— Давайте, товарищи, парты сдвинем, — предложил майор Самойлов, — раз я в некотором роде в качестве лектора буду выступать, то, думаю, круглый стол не самый оптимальный вариант. Ставьте ближе к доске.
— Будешь, Аркадий Михалыч — закончив двигать мебель, предложил полковник Савицкий Аркадию папиросу.
— Можно, — видя, что и другие командиры собираются перекурить не стал отказываться капитан Фомин.
— А ты давно с майором служишь? — проследив за взглядом Фомина, спросил Евгений Яковлевич.
— Да тут так сразу и не скажешь. Познакомились вот вчера только и то по телефону. А увидел только сегодня.
— Понятно. Удивлён, что не курит твой начальник?
— Есть такое.
На самом деле, если лётчики и сам Аркадий встали у открытых окон, то Самойлов так и остался у доски, присев на ближайшую к ней парту.
— Не удивляйся. Есть у меня товарищ один, он на Халкин-Голе воевал. Рассказывал, что Самойлов, тогда ещё зелёный лейтенант, там особым подразделением разведчиков командовал. Отчаянной смелости командир. Сам не раз в тыл к япошкам ходил. Ранен тяжело был. Вот с тех пор у него привычка.
— Почему? Из-за ранения?
— Да нет. Выдаёт запах курева человека то.
— А «Звезда» значит оттуда?
— Может оттуда, а может и нет. Он и в Зимней участвовал. Только я уже подробностей не знаю. Слухи одни.
— А что за слухи?
— Да ерунда. Не верю я в то, что он своего взводного застрелил, когда тот в карауле закурил.
Обалдевший Фомин уставился на полковника Савицкого ожидая, что тот сейчас рассмеётся, похлопает Аркадия по плечу и скажет: «Шутка». Но Евгений Яковлевич, затушил сигарету и оставаясь таким же серьёзным, только махнул рукой — пойдём, мол, места занимать.
— Жопой чую, аукнется нам этот разговор, — сказал кто-то за спиной Аркадия, но опознать говорившего по голосу капитан не смог.
— Давайте начнём с того, что я немного расскажу о себе, — Самойлов дождался, когда командиры рассядутся и прекратят перешёптываться, — в той части, которая касается моей компетенции. Первый раз участие в боевых действиях я принял в Монголии, на берегах Халхин-Гола. Мы занимались разведкой, ходили в рейды за линию фронта. Там я и познакомился с Яковом Смушкевичем. Договорились о взаимодействии, на случай если наши лётчики попадут в тыл к японцам. По своему профилю принимал участие в финской и польской компаниях. Но там наши с ВВС тропки не пересеклись.
После Зимней некоторое время восстанавливался после ранения. Занимал должность консультанта коллегии наркомата вооружений. Параллельно, как депутат Верховного Совета СССР вхожу в комиссию по делам Красной Армии. Как следствие, исполняя свои служебные обязанности я очень плотно контактирую не только со смежными наркоматами, но и с директорами военных заводов и с конструкторами. Думаю, не для кого не секрет, что и ВВС, и производство авиатехники у товарища Сталина на особом контроле.
«Смежные наркоматы — это какие? Все? Член комиссии Верховного Совета по делам Красной Армии, наверное, может в любые кабинеты без стука заходить. За исключением совсем уж заоблачных. И что ты там с финнами вытворял, что тебя аж в Верховный Совет избрали, — подумал генерал Захаров».
— Все вы я думаю в курсе, что в начале марта, по результатам проверки, правительство сочло подготовку ВВС КА неудовлетворительной. Были сделаны некоторые кадровые перемены и товарищу Смушкевичу поручили провести ряд реформ.
Стараясь сдерживать саркастические ухмылки, лётчики закивали.
— Так получилось, что Яков Владимирович делегировал несколько направлений мне. Одно из них — это помощь полковнику Грицевцу в создании авиакорпуса нового образца. В части радиофикации корпуса и взаимодействия с РЛС. Второе — создание структуры, которая получала бы и обрабатывала сведения, поступающие напрямую из авиаполков и дивизий. Мы назвали эту структуру — Информационный центр.
