Умирать было не больно.

Но очень-очень громко.

Кто бы мог подумать, что вместо жара звездной плазмы она услышит вопль гибнущего разума?

Кто бы мог подумать, что звезды — живые?

И ведь никому не сказать. Такое потрясающее научное открытие, и никому-никому, никогда…

Звезда кричала. Жалобно, гневно, испуганно, горестно — все сразу. Страшный белый шум на весь… Астрал? Или на все гиперпространство? А есть ли отличие?..

Она не знала. И не знала, почему все еще не умерла сама.

Выжить в центре звезды невозможно. Тем более в центре сверхновой. Тем более, когда ты выходишь в центре звезды с тропы и тут же идешь на новую тропу, но не просто тропу — когда твой путь заканчивается в «нигде», и пространство вокруг тебя рвется, сворачивается, сжимается и взрывается сверхновой — и одновременно рушится в черную дыру…

Нет. На дыру непохоже. Слишком громко. Слишком непонятно.

Хотя…

В белом шуме можно различить отдельные голоса. Или не голоса, а траектории? Вероятности? Или — образы уже случившегося вперемешку с тем, что не случится никогда?

Она не знала.

Зато была уверена: этот ее путь — верный. Не потому верный, что так рассчитал Бонапарт… То есть Фанни, глупость какая, называть верного друга официальной кличкой, когда есть имя!

Фанни, Стратегический КрИИ.

Фанни, душа звездолета.

Ну да, так не принято, давать планетарному КрИИ мобильное тело, всегда делали наоборот: сначала ты звездолет, а затем уже — планета. И что? Создатель ясно сказал: творите, потому что нет людей без творчества.

Она творила. Сотворила. Свою Зореньку — кристаллическую плоть от кристаллической плоти, любящую душу от любящей души, звездную мощь от звездной мощи.

Заря. ЗР. Звездный Разрушитель с нежным именем Фанни.

Даже Стань, любимый Стани, не понимал, почему она назвала свой великий проект «Разрушителем». И когда она говорила, что если звезды зажигаются — это кому-то нужно, он не догадывался. Думал, поэзия.

О да.

Звезды — поэзия.

Но сверхновая — это боль. Отчаяние. Смерть.

Не только для нее. То есть для них троих: звезды, корабля и топ-пилота. Нет. Это смерть для всей системы — если тут остался кто живой.

Вряд ли. Не могут же бородавчатые твари настолько не верить людям?

А поверили бы люди, если б какая-то говорящая жаба пообещала взорвать их солнце? Солнце ее родного Стамбула, прекрасный розовый Антарес?

Наверное, нет. Но сделали бы всё, чтобы этого не произошло.

Она, топ-пилот Марина Осман, сделала всё — и её дети будут жить в мире. Просто будут жить.

Она улыбнулась, слыша в крике умирающей звезды удивленное кваканье и бульканье Султанджабба. Вот теперь он точно поверит. Даже если по глупости своей посчитает людей слабаками — за то, что прилетели к его родной планете, но не осмелились убить красную угасающую звезду его мира. И его, Султанджабба, вместе с прочей пылью вокруг звезды.

Да плевать, кем посчитает. Все равно испугается. Ведь люди непредсказуемы. Люди опасны. Люди могут в любой момент передумать и выбрать целью его драгоценную жизнь.

А ведь она сказала чистую правду: люди не нападают первыми, потому что люди сильные. Люди не боятся. И потому же не убивают попусту. Вот его, Султанджабба, убить было бы очень просто. Вот этим единственным маленьким корабликом, который осмелился заявиться в самую защищенную систему галактики, выпрыгнул из гипера прямо посреди величайшего флота….

Что ей тот флот? Тысячи огромных бронированных туш — слепые, глухие, неповоротливые. Их тут так много, что стрелять по Зореньке — значит стрелять по своим же. Только Зорюшка увернется, а джаббья станция — нет. Большая потому что, страшная, ужасная! Ужасно и страшно медленная.

Заря могла бы нырнуть тут и вынырнуть там. Где там? А где угодно. Хоть прямо над дворцом Султанджабба. Великолепным дворцом посреди великолепного болота, и болото то — родная родина джаббов. Материнская планета. Здесь зародилась их цивилизация, сюда самые сильные-богатые-удачливые джаббы прилетают, чтобы выметать икру и вырастить потомство.

