— … его особенное отношение к тебе, - заканчивает за меня Дубровский, когда пауза затягивается.

— Это просто работа, Слав. Была, - добавляю с легким нажимом.

Мысленно готовлюсь отбивать упрек и пережить нашу первую ссору, но Слава, подумав еще немного, дергает плечом, подходит и берет мое лицо в ладони.

— Ты сделала то, что считала нужным, Би, - говорит он серьезно, но в серебряных глазах – полное, безоговорочное принятие. – Я тебе доверяю. Мне просто не по себе, что ты собираешься воевать с этим пидаром. Я про Резника. Может, я лучше ему рожу начищу?

Моя безрассудная часть охотно на это соглашается, но голос разума берет верх.

Мордобой, даже если Резник его на двести процентов заслужил, ничего не изменит. А я хочу сделать так, чтобы у этого мудака был пожизненный волчий билет. Поэтому я целую своего брутального красавчика в подбородок и говорю, что его руки слишком хороши, чтобы пачкать их об кусок дерьма. По недовольному выражению лица вижу, что ему очень неохота отказываться от этой идеи, но он, как обычно, прислушивается.

— А это для чего? – Слава заводит руку мне за спину, достает из коробки прозрачную тубу с темно-зеленым наполнением. Понимаю, что таким образом ставит точку на этом (по крайней мере на сегодня).

— Это маска для лица.

— Выглядит как то, что может вытечь из зомби, - морщится он.

И не успевает ничего предпринять, когда я, быстро свинтив крышку, выдавливаю немного на палец и мажу ему нос. Просто стоит и смотрит на меня с многозначительным взглядом а ля «Ты же сейчас это сотрешь, да?» Я не стираю, я выдавливаю еще немного и старательно мажу ему лицо.

Примерно через тридцать секунд откровенных издевательств, Слава сгребает меня в охапку, крепко держит и начинает звонко расцеловывать, так, что я тоже покрываюсь «трупными пятнами». А потом тащит обратно под душ.

Утром я открываю глаза минут за десять до будильника, уже по привычке.

Мы с Дубровским спим, запутавшись друг в друге. Моя нога – на его бедре, его рука – у меня на талии. Обожаю эти первые сонные минуты, когда ничто не мешает разглядывать мне его спящего – расслабленного и правда посапывающего, как медведь.

И в эту тишину, как выстрел, врывается резкая, металлическая трель.

Я вздрагиваю, окончательно просыпаясь, потому что на этот раз звонит его телефон.

Слава кого-то глухо материт во сне, шарит рукой по тумбочке.

— Да, - отвечает обрывистым, хриплым и раздраженным голосом.

Слушает, пока пальцы блуждают по моему плечу. А потом замирают.

— А теперь еще раз, медленнее. – Сон слетает с него за миг.

Резко садится. Включает лампу на тумбочке, и свет больно бьет по глазам.

— Кто? – спрашивает ледяным тихим голосом. – Когда подали заявку?

Что-то случилось – Дубровский вскакивает с кровати совершенно голый, прижимает телефон плечом, натягивает боксеры, идет до гардеробной.

Я подтягиваю покрывало к груди, не рискуя приставать с вопросами. Но по тому, как напряглись его плечи, и как Слава сосредоточено потирает затылок, и так понятно – это явно не те новости, которые ждешь услышать в шесть утра.

— Да, я понял, - бросает в трубку, замирает посреди комнате. Слышу короткое отрывистое «Пиздец» и чуть громче, уже явно своему собеседнику: - Хорошо.

Слушает еще секунду, заканчивает разговор, какое-то время смотрит на аккуратно развешенные ряды моих вещей – и только потом поворачивается. Лицо в эту минуту у него такое… Мне сразу хочется выбраться, обнять и сделать все, чтобы он больше никогда не смотрел вот так, даже если этот взгляд предназначен не мне, а, скорее всего, тому, кого в этой комнате в принципе быть не может.

— Что случилось? – подбираюсь к краю кровати, перебирая в голове вообще все на свете сценарии, включая падание метеорита.

