Меня окатило смущением и радостью. С той самой — первой! — ночи я запрещала себе думать, будто мост через пропасть наконец обрёл вторую половину. Уговаривала просто радоваться тому, что есть — без выводов и надежд. Напоминала, что до сих пор не готова довериться этому мужчине, которого в мыслях начала называть мужем лишь каких-то пару дней назад.

А теперь, позабыв обо всём этом, тонула в синей глубине чужих глаз, беззастенчиво сияя влюблённой улыбкой.

— Ваша лошадь, госпожа.

Ах, как не вовремя! Или, наоборот, лучший момент, чтобы охладить голову? Как бы то ни было, я с помощью конюха взобралась в седло и вслед за Геллертом направила Серебрянку к воротам.

Двигаясь чётко на полкорпуса позади него.

***

После штурмов луг за замковым рвом был вытоптан до голой земли. Весёлый южный ветерок, забавляясь, трепал узкие флаги на высоком древке, которое вражеский знаменосец упирал в стремя. Золотой с алым грифоном — Бальдоэна Великого, лазурный с серебряной рыбкой — герцога де Ла Ренн, ещё с добрый десяток — прочих знатных родов королевства. По сравнению с такой пестротой наш одинокий штандарт — серебряная башня на тёмно-синем поле — выглядел откровенно убого. Впрочем, если последнее кого-то и смущало, то точно не нас с Геллертом.

Думаю, д’Аррель узнал меня издалека и потому успел взять себя в руки. Однако когда мы подъехали, он презрел дипломатический этикет и прежде всего поклонился мне с почтением и великосветской грациозностью.

— Госпожа де Ла Ренн, счастлив видеть вас в добром здравии.

— Княгиня де Вальде, — ровно поправила я. — Не взаимно, виконт д’Аррель.

Перемена в виконте случилась, как по щелчку пальцев. В глазах вспыхнула злость, на скулах заходили желваки.

— С вашего позволения, уже граф, — сквозь зубы заметил он. Перевёл пылающий взгляд на Геллерта и, возвысив голос, заговорил:

— Князь де Вальде. Я, граф д’Аррель, от имени Его Величества короля Бальдоэна Седьмого, герцога де Ла Ренн и всех благородных нобилей королевства…

Я с непроницаемым лицом слушала все эти «вопиющее оскорбление», «сдаться без боя», «покаяться», «милость Его Величества», а внутри буквально клокотала ядом. Надо же, граф! Из-за тупой ревности и оттоптанного самолюбия подставил целый народ, дал повод для войны и ещё гордится, как выслужился! Ему ведь наверняка в голову не приходит, сколько крови уже на его руках.

— Ваше слово, князь, — тем временем выплюнул д’Аррель заключительную фразу.

— Милость Его Величества велика. — Геллерт был само хладнокровие. — Однако я не могу дать ответ по столь важному вопросу без совета с моими подданными. Так принято у нас в горах.

«Тянет время», — догадалась я.

А д’Аррель скривился: «Дикари!» — однако говорить такое вслух всё-таки остерёгся. Вместо этого он высокомерно сообщил:

Его Величество Бальдоэн, герцог де Ла Ренн и благородные нобили будут ждать вашего ответа пока тени не удлиннятся вдвое. Если к тому времени парламентёра не будет — пеняйте на себя.

Геллерт едва заметно кивнул, не удостоив бывшего виконта лишним словом. Переговоры можно было считать оконченными, однако д’Аррель ещё не всё сказал.

— Напоследок добавлю от себя и от моего сюзерена, герцога де Ла Ренн, — произнёс он, рассверливая Геллерта взглядом. — За себя и своих людей вы можете решать как угодно. Но прислушайтесь к голосу благородства: отпустите невинную, связанную с вами узами вынужденного брака. Госпожа Кристин де Ла Ренн ничем не заслужила, чтобы подвергать её новым мучениям.

Если Геллерт и собирался ответить, я его опередила. Льдисто, под стать мужу, отчеканила:

— Жаль, что у вас настолько плохая память, граф. Я княгиня де Вальде, жена светлейшего князя. И останусь ею даже в пылающей крепости или по дороге на эшафот. Потому запомните сами и передайте герцогу де Ла Ренн: я не оставлю мужа.

Побледневшее лицо д’Арреля на несколько мгновений напомнило обтянутый кожей череп.

