.

— Ну что ж, отличный дом, с благодарностью принимаю.

— Тогда дело за малым, вам надо назначить посла. Или вы, Яков Георгиевич, возьмете на себя эту роль? Опять же по факту вы ее и исполняете.

— Я сторонюсь чрезмерной административной нагрузки. Есть у меня в штате талантливый директор школы. После небольшого, но емкого обучения он вполне справится с задачей.

Я, конечно, имел в виду Модеста Вениаминовича Мирского, которого я вытащил со свалки. И сейчас я судорожно прикидывал, где я возьму обучающие обручи для него. И какие именно. Эх, мне бы русского дипломата на час, чтобы местную кухню разъяснил. По моему секретному методу. Ладно, зря у меня что ли целый новый Университет стоит!

— И мы вам человечка пришлем, — сказал Покровский. — Найдется в вашей новой столице уголок для посла Российской Империи?

— У меня построен целый посольский квартал! Лучший дом в нем — ваш!

— Позови ко мне Птицына! — рявкнул Орлов, когда Беринг покинул Кремль. — Нет, сам с ним поговори. Чувствую, не сдержусь, шею этому придурку сверну! Так меня и всех подставить! Жадный дурак!

— Слушаюсь, ваше величество! — поклонился советник и ушел в свой кабинет.

Вскоре у него на пороге возник Губернатор Московский. Сесть ему Покровский не предложил.

— Знаете, зачем я вас вызвал? — спросил советник холодно.

— Мне бы с его величеством поговорить, — промямлил Птицын.

— Петр Алексеевич не хочет вас видеть. Догадываетесь, почему?

— Наш конфликт с Берингом немного вышел из-под контроля…

— «Немного вышел»? Так вы это называете? Я изучил вашу, с позволения сказать, деятельность. Не сомневайтесь, поручение такое дал мне государь.

— Уверен, что смогу объяснить все спорные моменты!

— Будьте уверены в другом: ни я, ни государь не видим вас на этой должности. Да и на государственной службе.

— Помилуйте, Николай Александрович! — рухнул вдруг на колени Птицын. — Он же меня прямиком в ад отправит! Судью Малинкину он уже до психушки довел!

— Прекратите паясничать! — брезгливо поморщился советник. — Не были бы вы родственником покойной жены Петра Алексеевича, которой он слово дал заботиться о ее близких… Встаньте уже! Слушайте волю государя! С этого момента вы бессрочно находитесь на домашнем аресте. От службы вы отстранены без потери должности. Обязанности ваши возьмет на себя сам генерал-губернатор. Он же проведет аудит Московской Губернии. Счета ваши и прочее имущество арестованы до получения результатов проверки. Вам будет выплачиваться определенная сумма как пансион. Мы постараемся не посвящать прессу, это и в ваших интересах. Если все это просочится, то вас отстранят уже официально. Уходите. Вас отвезут в подмосковное имение.

Со мной связался Лихтенштейнский банкир Маркус. Голос его звучал испуганно. Он просил Манна немедленно прибыть для очень-очень важного разговора. Я в целом предполагал, о чем пойдет речь, но решил все же не отказываться от встречи.

Эльза была занята на операции. Алису я решил не брать, ни к чему ей светиться в эпицентре международного конфликта, а именно к тому дело и шло.

Маркус послал меня в ресторан, где мы обычно встречались с Беккером. Нам по традиции отвели отдельный кабинет. Там уже был накрыт стол, за которым скучали в ожидании незнакомый чернявый толстяк и уже достававший меня на выставке англичанин. Там он, правда, уламывал Якова Беринга, а сейчас они пришли побеседовать с Генри Манном.

— Вильям Хартман, — представился англичанин. — Если мы подружимся, вы сможете звать меня Билли. Я представляю финансовые круги Великобритании.

«Он что, перед зеркалом по сценарию свои монологи репетирует?» — подумал я, с трудом удерживаясь, чтобы не заржать как конь.

— Тури Манганьелло, — представился толстяк, по-английски он говорил с сильным акцентом. — Я представляю промышленников юга Италии.

— Как поживает любезнейший сеньор Морроне? И почему уговаривать меня, уж не знаю на что, не прислали его?

— А мы подумали, что вы слишком сблизились, — окрысился вдруг толстяк. — И кто тебе сказал Манн, что мы хотим тебя уламывать? Мы просто сообщим, как все будет.

— Узнаю родную мафию! А то я заволновался, что вы хватку потеряли, — рассмеялся я.

А про себя подумал, надо выяснить, что там со старичком Луиджи, может быть ему политическое убежище требуется.

— Как-то мы неправильно начали! — вмешался Билли. — И что же вы с порога быкуете, мистер Манганьелло? Кто так ведет переговоры?

— Должен же был я прощупать, из какого он теста, — ухмыльнулся сицилиец. — А то столько криков было про его исключительность.

Тури протянул мне потную руку, которую я проигнорировал, усевшись за стол напротив странной парочки. Вот никогда бы не представил рядом рафинированного англосаксонского джентльмена и толстого мафиози. Беккера с ними не хватало для комплекта.

— Да ладно, Манн, не дуйся! — хохотнул толстяк, хотя в глазах его проскользнуло что-то дикое. — Давай выпьем за знакомство!

— И тут я поддерживаю итальянского коллегу, — радостно заявил Билли. — Выпьем за начало большой дружбы.

— Или мы не станем тратить время друг друга и перейдем к делу, — ответил я с холодной улыбкой.

— Ладно, к делу так к делу, — посерьезнел Хартман, а Тура посмотрел на меня злобно. — Мы предупреждали вашего коллегу Беринга, что ситуация усложняется. И он доигрался. Россия в экономической блокаде. В каких отношениях вы с Берингом? А главное, в каких отношениях вы с Бореасом?

— Можете считать меня полномочным представителем его величества Этерна Первого.

— Это я и хотел услышать, — кивнул Хартман. — Тогда вы должны донести до своего повелителя, что он должен срочно вывести все производства с территории Российской Империи. Это касается и китайцев. Мировое сообщество не заинтересовано в промышленном росте этих стран.

— Должны? Возможно, я неправильно понимаю это слово, но разве оно не подразумевает, что когда-то и что-то давали в долг? Я не припомню, чтобы Этерну, мне или Берингу одалживали участие в экономической блокаде.

— Ваша ирония неуместна, — поморщился Хартман.

— Ты думаешь, Манн, мы тут торгуемся? — раздраженно буркнул Тура.

— Я думаю, что зря трачу время, — честно ответил я.

— Ну же, мистер Манн, — продолжил Хартман, — вы представляете молодую развивающуюся экономику. Вам предстоит завоевывать рынки, искать свою нишу в мировом экономическом сообществе. А с таким отношением вы рискуете подвергнуться тем же санкциям, что и Российская Империя. Она тоже расплачивается за непонимание ситуации.

— Я представляю державу, технологический уровень которой в разы превосходит все, чем располагает эта планета. И она готова делиться технологиями с дружественными державами. Вряд ли санкции способствуют дружбе.