— Кажется… - Слава хмурится, перед тем как произнести это вслух, явно еще раз гоняет инфу в голове. – У меня хотят спиздить двигатель…

Пока я пытаюсь осознать, что значат эти слова – у меня ступор – Дубровский начинает двигаться. Без паники, не делая никаких резких движений, но от него настолько фонит концентрированной яростью, что я невольно подтягиваю одеяло еще выше, укрываясь уже почти с головой.

Не кричит и не размахивает руками. Просто одевается – методично, резко, как поднятый по тревоге солдат. Натягивает первые попавшиеся джинсы и свитер.

Мне кажется, что именно так ведет себя хищник, на чью территорию зашли чужаки и все там изгадили.

— Слава? – осторожно шепчу я.

Он не оборачивается, поправляет воротник и садится на край кровати рядом, спиной ко мне. Вижу, как напряглись его плечи. Мягко кладу на них ладони – Дубровский делает рваный вдох, не глядя кладут руку сверху и переплетает наши пальцы.

— Я могу хоть чем-то помочь?

— Боюсь, что нет. – Чмокает костяшки моих пальцев.

Поднимается, через плечо бросает, чтобы поспала еще сколько получится, сует ноги в ботинки и выходит.

Я, конечно, не сплю. Просто сижу в кровати и гоняю туда-сюда его слова о том, что кто-то пытается украсть его детище. Все эти технический тонкости про патенты для меня – дремучий лес. Знаю только, что потерять патент на свой эксклюзив – страшный сон любого разработчика.

На всякий случай проверяю свою корпоративную и личную почту, но там, конечно, только рабочие документы. Попытаться все равно стоило.

В офис приезжаю чуть раньше, потому что сидеть дома в неведении уже просто не могу.

Офис живет своей обычной жизнью. Я иду через проходную и даже пропуск пищит ровно так же, как и всегда. Никакой паники и суеты.

На моем этаже сотрудники столпились у кофейного автомата, когда прохожу мимо и прислушиваюсь, то не улавливаю ничего интересного – типичная болтовня о прошедших выходных.

Господи, впору задуматься, все ли в порядке с моей головой – может, вся эта история с двигателем мне просто приснилась? На ходу набираю Славе короткое «Дай знать, как что-то прояснится» и он почти тут же отвечает коротким «Ок». Значит, не приснилось.

— Доброе утро, Майя Валентиновна, - улыбается в приемной Маша. – Кофе как обычно?

— Доброе, Маш. Да, пожалуйста. И… что у нас нового?

— Кирилл Семенович уже на месте, просил вас зайти.

Орлов уже вернулся?

Я всю неделю его ждала, а теперь, когда самое время бодро бежать «сдаваться» с заявлением, сердце почему-то предательски дергается.

— А еще тут какой-то… кипеш с утра, - добавляет уже едва ли не шепотом, хотя дверь в приемную закрыта и кроме нас здесь больше никого нет.

Подаюсь вперед, более чем явно показывая заинтересованность, но Маша молчит.

Боже, если бы на ее месте была Амина, у меня на столе уже лежала бы стенограмма каждого сказанного в нашей «башне» слова.

— Маш, я жду, - приходится поторопить.

— Орлов вызвал на экстренное совещание весь юридический отдел. Вообще весь. Уже час о чем-то ругаются. – И добавляет, как будто вскрывает гостайну. – Громко.

Киваю, как будто просто принимаю к сведению.

— Понятно. Спасибо, Маша.

Примерно полчаса пью кофе, ожидая, пока из приёмной Орлова придет ответ его секретарши – отправила ей письмо с просьбой застолбить для меня хотя бы пятнадцать минут. Потом переключаюсь на работу, но мысли рассеиваются.

Слава молчит. Я пару раз порываюсь еще раз предложить ему своему помощь, но в итоге совсем отказываюсь от этой мысли. Чем я могу ему помочь? Перетягивать внимание и время на болтовню, когда у него там каждая минута на счету?

В итоге ни через час, ни через два, в приемную Орлова меня так и не вызывают.

Но когда выхожу в туалет, то там уже никто о погоде и похмелье не болтает. Или мне так только кажется?

В когда до полудня остается примерно полчаса, раздается резкий, требовательный звонок по внутренней связи. Это секретарша Орлова и я сразу понимаю, что что-то не так, потому что вместо того, чтобы маякнуть мне, когда к нему можно будет зайти, в трубке раздается ее довольно резкий голос: