— Там же поселились сильнейшие воины Исграмора. Или одни из. Но они больше интересуются возведением пиршественных залов и иных строений, привлекая других прибывших людей. Получив недавний отлуп от наших архимагов возле Альката они переместили свой фокус на великанов. Прибыло ещё несколько их кораблей, судя по слухам… Похоже, популяция этих полуразумных существ становится устойчивой… — раздался весьма равнодушный голос Первого Меча, ставший удаляться куда подальше. — И да, Виртур, по поводу твоего статуса кандидата в епископы, ты его получил…

Выдохнув, через некоторое время Нафти вышел из-за статуи, хотев было продолжить свой путь…

Но к своему шоку обнаружил лежащую на левом плече ладонь, крепко сжавшую его плечо.

— Так-так-так… Так как ты вряд-ли шпион… — как только плечо Нафти было отпущено, он ме-е-едленно развернулся в сторон усмехающегося Первого Меча, чьи глаза напоминали едва видимые щёлочки, из-за чего его эмоции по взгляду не определялись.

А на лице царила лёгкая заинтересованность — не более.

— Г-господин Первый Меч… — голос парня едва не дал петуха от такого концентрированного внимания.

Ибо в трёх метрах позади Феатора Касланы стояли и шедшие с ним эльфы.

— Тебя зовут Нафти, да? Весьма недурный уровень Магии Иллюзий. Право слово, я тебя даже сразу и не заметил. — губы вышестоящего распылись в весьма напрягающе-подозрительной улыбке. — Идеальный кандидат для нашей будущей службы разведки, не считаете?

— О Аури-Эль, Феатор… — обречённо покачала головой капитан Вайсиниэль, добродушно усмехнулся её коллега Гелебор, и заинтересованно сверкнул глазами лейтенант Виртур.

С тех пор жизнь одного юнца кардинальнейшим образом поменялась.

Северная часть будущего Истмарка.

В то же время.

Исграмор Избранник Кин.

Его отряд двигался на восток.

Долгое время шла на восток та часть Соратников, что решила остаться со своим Предвестником, надеясь добраться до моря.

Тогда, именно тогда он вышел к кургану Ингола, своего любимого старшего сына, что погиб не из-за предательства эльфов, не в бою с ними, не от хвори какой, но по капризу Кин. Увы, его покровительница была столь же непостоянна, как и бушующие в море штормовые ветра.

Он… Он не ожидал не ожидал увидеть такое яркое напоминание о кончине сына так скоро, и не мог тогда ни один из сладкоречивых скальдов описать то горе, которое охватило его вновь, которое было подобно вновь хлынувшей крови из затянувшейся раны.

Именно там, именно там он обратил свой взор на юг, где холодная и тихая северная река впадала в море, и взял свой обет перед богами и самой Кин.

Команда его флагмана, великого «Илгермета» во главе с ним самим построит в этом месте великий город, что будет стоять своей воплощенной славой, прославляя всю человеческую расу, а сам же Исграмор всегда сможет из своего дворца увидеть могилу старшего сына и утешиться тем, что на этой новой земле, на земле Скайрима, его род обретёт мир и покой, которого не знал на Атморе, разобщённой, полной противоречий.

Тем временем, на фоне размышлений и воспоминаний старца, пленные эльфы ломали камень и строили город для своих победителей, тех, кого они когда-то предали, обманули и тем самым обрекли свой народ на такую участь. Множество рабов умирало и продолжало умирать во время великого строительства, материалы для которого были взяты из их разрушенных горделивых дворцов.

Исграмор со своими воинами без пощады подгоняли этих несчастных тварей, нанёсших им столько потерь в предыдущей битве, дабы город становился все выше, чтобы он оседлал саму реку, чтобы никто, абсолютно никто не мог добраться до его внутренних земель, не выказав должного почтения их законному хозяину. Ему — Исграмору, Убийце Эльфов.

— Работайте, длинноухие твари! — прикрикнул один из воинов, наблюдающий за строительством огромного моста.

