— Берегитесь! — закричала я, и одновременно с этим тетива пропела «Тонг!».

— Кр-ра! — как будто рассмеялся ворон, опускаясь ко мне на плечо и с неожиданной бережностью сжимая кожу острыми когтями. А летящая стрела вспыхнула прямо в воздухе — и под ноги княжеского коня упала лишь чёрная головешка.

Неуверенно державшиеся за оружие разбойники попятились — и вдруг порскнули во все стороны, как стайка рыбок при виде зубастой щуки.

— Куда?! — взревел их предводитель, но его вопль перекрыли крики ужаса.

Пытавшиеся сбежать разбойники словно налетели на невидимую стену, окружившую участок дороги, где стояла повозка. Они молотили по незримому препятствию кулаками, били мечами и дубинками, пытались проломить телом — всё было бесполезно. А Геллерт приближался — спокойной рысью, неотвратимо, как смерть.

«Назвать бы его позёром, да язык не поворачивается», — пронеслось у меня в голове. Потому что это было по-настоящему жутко, до крупных мурашек по спине и гусиной кожи от плеч до запястья.

«А может, дело не в жути, а в Искусстве?»

Иначе почему у меня начало слегка плыть сознание — как от кубка игристого вина?

— Ладно.

Вздрогнув, я повернулась к Клоду, о котором чуть не забыла, засмотревшись на Геллерта. Наши взгляды встретились — и разбойник, отбросив бесполезный арбалет, стремительно шагнул ко мне.

И снова я не успела ни сообразить, что происходит, ни отшатнуться. Взвыв от боли, Клод прижал ладони к глазам и слепо закружился на месте.

«Источник всеблагой!»

Я попятилась, со страхом глядя, как разбойник запнулся за собственную ногу, упал и, продолжая подвывать, жалко скрючился, прижимая колени к груди.

— Монсеньор! — похоже, Блез был одним из самых сообразительных в шайке. — Умоляю, монсеньор! — И он, оставив бесполезные попытки пробиться через магическую стену, бухнулся на колени. — Пощадите!

— Пощадите! — нестройно подхватили остальные разбойники, по примеру падая на колени. — Милосердия, монсеньор!

— Милосердия? — подъехавший Геллерт остановил коня и окинул их насмешливым взглядом. — А вы уверены, что заслужили его? Вы — убийцы, воры и насильники?

«Как? — слегка покачиваясь, я смотрела на него и не понимала. — Он один против десятка вооружённых головорезов — и они стоят перед ним на коленях, словно дети перед строгим учителем. Как такое вообще может быть?»

Тем временем Геллерт, не дожидаясь ответа — которого, впрочем, от покаянно повесивших головы разбойников и не было, — спешился и подошёл ко мне.

— М-монсеньор! — выпавшая из ступора Жюли чуть ли не на четвереньках бросилась к нему — и застыла, остановленная уже не волшебной стеной, а брошенным взглядом.

— Кр-ра! — ворон поднялся в воздух, и у меня мелькнула странная мысль «Пост сдал — пост принял».

Геллерт же с тревогой заглянул мне в лицо и мягко спросил:

— Кристин, как вы?

Я с усилием разлепила губы и солгала:

— Хорошо, — хотя на самом деле меня начала колотить дрожь, а сознание всё норовило ускользнуть.

И судя по залёгшей между бровей Геллерта морщине, моя ложь была очевидной.

— Продержитесь ещё чуть-чуть, — попросил он, заботливо укутывая меня плащом. — Скоро мы вернёмся в замок.

— А они? — я заторможенно показала на не спускавших с нас глаз разбойников. — Что будет с ними?

Геллерт слегка повёл плечами, и раскрывая его жест, до нас донёсся приближавшийся топот копыт. Несколько ударов сердца — из-за поворота дороги выскочила кавалькада одетых в синие мундиры солдат. Разбойники сникли окончательно и, не делая даже попытки сопротивляться, смотрели, как их окружает ощерившееся пиками конное кольцо.

— Какие будут приказания, монсеньор? — капитан стражи лихо спрыгнул с коня рядом с нами.

Геллерт небрежно взмахнул рукой.

— Связать, отвести в замок, до суда посадить в темницу. Клод Вирго лишился зрения, учитывайте это. Что до девушки, — он указал на Жюли, — её запереть до выяснения всех обстоятельств.

