— Да верю, верю. Давай успокоимся.

— Хорошо, что мы больше не стали пить стимуляторы. А то сейчас бы уже передрались, наверно.

— Фон растет еще больше. Надеюсь за эти три километра мы все-таки не передеремся.

Алекс глубоко вздохнул, закашлялся — новый картридж компенсатора надо было уже менять. В висках пульсировало сильнее. Стали дрожать руки.

— Черт, — выругался Виктор. — У меня в пальцах судороги начинаются.

— Потерпи. Меньше трех километров.

— Легко говорить.

Алекс сжал зубы. Раздражение копилось, как статический заряд перед грозой. Хотелось сорваться, огрызнуться, может быть даже на самом деле подраться.

Затем антураж раскололся жутким ударом. В пятидесяти метрах к северу в черную пемзу вонзилась синяя молния. Пепел, песок, крошево лавы взметнулись тучей, видимость на время исчезла; даже визор, от таких запредельных наводок, ослеп. Биостазис костюма ушел в красную зону.

— Жив? — позвал Алекс когда звон в ушах ослаб.

— Не дождешься.

Туча пепла, песка и лавы рассеялась, обнаружив вокруг синие столбы огня. Разряды били по вершинам скал, выжигая базальт докрасна. Сканер костюма сбросился и ушел в отказ. Каждый удар далекой молнии отдавался всплеском «мурашек» по коже и нервам.

— Удивляюсь как эти скорлупки еще как-то держат, — Виктор стукнул себя по шлему. — У меня упал сканер.

— Дойдем без него. Вперед!

— Тебе легко говорить. Ты уже впереди.

Затем недалеко ударила еще одна молния.

— Готово, — сказал Виктор. — Визор. Я слеп на полполя.

Так они шли еще полчаса. Потоки частиц струились с кровавого неба, стекали как жидкость по спинам камней и откосам скал. Свербящий зуд превратился в вой. Алекс чувствовал, что начинает терять адекватность. Голова раскалывалась, в глазах полыхали цветные пятна — пока еще не галлюцинации, просто перегруженные нервы сетчатки. Руки тряслись так, что приходилось сжимать их в кулаки, чтобы контролировать движения.

— Сколько еще? — расколотым эхом прозвучал в шлеме возглас Виктора.

— Километр.

— Я не уверен, что дойду.

— Дойдешь. Или у тебя есть варианты?

— Ты всегда такой мотивирующий?

— У меня хотя бы не такие мотивы, как у тебя. Тогда, десять лет назад.

— И чем тебе не понравились мои мотивы? Тогда, десять лет назад?

Алекс сдержался.

— Это были мои мотивы, — сказал Виктор, не дождавшись ответа. — Тебе до них никакого дела не было.

— И сейчас нет.

— Ну и заткнись тогда?

Алекс снова сдержался — с огромным трудом. Вспомнилось, что Виктор не очень хорошо держал радиомагнитные тренажеры; во всяком случае, хуже чем Алекс сам. И, между прочим, хорошо, что сейчас закипел. Если бы смолк, ушел в себя — тогда было бы плохо.

Еще через десять минут Алекс почувствовал очередной симптом — судороги в мышцах ног. Это сильно сбивало шаг, что в итоге приводило еще к большему расходу энергии. Индикатор заряда уже давно миновал «апельсин» и катастрофически летел в «помидор» (красная зона, критика). В общем, покидать шлюп имея только эти костюмы — идея на поверку оказалась плохая. Но опять же — кто знал? Даже у шлюпа еще такого кошмара не было.

— У меня сводит ноги, — сказал Виктор.

— У меня тоже. Терпи.

— А я что, по-твоему делаю? Я, кажется, только и делаю, что терплю?

— А я, по-твоему, нет? Десять лет только и делаю, что терплю. Напомнить из-за кого?

— Заткнись, говорю. Терпелец.

Алекс стиснул зубы.

Наконец это случилось. В багрово-малиновой полутьме по курсу возникла четверка мерно пульсирующих огней — обрамлявших диафрагму входа, у основания купола станции. На вершине купола угадывался маяк антенного блока. Северо-восточный сектор купола был занесен пеплом, который, казалось, застыл, растекаясь по матовой полировке вязкой черной мастикой. Вход представлял собой круглую диафрагму стандартных трех метров в диаметре, в кольце с четверкой конциклических точек-огней.