В это время Исграмор находился неподалёку, восседая на деревянном троне, поедая суп с помощью ложки, на которую пленные эльфы почему-то странно косились. К чему бы это?

(Суровая атморская ложка Исграмора. Да, это ложка, не спорьте!)

Взгляд его был обращен на тот же самый мост, который будет следующие века и даже тысячелетия соединять два берега реки, дабы ни один презренный эльф не сумел пробраться к городу и отомстить за своих коварных собратьев, павших от их праведных рук.

А таковые были — старец ещё помнил свою величайшую схватку, разрушившую целый лес и уже прославившуюся среди его народа. Правда, преувеличил он произошедшее… Не столько эльфов там было, не столько. И лишь один из них был настолько силён… Но… Уверенность своих людей требовалось поддерживать.

Никакого пораженчество. Только упрямый и стремительный путь вперёд, который в итоге успешно был проведён.

Невольно морщинистая щека старика дёрнулась, когда фантомная боль отразилась в боку.

О да, он помнил того сияющего эльфа. И из слов пленников позднее узнал, кто это был такой. Первый Меч их главного бога, главный воин последнего. Достойный противник, хотя и бывший из числа подлых эльфов. Сама Буря его не любила, а это уже говорило о признании, ведь ко всем остальным убитым она была совершенно равнодушна.

Феатор Каслана… О, он знал что эльфы живут дольше людей. Но память последних жила ещё дольше, и он позаботится о том, чтобы его потомки знали об этой угрозе. И тогда один из них, наверняка не сам Исграмор, но одолеет этого эльфа, прославив его семью ещё сильней. Быть может, даже превзойдёт самого конунга Атморы.

Интересно, уже печально прославившийся великан Синмур будет сильнее того ушастого, или та схватка так и останется величайшей во всей его жизни?..

…Дворец его, мощный и основательный, не был изящен и элегантен, подобно горделивым строениям эльфов. Он был местом не только жизни, но и обороны от всяких врагов. Меров ещё на жизнь его потомков хватит, и они несомненно попытаются отомстить.

Но не меньше длины строящегося моста хотел сделать его Исграмор — его шпили достигнут небес, словно бы покоряя сами штормовые ветра, которые и принесли Исграмору горе утраты.

Мимолётом он вспомнил то, каким образом им удалось получить такое огромное количество рабов.

Это… Была большая битва.

В будущем, при развитии стратегии и тактики её бы назвали генеральным сражением.

Здесь, чуть южнее строящегося города, которому уже было подобрано название — Виндхельм, она и произошла. Почва в том месте ещё долго будет багровой.

Собрав все свои силы в кулак, противостоящие ему эльфы, из тех, что не заперлись в своих высоких городах и боятся даже носу высунуть, попытались решить всё одним сражением.

Стройные ряды длинноухих подлецов, облачённые в белоснежные доспехи выстроились на некотором удалении, готовясь к сражению. Их было меньше, но они были уверены в своих силах, потому что их возглавлял их вождь, сын их мёртвого короля. Выжившие потом эльфы говорили, что он убит был каким-то чёрным чудовищем, о котором они вспоминать боялись даже под пытками.

Словно нечто нагоняло на них ужас больший, чем всякие инструменты палачей.

Особых приказов перед тем боем Исграмор не раздавал. Даже с его голосом было бы проблематично перекричать шум боя, состоящий из боевых кличей и криков, стонов раненных и умирающих, звонка клинков и рубки деревянных щитов. Не говоря уже про магию Азидала, всё ещё поддерживающего своего собрата по горю Ночи Слёз.

Там, в долине горячих гейзеров, вырывающихся из земли с первобытной яростью, они и сошлись в бою лицом к лицу.

Битва была кровавой, жестокой, яростной. Эльфы впервые сражались столь упорно и отчаянно, словно что-то защищая. В тот раз они не отступили, как у них ранее бывало при достаточных потерях своего воинства. Отчего убили достаточно многих хороших Соратников…

Переломный момент случился в том сражении, когда Исграмор на поле боя обнаружил того самого принца, в этой битве почему-то бывшего без своего сияющего копья и доспехов.