— А с этим что, монсеньор? — один из солдат указал на д'Арреля. — Он вроде шевелится.

Геллерт равнодушно скользнул по виконту взглядом.

— Тоже запереть, только прежде пригласить к нему лекаря.

И больше не обращая внимания на разбойников и занявшихся ими солдат, обратился ко мне:

— Вы сможете взобраться на лошадь? С моей помощью, конечно. Или предпочтёте поехать в повозке?

Разумнее было согласиться на последнее — чувствовала я себя откровенно нехорошо. Но мне так ярко вспомнилось пробуждение в деревянном «гробу», что в ответ невольно вырвалось:

— Лучше на лошади.

— Как скажете.

Геллерт элегантным движением взлетел в седло и, наклонившись, протянул мне руку:

— Обопритесь о носок моего сапога, — а потом буквально втащил меня на конскую спину. Заботливо поинтересовался: — Вам удобно? — и получив в ответ кивок, отдал солдатам громкий приказ: — Когда закончите, не забудьте расчистить дорогу.

Затем легко тронул поводья, и конь послушно порысил обратно в долину. А в небе над нашими головами кружил железный ворон, зорко высматривая опасности, которые могли подстерегать нас в пути.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

— Что будет с разбойниками после суда?

Мне было плохо — и телу, и душе. Заморозка чувств прошла, и от мыслей о чудом не случившемся меня то и дело пробивала крупная дрожь. Надо было как-то отвлечься, остановить карусель раздумий, где запоздалый страх перед прошедшим перетекал в страх неизвестности будущего. И я, как бы дурно мне ни было, выбрала для этого разговор.

— Скорее всего, они отправятся к Тьерсену на рудники, — отозвался Геллерт. — И те из них, кто сумеют достойно себя показать, лет через пять смогут вернуться к обычной жизни.

Выходит, он всё-таки решил проявить милосердие? Потому что в Ренне…

— Отец велел бы развесить их по деревьям вдоль дороги, — вырвалось у меня. Но только я собралась пояснить, что это не критика, как Геллерт с невесёлой усмешкой отозвался:

— Мой отец тоже. А я считаю, что казнью убийц убитых не вернёшь. Тем более Клод с подельниками, насколько мне известно, не успели замараться в крови — только в грабежах.

— Это очень великодушное решение, — серьёзно заметила я. — Жаль, мало кто считает так же, как вы.

Геллерт наклонил голову:

— Благодарю, — и разговор на какое-то время угас.

Плавный спуск закончился, и мы выехали из леса. Дальше дорога петляла по сочному полевому разнотравью, которое ещё не успело выжечь летнее солнце.

— Почему они вас слушались? Неужели просто испугались?

Я была искренне признательна спутнику за то, что он отвечал на вопросы, но не задавал их сам. Не расспрашивал о виконте и Жюли, и о том, как я вообще оказалась в повозке, которую остановила банда Клода Вирго. Разумеется, время для такого разговора непременно настало бы, но я надеялась к тому моменту иметь для него больше сил.

— Нет, конечно. Я немного воздействовал на их сознание с помощью Искусства, чтобы избежать кровопролития и не подвергать вас лишней опасности. Однако, — в тоне Геллерта как будто проскочила нотка вины, — сберегая от одного, причинил вам вред в другом.

— Ничего страшного, — я машинально поправила заёмный плащ. Несмотря на летнюю теплынь, мне до сих пор не хотелось его снимать. — Сбережённые жизни важнее. Вот только Клод…

— В замке я верну ему зрение, — успокоил Геллерт. — Он ведь не ослеп по-настоящему, а всего лишь думает, будто ничего не видит.

Я завозилась, чтобы заглянуть спутнику в лицо.

— Вы и такое умеете?

— В том числе.

Невольно ссутулившись, я закусила губу. В памяти всплыли обвинения д’Арреля, и на ум пришло: а вдруг? Вдруг они всё-таки правдивы? Да, виконт и Жюли почти наверняка меня выкрали, и эта часть их рассказа — ложь. Но если она во спасение?

— Вы боитесь меня? — каким-то образом Геллерт понял мою реакцию. — Не нужно, Кристин. Я клянусь честью, что никогда не причинил бы вам вреда.