Массивный из красного резного дерева письменный стол. Справа от окна — высокие до потолка шкафы, за стеклянными витражными дверцами просматривались фолианты с тиснёнными золотом корешками. Слева на стене — несколько картин в солидных резных рамах из светлого дерева. Или хорошие копии или оригиналы — морской пейзаж, натюрморт, густой лес с рекой, старинные домики.

Когда хозяин уселся в своё «директорское» кресло из черной кожи, он указал мне на другое, что стояло перед столом.

— Курите? — протянул открытую сигаретную пачку «Kent», а когда я покачал отрицательно головой, произнёс: — Правильно. Курить вредно, — но сам вытащил сигарету, щёлкнул серебристой плоской зажигалкой и выпустил в воздух тонкую струйку дыма, распространив аромат дорогого табака. — Ваша жена сказала, что вы окончили МГУ?

— Да. Отделение астрономии на физмате. Потом аспирантура, защитил диссертацию. Я — астрофизик.

— Понятно. И почему не остались преподавать?

Меня стал напрягать этот допрос. Будто я должен сдать экзамен для того, чтобы меня подпустили к парню, которого надо лишь натаскать по физике и математике.

— Не сложились отношения с ректором.

— С Грачёвым? Да, он человек сложный, — Костецкий сощурился, покатал желваками.

— На какой факультет хочет поступать Глеб?

— На факультет вычислительной техники и кибернетики.

У меня непроизвольно взлетели вверх брови, мой взгляд на хозяина кабинета, заставил того улыбнуться.

— Что вас удивляет, Олег Николаевич? Я купил сыну персональный вычислительный комплекс. Ему понравилось с ним работать. Вы имели дело с вычислительной техникой?

— Да, имел дело. Делал кое-какие расчёты, когда учился в университете. «Минск-3». И потом, когда писал диссертацию. У нас уже была БЭСМ-6.

Мог ли я сказать хозяину этого кабинета, что фанат компьютерной техники? Работал почти всю свою взрослую жизнь на персоналках, сам их собирал, настраивал, устанавливал программы. Но ведь все это было в той, другой жизни. А здесь я мог вспомнить только свою учёбу в универе.

Костецкий затушил сигарету в массивной пепельнице из черного гранита, сцепил пальцы:

— Мои условия: вы будете за каждый урок Глебу получать десять рублей. Если Глеб поступит в университет, то получите премию в три тысячи. Два раза в неделю, два часа. Вас устраивает?

— Вначале мне нужно проверить знания Глеба. Как он учится сейчас?

— Он способный, но ленивый. Когда ему интересно, получает пятёрки, но может скатиться на тройки, порой на двойки.

— А если он не поступит?

— Тогда ваша премия отойдёт Грачёву, — хозяин криво усмехнулся. — Я понимаю, вы хотели бы сказать, почему бы это не сделать сразу? Но я хочу, чтобы Глеб поступил сам, — Костецкий хлопнул ладонью по столу. — Учился сам. Стал специалистом. И понимал, что главное — это знания. Ну что ж, — он нажал кнопку звонка.

И через пару минут на пороге появилась невысокая пожилая женщина в синем форменном платье, белом кружевном переднике.

— Ольга Александровна, позовите Глеба.

Женщина исчезла, чтобы через минуту в кабинет хозяина вошёл парень в шортах и клетчатой рубашке — копия хозяина кабинета, только более молодая. Высокий, худощавый, спортивного телосложения. Короткая стрижка.

— Глеб, это Олег Николаевич Туманов, будет заниматься с тобой по физике и математике.

— Хорошо, папа, — парень вежливо кивнул.

Комната Глеба оказалась полной противоположностью кабинету отца, в котором царил идеальный порядок. Здесь при входе сразу оглушал запах канифоли, металла, проводки, ацетона, словно я вошёл в автомастерскую. Вокруг люстры — блюда из цветного стекла, с потолка свисали модели бипланов, парусников.

На письменном столе, не таком солидном, как в кабинете Костецкого, валялись вперемежку книги, тетради, тонкие и толстые, блокноты, карандаши, отвёртки, плоскогубцы, амперметр. На подставке — паяльник, рядом куча радиодеталей: конденсаторы, микросхемы, катушки с намотанной медной проволокой, транзисторы, датчики, светодиоды. Над столом — полки, заставленные коробками, в которых тоже отсвечивали мотки разнокалиберной проволоки — припой, медная и алюминиевая.

