Там, в галактике, красиво сверкали трассы турболазеров, переливались дефлекторные поля, немо кричали рвущиеся переборки и так же немо умирали выброшенные из корабля люди…

Наверное.

Нормальному людю, не топ-пилоту, этого никогда больше не увидеть.

Похрен.

Из абордаржного отсека — трижды похрен. Больше не успеть, бой на короткой дистанции — это считанные секунды. Для нормального людя, каким и был теперь Хромой.

Сука-а-а!!!

«Приготовиться к абордажу. Производится аварийная стыковка», — прорвались сквозь визг помех короткие, пустые слова. Они же высветились на табло.

Хромой опять увидел-вспомнил, как лазерный резак впивается в плоть чужого звездолета, а тот искрится, плавится, стонет и кричит от боли. Самый прекрасный момент! Все это наслаждение чужой болью и беспомощностью, ощущение себя всемогущим хищником, победителем и завоевателем — то, ради чего он подался в Вольное Братство. Он снова почти видел, почти чувствовал, как пневмотруба переходника присасывается к чужой обшивке, как раскрывается диафрагма абордажного отсека — и его люди врываются на побежденный звездолет…

«Стыковка завершена. Готовность три секунды… две… одна… пошли!»

Одновременно с командой «пошли» втянулись ремни, удерживающие абордажников в ячейках на случай отказа гравикомпенсаторов.

Хромой, стряхнув наваждение-воспоминание, сорвался с места и побежал: отсек, переходник, чужая территория… На всех частотах орет чужая сирена: тревога, тревога!

Перед глазами привычно встал план-схема чужого корабля с крестиком, обозначающим место стыковки. Им оказалась жилая каюта. Пустая.

Слишком много коек, слишком простенько для яхты самого богатого людя Империи, мимолетно отметил Хромой, толкая дверь каюты. Та без сопротивления отъехала в стену.

«Внимание, разгерметизация!» — растекалось тревожным светом по потолку коридора. Только на людском, без общегала: значит, на борту не было ксеносов. Зато были натуральные, тля, ковры. Мохнатые. И живопись по стенам, небось на аукционах за бешеное зло купленная. Кровопийцы проклятые эти аристо! Капиталисты и эксплуататоры!

Меху и трутню Хромой приказал проверить лабораторию и трюм, Дылде — оставшиеся каюты. Сам страховал ее из коридора. Биоскаф показывал всего восемь процентов достаточного для дыхания атмосферного давления, однако сквозь трубу-переходник уже нагнеталась газовая смесь.

— Зола, что тут с атмосферой?

— Поставила заплатку, закачиваю газ, — прорвалось сквозь скрипы и вой взбаламученных полей. — Токсичных примесей нет. Через две минуты можно будет дышать.

Но уточнить никогда не лишнее. Мало ли какой сюрприз приготовил вольным братьям тащ Гагарин? Потому Хромой и не собирался открывать гермошлем даже при нормальном давлении.

Вообще странный людь этот аристо. Склиссу же понятно: яхте не отбиться от корвета даже при всей гагаринской удаче! Так зачем было стрелять-то? Разозлить абордажников, чтобы не оставить себе шансов на выживание?

Впрочем, на его месте Хромой тоже предпочел бы сдохнуть быстро, в бою, а не попасть в руки Босса, чтобы сдохнуть медленно и мучительно: у Босса, говорят, к Гагарину что-то личное.

Пфе! У половины галактики к Гагарину что-то личное!

— Живые есть? — на всякий случай спросил он Золу, прежде чем взломать дверь на мостик: та светилась значком «доступ воспрещен».

— Не вижу. Искин яхты не отвечает, — ее голос прозвучал сердито. — Его как будто вообще нет! Примитивные программы жизнеобеспечения, и все! Сука!

Ну да. Особые отношения топ-пилотов и кораблей, пусть даже чужих. Хромой понимал, да… И ненавидел. Ненавидел-ненавидел-ненавидел…

Собственный звездолет больше не принимал его. Родная, любимая «Цыпочка» стала чужой, он больше не слышал и не чувствовал ее, не был с ней одним целым, и та меньшая половина, что осталась от топ-пилота по фамилии… Нет, он даже ту фамилию помнить не желал! Он теперь — Хромой. Бескрылый. И никто во всей галактике не сможет вернуть ему космос, разве что…

— Гагарин, сука, — пробормотал Хромой и пнул дверь.

