Он кладет трубку, не давая мне возразить. Теперь я в курсе, откуда в Дубровском эта легкая категоричность и желание держать контроль ели не железной хваткой, то точно хотя бы одной рукой.

Водитель Форварда-старшего максимально пунктуален - мы закончили наш разговор в 12:36, а машина ждет меня у дома уже в 13:35.

Черный, тонированный «Майбах» бесшумно скользит по улицам города. Я сижу на на мягкой, пахнущей дорогой кожей подушке заднего сиденья, пытаюсь разглядывать пейзаж, но не вижу ничего, кроме своего отражения. На мне простое бежевое платье, туго связанные в пучок волосы и полное отсутствие косметики. И, конечно, следы бессонницы под глазами. Не оставлю ему ни шанса подумать, что у нашего «свидания» может быть романтический подтекст.

Машина сворачивает с оживленной трассы, проезжает через высокие кованые ворота и останавливается на территории закрытого загородного клуба. Водитель открывает для меня дверь и протягивает руку, помогая выйти.

Идеально подстриженные газоны, вековые сосны, пронзительная, звенящая тишина. Вдалеке виднеются теннисные корты, на которых несколько человек в белоснежной форме лениво перебрасываются мячом. Воздух здесь пахнет хвоей, свежескошенной травой и, разумеется, большими деньгами.

Форвард ждет меня на открытой террасе клубного ресторана. На нем белое поло, светлые льняные брюки. Он выглядит расслабленным и минимум лет на пять младше своего возраста, а еще - слегка взмокшим, видимо потому, что только что закончил партию в теннис.

На столике, в тени огромного зонта, замечаю бокалы с соком и тарелку с фруктами.

— Присаживайтесь, Майя, - Форвард-старший указывает на плетеное кресло напротив. - Надеюсь, вы не против такой обстановки? Не слишком претенциозно для вас? Здесь нас точно никто не потревожит.

Я сажусь, делаю глоток приятно прохладного сока и сразу перехожу к делу. Задерживаться на светскую болтовню нет ни желания, ни необходимости.

— Вчера вечером у меня состоялся сложный и неприятный разговор с Владимиром Резником, — начинаю я, глядя ему прямо в глаза.

Форвард делает еще глоток, без тени удивления на лице.

— Он поставил ультиматум, - продолжаю я, и голос звучит ровно, почти безэмоционально. - Либо я добровольно ухожу из проекта «Синергия» и увольняюсь из компании, либо он инициирует скандал, который уничтожит не только мою карьеру.

— Он угрожал вам? - В мужском голосе появляются стальные нотки.

— Он угрожал вашему сыну.

Павел Форвард ставит бокал на стол. Его глаза, зеленые, как лед, смотрят на меня в упор.

— Подробнее, пожалуйста, Майя.

Я рассказываю. Все. Про угрозу Резника поднять вопрос о «конфликте интересов». Про то, как он собирается представить нашу со Славой связь, как кумовство и коррупцию. Про то, как это ударит по репутации Славы и по его репутации его самого в частности и по всему проекту в целом.

Форвард слушает, не перебивая, с непроницаемым, абсолютно не считываемым выражением лица. Факт наших со Славой отношений никак не комментирует. Он как будто вообще не обращает внимания на эту часть моего рассказа. Его интересуют только детали угрозы - конкретные формулировки, точные слова. Каждая деталь, которые мне приходится повторять по несколько раз. Это похоже на проверку - не вру ли я. Если бы хотя бы часть моей истории была выдуманной - я бы обязательно на чем-то прогорела. Чувствую себя подопытным кроликом, и если бы на кону не стояла судьба Славы - я бы уже давным-давно ушла. Впрочем, если бы на кону не стоял Слава - меня бы вообще здесь не было.

И мне кажется, что Форвард тоже отлично это понимает.

— Почему он так одержим вами, Майя? - задает вполне закономерный вопрос, когда я замолкаю. - Такая иррациональная ненависть… Должна быть причина.

Я молчу. Не хочу говорить об этом. Не хочу вскрывать перед этим человеком свою грязь и унижение. И стараюсь не думать о то, что признаваться в то, что выгляди как сексуальная неизбирательность отцу своего мужчины - это просто… Хотя, конечно, уже и так понятно, что лучше перестать называть Славу «своим мужчиной». Даже если во мне еще теплится капля надежды, что можно как-то решить эту тупиковую ситуацию, не принося ничего в жертву.