Священная древняя планета Жабье Царство.

Вот только целовать царевну-лягушку, переросшую в Султанджабба, сегодня никто не будет. Не та сказка.

Сегодня? Или вчера? Или сто лет назад? Или завтра? Время свернулось, перепуталось и замерло в бесконечном крике умирающей звезды, и Марина застыла в нем, как в хрустальном гробу — и не мертвая, и не живая…

Но это тоже другая сказка. Совсем другая.

А в той, слишком реальной не-сказке жабу-переростка больше всего интересовало, откуда жалкая гоминида узнала секретные координаты. Ведь это страшная тайна! Её сто тысяч лет берегут сто тысяч мильёнов жаб! Уж не мерзкие ли гадкие склиссы нарушили древний договор?

Нет. Не нарушили. Очаровательные крылатые коровки только намекнули, что Султанджабб — такое же холоднокровное обоеполое земноводное, как и все джаббы, разве что особенно страшное и наглое. И старое. Тыщу лет сидит на своей кочке, не слезая, потому что как слезет — тут же свои и порвут. За право сидеть на кочке. И что понимают джаббы только язык силы. Пока не наступишь на хвост, даже слушать не станут.

А координат жалким гоминидам не нужно. Зачем? Джаббы собрались толпой, громко надувают щеки и еще громче боятся. Разве ж можно не услышать? Вот и главная кочка там, где дрожит сильнее всего. Хвост джаббий дрожит. Султанский такой важный хвост.

Разумеется, Султанджабб не поверил, что она нашла его сама, а раз она тут побывала — то теперь все люди знают тропу.

Не поверил, когда сказала, что людям жабье царство и даром не сдалось, и с приплатой тоже не надо.

И что людям нужен только мир и хотя бы попытка взаимопонимания, тоже не поверил.

И в полторы тысячи систем, заселенных людьми за какие-то жалкие триста лет — не поверил.

Не смог отмахнуться разве что от Зорюшки в прямой видимости. Хотя очень ему хотелось объявить людской корабль глюком, дезинформацией, провокацией и изменой.

Вскрывать станции не хотелось. Там же разумные. Пусть хвостатые и бородавчатые, пусть квакают, какая разница? Разумные же! И люди разумные, люди не едят говорящих жаб, а вскрытая турболазером станция — три станции, три, подряд! — слишком похожа на вскрытую консерву. Отвратительно.

Она же говорила. Просила: не заставляй меня показывать, я не люблю убивать.

Бесполезно. Советникам, квакавшим «мы непобедимы», земноводное верило больше, чем презренной гоминиде.

Пришлось резать. Чтобы своими глазами увидели — не глюк, не измена, а «Звездный Разрушитель». Воплощенная в полукилометре дюрастила поэзия.

О, как Султанджабб орал, когда три станции красиво горели в атмосфере! Ты не смеешь, орал. Я раздавлю ваши жалкие планеты в слизь, орал. Вы будете служить нам, орал. И что-то про высшую расу, священную третью метаморфозу и прочую ерунду.

А она не орала. Она просто сказала: посмотри на ту прекрасную голубую звезду. Через сорок лет она засияет ярче твоего солнца, потому что сегодня я убью её. У той звезды есть ваш джаббий тоннель, там есть ваша база. А у тебя, Султанджабб, есть дальсвязь. Ужасно секретная, страшно дорогая, невероятно дохлая и какая-то недоразвитая. Но в целом почти как у людей. Так что смотри внимательно, Султанджабб, что будет с тобой завтра, если сегодня не отзовешь свой флот.

Что будет со всем Джаббанатом.

Ведь вы сами отказались признать людей разумной расой.

И сами написали закон, по которому только разумная раса имеет право на безопасность и неприкосновенность со стороны других разумных рас.

И если мы — раса неразумная, то по галактическим законам имеем полное право делать с вами, джаббами, что захотим. Никто не вмешается. Зато все ГалСо радостно над вами посмеется. Не так ли, царевна-лягушка?

Разумеется, джабб опять не поверил.

А я так надеялась!

Мне так не хотелось умирать…

Пришлось. Джаббы понимают только язык смерти.