— Проклятый колдун!

И столько ненависти было в этом оскорблении, что, умей слова убивать, Геллерт был бы безвозвратно мёртв. Несмотря на Искусство и способности воина.

Однако как бы д’Аррель ни злился, реального вреда он причинить не мог. И, понимая это, поднял коня на дыбы и галопом помчался к лагерю. Его спутники растерянно переглянулись, трубач отрывисто сыграл сигнал об окончании переговоров, и они спешно поскакали догонять д’Арреля.

А Геллерт буднично заметил:

— Что же, теперь у нас есть фора.

И под серебристый звук трубы мы развернули лошадей к замку.

— Вы хорошо ответили. Даже если это неправда, прозвучало очень весомо.

Подвесной мост пришёл в движение, заранее опускаясь перед нами.

— Это правда, от первого и до последнего слова, — беспечно заверила я, слегка придерживая Серебрянку, которой вздумалось поскакать с Босаном вровень.

Обернувшись, Геллерт бросил на меня испытующий взгляд. Однако место для разговора было неподходящим, и потому вопросов не последовало. Тем не менее я не заблуждалась: как только он выкроит время, мы вновь поднимем эту тему.

И чем позже это случится, тем для меня лучше.

Но пока, стоило нам въехать на широкий замковый двор, как князь попал в оборот с нетерпением ждавших его вассалов. А я, вежливо извинившись, сбежала в лазарет — помогать со сборами.

— Как вы вовремя, ваша светлость! — воскликнула Александрин, лихорадочно румяная и непривычно растрёпанная от суеты. — Рук ужасно не хватает!

— Тогда говори, что делать, — улыбнулась я. И с головой погрузилась в хлопоты по отправке раненых через открытый Хранительницами переход.

Уговоренное с королём затишье нужно было использовать по полной.

***

В первый раз далёкий, угрожающий рокот раздался, когда двое «отданных под начало» целительницы солдат (совсем недавно признанных выздоровевшими) под моим руководством бережно переложили на носилки своего тяжелораненого товарища и понесли вниз, в Зал Источника.

— Гроза? — вздрогнув, спросила я сама себя. Хотела выйти и посмотреть, но пересилила любопытство. Пока не вернулась вторая группа наших с Александрин помощников, надо было заняться упаковкой лекарственных трав. И я без лишнего промедления отправилась в сушильню.

Глухие раскаты приближались, словно к замку шла гроза. Однако я не позволяла себе отвлекаться, пока на пороге сушильни не возникла Александрин.

— Ваша светлость, скорее в катакомбы! — голос целительницы звенел от тревоги. — Король вот-вот атакует!

Всё-таки не гроза. И хотя этого следовало ожидать, на плечи мне опустилась неподъёмная тяжесть.

— Но разве тени уже удлинились вдвое? — Разве нельзя было ещё как-то потянуть время?

На лице Александрин отразилось недоумение.

— Ваша светлость?

— Ничего, — взмахнула я рукой и закрыла собранный короб плетёной крышкой. — Травы от лихорадки и жара готовы, можно грузить их на обоз.

— Хорошо, — нетерпеливо кивнула целительница. — Госпожа…

— Да-да, — перебила я. — Хотя бы тяжелораненых успели переправить… на ту сторону?

Я не сомневалась, что моё иносказание поймут. И не ошиблась.

— Да, — ответила Александрин. — Я только что отправила последние носилки, не тревожьтесь.

— Замечательно. — Я растянула губы в улыбке. — Тогда и впрямь можно уходить. И ты тоже не задерживайся.

— Не тревожьтесь, — повторила целительница, и с этим напутствием я вышла из сушильни.

Ни одна из нас не стала прощаться. Александрин — потому что думала, что мы ещё увидимся. Я — потому что не могла сказать правду.

***

Снаружи рокот сделался громче, но синее небо по-прежнему хранило ясность. Только как будто стало ниже, напомнив мне искусственные картины под куполом столичного Храма.

Я очень хотела встретить сенешаля и расспросить его, что происходит и почему король начал действовать так рано. Однако Амальрик, похоже, был занят в Зале Источника, куда я не хотела спускаться ни при каких обстоятельствах. Зато мне навстречу попался сосредоточенный маркиз де Шеро. И, несмотря на явную спешку, не смог лишить меня короткого разговора.