В центре комнаты — широкий и длинный грубый стол, на котором вывалил «потроха» некий агрегат, скорее всего, телевизор, или ещё какой-то прибор, судя по маленькому экранчику.

По бокам широкого панорамного окна висели плотные темно-зелёные гардины. Слева от него — высокий гардероб из полированного тёмного дерева. Сверху были навалены какие-то коробки, из которых свисали провода.

Глеб подбежал к письменному столу, схватил в охапку все барахло и перетащил на низкий журнальный столик. Подставил стул рядом и воззрился на меня.

Я аккуратно поставил портфель на пустое место на диване, вытащил оттуда несколько брошюр, задачников.

— Глеб, я тебе дам несколько задач. Ты их постарайся решить, чтобы я понял уровень твоих знаний.

Парень кивнул, из ящика письменного стола достал чистую тетрадку, присел на простой деревянный стул, жалобно скрипнувший под ним. Я выложил рядом на столешнице несколько книжек, заложенных закладками.

— Вот там, где галочки. Понятно?

— Угу, — Глеб аккуратно начал переписывать условие задачи, потом на пару минут задумался, покусывая кончик ручки, и что-то быстро и аккуратно стал писать.

А я прошёлся по комнате, разглядывая деревянные и пластиковые модели, свисающие с потолка. Заглянул в «потроха» лежащего на большом столе агрегата.

— Это у тебя телевизор? Или осциллограф?

— Телевизор. Цветной. Сам сделал. По чертежу. Уже почти собрал. Работает. Я тестирую сейчас.

Отодвинув кучи книжек, на корешке которых значились названия справочников по электротехнике, пособий по сборке, книжки «Знай и умей», присел, ожидая, когда парень закончит.

— Глеб, а почему ты решил в универ податься? — не выдержал я, оглядывая все хозяйство парня. — Тебе прямая дорога в радиотехнический. Имени Минца.

— Это отец захотел, — пробормотал Глеб. — Сказал, что хочет, чтобы я нормальную профессию получил. Вот. Я решил.

Я удивился, что парень справился так быстро. Взял тетрадку, чтобы проверить. Задачи по математике Глеб решил просто и даже элегантно, не справился только с одной, повышенной сложности, для третьего курса. Хотя и пытался найти решение. Все упражнения по электротехнике тоже дались парню легко. Но почему-то одна задача осталась без ответа.

— А здесь ты чего не решил-то?

— Не понял, что это.

— А чего тут ты не понял? — удивился я, и прочитал: « Относительная влажность водяных паров, находящихся в объёме 20 литров, при температуре 100 градусов Цельсия, равна 90 процентов. Пары изотермически сжимают, уменьшая объем в два раза. Найти массу сконденсировавшейся воды, если давление насыщенных паров при этой температуре равно одной атмосфере. Универсальная газовая постоянная, объёмом воды пренебречь».

— У нас по физике такой долдон ведёт. Все по учебнику. Если чего-то не понял, он объяснить не может.

— Хорошо, я тебе объясню. Определяем начальное давление пара, — я присел рядом, начал писать в тетраде формулу. — При температуре сто градусов цельсия — давление насыщенного пара одна атмосфера, относительная влажность девяносто процентов. Тогда начальное давление пара: ноль целых, девять десятых, — я выписал формулы, затем вывел ответ: — Получилось масса сконденсированной воды — 4,7 грамм. Понял?

— Ну, так, конечно, понятно, — парень выпятил губы с какой-то обидой, будто я уличил его в невежестве.

— Хорошо. Я понял, в чем тебя подтянуть можно. А персоналку свою покажешь?

— Персоналку? — Глеб быстро заморгал, уголки губ опустились.

— Персональный вычислительный комплекс. Компьютер.

— А, покажу, конечно. Только у отца надо ключ взять.

Меня поразило, что купленную игрушку отец прячет в закрытой комнате. Но постарался не показать вида.

Глеб на минуту выбежал из комнаты, вернулся с большим длинным ключом. Оказалось, что у окна есть другая дверь, парень вставил ключ в скважину рядом. Повернул и отошёл. Дверь медленно, солидно начала отодвигаться в сторону, словно на звездолёте в фантастическом фильме. Этот ритуал рассмешил меня.