Генерал Захаров опять позволил себе усмехнуться, чуть-чуть одними уголками губ. Отношение к представителям ИЦ было двоякое. Официально признавая безусловную пользу от такого канала прямой связи авиасоединений и Главного Управления ВВС, командиры всех уровней, вплоть до командующего ВВС округа, относились к новой структуре крайне настороженно. Ведь теперь приходилось докладывать наверх практически о всех авариях и ЧП. Несколько случаев, когда начальство на местах пыталось скрывать лётные инциденты или «залёты», а также надавить на представителей ИЦ (названных с чьей-то лёгкой руки, уж не знай за какие заслуги, «клювоносами») ни к чему хорошему не привели.
«Клювоносов» как правило было двое. Старший — бывший лётчик, списанный по здоровью. Второй — радист, молодой здоровый лоб, знакомый с приёмами рукопашного боя. Откуда взялись эти радисты никто доподлинно не знал, но при всём обилии слухов Георгий Нефёдович склонялся к версии, что это на самом деле бойцы специальной десантной бригады ВВС. Только вот в то, что их готовят для высадки на Варшаву ему не верилось.
— Резюмируя всё вышесказанное, — продолжал майор Самойлов, — могу сказать, что сейчас я один из самых информированных в стране людей, касаемо происходящих в армии и военно-промышленном комплексе процессов. Разумеется, мы подаём сведения и рекомендации наверх. Но сами понимаете в очень укрупнённом виде.
Я на данный момент знаю работу и пехотных и авиационных соединений изнутри. Знаю, как работает реальное производство. И какие узкие места есть у каждого конкретного авиазавода. Знаю не только их директоров, но и всех главных конструкторов вооружения. Я разговаривал с людьми вплоть до бригадиров и слесарей опытных участков КБ.
К нам стекается информация по промышленности, по новым конструкторским разработкам, и по тому, что твориться непосредственно у вас. Как в плане выучки и дисциплины, так и в плане новой техники, начиная от качества поступающих самолётов и вплоть до обеспечения запасными частями и жилым фондом.
Представляю, например, какого взаимодействия ждут от лётчиков танкисты и на что они смогут рассчитывать в случае реальных боевых действий. Последняя полученная вами памятка по типовым тактическим приёмам немецкой авиации, так же была подготовлена при некотором моём участие.
К чему я всё это говорю?
«Да, к чему? Страсть, как хотелось бы понять, — снова мысленно прокомментировал слова Самойлова генерал Захаров, — очень уж с тобой, товарищ майор, всё туманно. И сейчас вот пятой точкой чувствую, что хорошо если половину нам рассказываешь. Нас ведь лётчиков не так и много, все мы или служили вместе, а нет, так общий знакомец сыщется. И как Смушкевич с Рычаговым схлестнулись знаем, и как лётчики Сергея Грицевца, чуть не посшибали бомберы из 140-го полка знаем. А про то, чего не знаем ты, к бабке не ходи, и под пытками вряд ли расскажешь».
— К тому, что мои прогнозы — это не голословные утверждения, а моделирование ситуации, основанное на огромном количестве данных. В том числе и по Вермахту, и по промышленному потенциалу Третьего рейха и его союзников.
— Скажите, Виктор Степанович, а как к вашему прогнозу относятся в Москве? — задал напрашивающейся вопрос командир 12-й БАД полковник Аладинский.
— Честно скажу и нарком товарищ Тимошенко, и начальник Генштаба Георгий Константинович Жуков считают мой прогноз излишне пессимистичным если не сказать паникёрским. Красная Армия сильна как никогда. Гитлер не посмеет. А немецкий пролетариат не допустит. По крайней мере до разгрома Британии. А майор Самойлов молодой дурак. Вот такова официальная позиция командования РККА.
Самое печальное, что политическое руководство страны до недавнего времени всецело эту позицию разделяло. Сами знаете, случись война — мы малой кровью, да на чужой территории.
— Но, Виктор Степанович, ведь в последнее время этот лозунг значительно потерял актуальность. Вроде бы сейчас официальная позиция звучит: «Умрём на границе, но не пяди своей земли не отдадим»? — заметил генерал Полынин, так же, как и Владимир Иванович Аладинский командующий бомбардировочной авиадивизией.