Алекс и Виктор остановились у сомкнутых лепестков. Справа виднелась панель с сенсором замка — круглая пластина со слепым, почти невидимым огоньком. Алекс тронул сенсор. Ничего не произошло. Алекс тронул еще, еще — безрезультатно.

— Замок не мог свихнуться даже в таком аду! — сказал Алекс, ударив кулаком по сенсору.

— И, кстати, почему пульсирующий сигнал? — Виктор оглядел четверку красных огней. — Ты в курсе что это значит? Это значит, что станция заблокирована! Если бы ее просто законсервировали, после работ, они бы горели ровно! И открыл бы ее любой кретин! Вроде нас! — Виктор ударил ногой в сомкнутые лепестки диафрагмы.

— Не психуй, наконец! — заорал Алекс. — Про это забыл?

Он достал из ранца анализатор и повертел им перед забралом шлема Виктора.

— Ну, а что тормозишь тогда? И так хреново, еще ты идиот!

Алекс приложил анализатор бесконтактной панелью к сенсору. Огни перестали мигать и стали зелеными. Лепестки диафрагмы начали расходиться, утягиваясь в толщу кольца. Вошли в шлюз. Диафрагма закрылась, лепестки вернулись на место, активировалось резервное освещение.

Прошли внутреннюю диафрагму. И сразу умерла надежда снять маску осточертевшего компенсатора — на полу лежал слой черной пыли, пепел. Ладно, главное — магнитный фон в пределах экранов станции был человеческим.

Алекс почувствовал облегчение почти сразу. Пульсация в висках начала стихать, руки перестали дрожать, мышцы в ногах расслабились. Он снял шлем, потер затылок, шею.

— Ну и ну, — выдохнул Виктор, тоже снимая шлем. — Я думал не дойду. Еще полчаса — и я бы свихнулся.

— Ты держался хорошо.

— Хватит врать. Я ныл как ребенок.

Виктор опустился на пол, прислонился спиной к стене. Алекс рядом. Несколько минут они просто сидели молча, давая нервной системе успокоиться.

— Здесь, да, похоже, даже третий класс не поможет, — сказал Виктор наконец.

— Даже если они тут остались, они весят сам знаешь сколько. Поэтому миссия здесь была по классу «ноль», робот на роботе. Попробуй в таких поработать, по-человечески.

— Да, но не роботы же так накосячили с данными?

— Вот тебе сейчас дела до этого, все-таки?

Они наконец поднялись, двинулись по стволу, прошли в лабораторный блок. Дверь в блок была раздвижная — створка откатилась в стену. За ней простиралось большое помещение — метров пятнадцать в длину, десять в ширину, с потолком метра три.

Вдоль левой стены тянулись столы, захламленные свидетельствами суеты. Открытые панели, брошенные инструменты, опрокинутый контейнер с какой-то непонятной мелочью — маленькие кубики, часть которых была раздавлена на полу чьей-то подошвой. Справа возвышались стойки — полки пусты, только одиноко ютится пара анализаторов. И еще один, на полу, с разбитым корпусом — словно зацепили в спешке. Картину хаоса покрывал слой равнодушного пепла.

— Похоже на то, что они торопились отсюда убраться, — сказал Виктор оглядевшись. — Тебе не кажется, эксперт по киноподелкам?

— Классика жанра. Пошли посмотрим что они нам оставили.

Они вышли, двинулись по стволу, миновали центрум — круглое помещение метров десяти в диаметре, откуда расходились стволы в разные секции, — направились в инвентарный блок. Проходя мимо ангара, двери которого были открыты, остановились; Алекс присвистнул. В ангаре стоял четырехколесный ровер. Свернули в ангар; миновав сектор зарядки — несколько постов со слотами и мониторами, — прошли к машине. Алекс стянул шуршащую пленку — пепел взвился облаком, измученный компенсатор воздушной смеси отчаянно пискнул.

— Смотри-ка, — сказал Виктор. — ММК-420! Не думал, что когда-то увижу такую роскошь своими глазами.

Это была мощная компактная техника; четыре на почти два метра, с кабиной на двоих и грузовой платформой за элемент-отсеком. Устройствами такого класса комплектовалась Разведка и Флот. Эта модель была новой, таких своими глазами Алекс тоже не видел — когда он ушел, их еще не было.

— Надеюсь они его бросили не потому что он глючный? — сказал Виктор. — И еще мне интересно почему они его бросили. Что бросают недорогие расходники — это норма. Но бросать такие-то вещи? Только если у них реально не было времени собраться обычным образом.