Не дай Ушедший, умудрился сдохнуть! Нет-нет, Гагарины — живучие твари. Хитрые, жадные, ядовитые и до абсурда живучие!

Дверь раскрылась легко, словно и не была заблокирована. А в одном из четырех ложементов, лицом к совершенно ненужному экрану с видом на астероиды, сидел пилот. Стоило двери открыться — и ложемент плавно развернулся к астероидам задом, к Хромому передом.

Хромой наставил плазган на пилота. Тот послушно поднял грабки. Даже как-то чересчур послушно для того, кто только что устроил фейерверк на всю звездную систему.

Жопочуйка не переставая сигналила, что где-то тут подвох. Да вся эта история — один, мать его пробирка, сплошной подвох! Начиная со сказки о таинственной научной базе в жопе галактики, и заканчивая вот этим вот чучелом, излучающим дзен-нирвану с интенсивностью сверхновой. Ему что, вообще на все плевать? Да он людь вообще, этот Гагарин?

Этот Гагарин улыбался светло и безмятежно, как на плакатах «Астропоиска». Сине-зеленые лохмы прилипли к лицу под прозрачным гермошлемом, по виску ползла капля пота — вот, собственно, и все признаки стресса. Он же только что свой корабль угробил, джаббья задница, и хоть бы почесался!

Кстати, о корабле.

— Что с трюмом? — спросил Хромой по радио: общеимперская аварийная частота.

— Там эта, приборы, маркировка «Авангард Инк», — отчитался механик. — Чё за шмуть, надо разбираться.

— Где твоя команда, тащ Гагарин? — спросил Хромой на той же частоте.

И для убедительности вопроса провел дулом плазгана вверх-вниз, будто выбирал, что сначала прожарить, ноги или голову. Стрелять он не собирался. Босс не поймет такого милосердия.

— Я один, тащ пират, — ответил невесть чем довольный аристо. — С кодами тебя, кстати, на… обманули. Прошлого месяца коды.

— Тогда почему ты на них отозва…

— Команда спилила. Катер. Пол не остыл, — вмешался механик.

Хромой с чувством выругался. Вот чуял он, чуял подвох!

— А тебя, значит, оставили. Топ-пилота и хозяина. Самого богатого хрена в галактике. Так я и поверил!

— Не верь, никто не заставляет, — пожал плечами Гагарин и спокойно опустил грабки, сложил на коленях. Пай-мальчик, тля. — К тому же не самый богатый, даже не в первой десятке. И топ-пилот не только я.

— Хватит мне мозги засирать! Зола, ты видишь катер? Как ты вообще могла его пропустить?!

— Не ругай девочку, девочка очень старалась. А мой катер так просто не заметишь.

— Трындец… — Будет Хромому, если на том катере упорхнули все нужные Боссу разработки. — Так, открывай сейф.

— Думаешь, еще не все просрал? — злобно ухмыльнулась Дылда; она лично проводит его к Боссу, если что. И не пристрелит по дороге, милосердие бывшим космодесантникам чуждо.

— Слипнись, нах, тупое существо, неспособное к размножению, — оборвал ее трутень. — Этот млекопитающий, нах, все окупит. Нах!

— Полосатый прав. Вставай, тащ Гагарин. Прокатишься с нами. Но для начала открой сейф. И ухоронки открывай. Ни за что не поверю, что вы за три минуты успели вытащить все ценное.

— Ладно-ладно. Суров ты, вольный веган, ох и суров. Вон он, сейф. Открыт.

— Дылда, держи трепло на мушке и не оглядывайся, поняла? От него только и жди подвоха.

— Да какой подвох, что ты, в самом деле. Только полная открытость. Ты посмотри в мои честные глаза!

Глаза у древнего, как бизонье дерьмо, капиталиста и эксплуататора были синими и такими честными, что хоть сейчас на плакат «покорители космоса». Самое обидное, что ведь в самом деле — покоритель, первооткрыватель и прочая. Прям плюнуть охота.

В сейф Хромой полез сам, еще не хватало, всяких уродов допускать. Сопрут чего.

Правильно, что сам. На самом видном месте лежали стопочкой кредитки и второй стопочкой флешки. За ними горка наличного зла. А еще дальше, у стеночки, стоял серый такой контейнер…

— Ага! Вот оно!

Хромой чуть не подпрыгнул от радости. К джаббам приметы, главная добыча на месте!