— У вас был роман, я прав? - Вывод Форварда - точный и четкий, болезненный, как удар скальпелем. - Мой опыт не подсказывает мне других вариантов, почему мужчина может настолько желать уничтожить женщину. Ну разве что это бывшая жена, обобравшая его до нитки, но, насколько мне известно, замужем вы были давно, и точно не за Резником.

Я вздрагиваю, сжимаю в кулаки лежащие на коленях руки. Этот пас тоже прекрасно понимаю - настолько он нарочито прозрачен. Конечно, Форвард навел справки, все обо мне узнал. И то, что у меня связь с его сыном, для него не было тайной задолго до того, как я пришла сюда с этим «откровением». Никогда в жизни не чувствовала себя настолько нелепой и смешной. Знает ли он про нашу связь с Резником и снова валяет дурака, проверяя, как далеко я готова зайти в своей откровенности, спасая его сына, или хотя бы это стало для него неожиданностью? Про наш роман с Резником он в принципе действительно мог бы и не знать - он был коротким и практически весь прошел за дверьми моей квартиры. И единственное, в чем мы генеральным достигли молчаливого взаимопонимания - так это в необходимости держать язык за зубами.

Поэтому, чтобы не загонять себя в глухой угол, выбираю, как мне кажется, единственно правильный ответ на вопрос Форварда:

— Это не имеет значения.

— Имеет, - его голос становится жестче. Моя слабая уловка не сработала. - Я должен понимать мотивы человека, который пытается давить на моего сына. Понимать, чтобы быть уверенным, что вы не лезете грудью на амбразуру, пытаясь закрыть собой ошибки Вячеслава.

— Да, господи, - выдаю слишком громко, чувствуя, как щеки заливает краска адского стыда. - Был. Короткий. Самая чудовищная ошибка в моей жизни.

На лице Форварда на мгновение появляется тень раздражения, которую быстро сменяет холодная, брезгливая ярость. Я делаю глоток сока, чтобы избавиться от противной сухости во рту. Стараюсь не думать о том, что именно из всех этих «чудесных» эмоций направленно на меня, а что - на Резника. Или вся форвардовская щедрость - только мне одной?

— Ясно, - наконец, говорит он, и это звучит примерно как констатация - теперь для него все встало на свои места. - Типичное поведение мелкого, уязвленного тирана. Не смог получить женщину - решил ее уничтожить.

Он замолкает, глядя куда-то поверх моего плеча. Молчит довольно долго, а я просто жду. Даже толком не знаю чего. Помощи? Совета? Точно не сочувствия.

— Майя, вы пришли ко мне, чтобы я помог защитить Вячеслава, - наконец. Нарушает тишину, выдавая еще одну сухую констатацию факта. - Ожидаете, что я найду какой-то способ заткнуть Резнику рот?

Без лишних слов просто киваю.

— А Вячеслав, я так понимаю, не в курсе ваших благородных порывов? И для него будет большим сюрпризом, когда он узнает - если узнает - что я вмешиваюсь в его личную жизнь?

— Я понимаю, что это сложно, - очень аккуратно подбираю слова. - Я догадываюсь, что у вас… натянутые отношения.

— Ваша деликатность просто выше всех похвал, - ирония Форварда сводит на нет мои попытки сгладить углы. - Мы, строго говоря, уже несколько нет даже не разговариваем, Майя. Называйте вещи своими именами - наши с ним отношения не «натянутые» - они просто в принципе отсутствуют.

Меня подмывает воспользоваться ситуацией и спросить, что произошло после той аварии. Или еще до нее…? Но я прикусываю язык. Эту историю я хотела бы узнать от Славы, но теперь, видимо, не судьба. Поэтому, пусть остается неведение. В конце концов, кто я такая, чтобы Форвард раскрывал передо мной душу? Просто женщина, чья чудовищная ошибка поставила на кон все мечты его сына.

— Павел Дмитриевич, я бы никогда не обратилась к вам за помощью, если бы был какой-то другой вариант. - Сглатываю, чувствуя на языке противное послевкусие казенных слов. - Не могу позволить, чтобы из-за меня…