Она по-прежнему ослепительна. Тонкая, прямая спина, элегантная юбка чуть выше колена подчёркивает длину её ног, шпильки — те самые, от которых у меня внутри всегда происходил какой-то странный щелчок.

Те самые, которые глухо стучали по полу, когда она шла по квартире, закутавшись в мою футболку.

Тонкая блузка в мелкий чёрный горошек — она научилась облекать свободу в деловой стиль. Я помню, как срывал такие рубашки с неё в спешке, нетерпением, жадностью — пуговицы разлетались в стороны, а она только смеялась.

Смеялась этой страшной, ослепительной своей свободой. И я всегда проигрывал ей в этом, потому что слишком хотел держать, спасать, приручить.

Цвет волос не изменился — насыщенный тёмный, будто чёрный кофе поздней ночью. Всё та же Наташа.

Всё та же махровая, неподконтрольная стихия. Большие голубые глаза ловят мой взгляд — ни сожаления, ни тоски в них. Открытые, прямые. Спокойные.

А у меня внутри, наоборот, всё сжимается: не от любви — от тех остатков чувства, что всё ещё способны прожигать сердце, даже спустя годы.

— Присаживайся, — говорю наконец, сев в кресло. Голос дрожит чуть слышно. Интересно, заметила ли.

И всё, что было, будто поднимается из глубины памяти, насыщенное, плотное, как дым: ревность, прикосновения на грани боли, наши прощания, её "я не прощаю", секс на кухне, её затылок у моего плеча…

Наташа стоит напротив, не двигаясь. Лишь едва заметный наклон головы даёт понять:

— Ты что, забыл? Ты всегда помогал мне сесть.

Да, так было всегда. Я ухаживал за ней, как за настоящей леди. А она — будто королева — учила меня быть мужчиной своей грацией, холодной нежностью, своей вечной уверенностью, что всё должно быть по её правилам.

Когда я стал генеральным, когда ко мне стали обращаться по фамилии с уважением и лёгкой подкупающей угодливостью, я, казалось бы, должен был повзрослеть окончательно…

Но в этот самый миг — растерялся.

Я встаю. Подхожу, помогаю ей сесть. Её тело всё ещё лёгкое, движение — плавное, кошачье. Она чуть улыбается.

— А ты изменился… — говорит, слегка прищурившись. — Тебе идёт деловой стиль. Стал как из кино.

Её голос действует на меня, как старый запах духов: возвращает в какую-то прежнюю версию меня самого, вспоминающую, как это всё… было.

Опасно. Слишком близко.

Я усмехаюсь:

— Да, по карьерной лестнице поднялся, как мечтал когда-то. Теперь офис — мой второй дом. Хотя, быть может, первый…

— А дома что? Плохо? — лукаво спрашивает она, склонив голову чуть набок. — Ты же счастливый муж. Отец. Всё, как по учебнику.

Напоминание — словно удар. Даша. Ребёнок. Семья. Та, которую я предал, пусть и один-единственный раз…

— Всё хорошо дома… — отвечаю и сам слышу в голосе фальшь. А ты врёшь, Антон. Сам знаешь, что не всё.

Делаю вид, будто вспоминаю вскользь:

— Ты ведь вышла замуж? За профессора какого-то? И… дочь у тебя тоже?

Я вру. Я не слышал — я следил. Годы… Фото. Посты. Сторис. Удалённые, закрытые, а потом снова открытые для общего доступа. Она была моим призраком — остриём воспоминания, которое ни разу не потускнело.

— Он нас выгнал! — Наташа резко, громко смеётся. Смех этот — звонкий, почти театральный, как будто в этом есть хоть что-то забавное.

— Как — выгнал? — напрягаюсь я, накручивая пальцы по столешнице. — А дочь? Он что, просто… бросил вас?

Телефон вибрирует, подсвечивается экран: "Дашка". Я смотрю на него и впервые не ощущаю привычного щемящего чувства вины. Сбрасываю вызов.

Наташа в это время слегка опускает взгляд, и её голос становится тише, тягучее, почти интимным:

— Он узнал, что это не его дочь…

Говорит просто. Словно это не бомба, а сообщение о погоде.

…Что? Мысль бросает меня в бездну секундных воспоминаний. Красноярск… отель… то самое "прощай"…

— Антон, — её голос чуть дрожит, но улыбка не исчезает. — Нам нужно поговорить. Но не здесь. Пожалуйста…

— Может, в кафе недалеко? Там спокойно…

Я не отвечаю. Смотрю ей в глаза. Она что-то знает. Или… хочет, чтобы я сам что-то понял. Мир вокруг затих. Офис. Бумаги. Звонки. Должности. Всё перестало иметь значение.

Только один вопрос звучал теперь в голове глухо и настойчиво: Что она имеет в виду?

Глава 6

Даша

— Антон, почему ты молчишь? Скажи мне, кто она такая?! — слезы катятся из моих глаз, словно хотят затопить все вокруг.

Сознание плывет, и голова идет кругом. Я не могу ничего понять. Все как будто какой-то дурной сон, а я не могу проснуться.

— Я все сказал, Даша. Прости меня, но так вышло. Я люблю другую… — еще один удар наносит он исподтишка. Любит другую… Любит?! А я? Меня он никогда не любил? Или так просто разлюбил?!

— Но как? Как такое может быть? Ты мне изменял? Ты делал из меня дуру? — стараюсь смотреть в его глаза, но он отводит взгляд в сторону… Я встаю и иду к нему, не хочу в это верить.

— Нет. Я просто разлюбил. Даша, хватит слез. Истерики ни к чему. Все равно ничего не изменится. Прошу, не пугай ребенка, она же скоро проснется в школу, а ты вся в слезах! — Антон пятится назад от меня, выливает нетронутый кофе в раковину.

— А что мне ей сказать, Антон?! Как объяснить восьмилетнему ребенку, что ее отец нас бросает?! Ты же знаешь свою дочь! Она не воспримет это нормально… У неё итак проблемы в школе, и все это из-за тебя, Антон…

— Я ее не бросаю, Даша! Замолчи и не неси эту чушь, тем более ей! Я просто стану жить отдельно! И имею на неё те же права, что и ты! Я так же буду её забирать к себе, она поймет. Она не глупая девочка… — Антон снижает тембр и старается говорить еще тише, видимо, не хочет сейчас объясняться перед Алисой. Он хочет уйти как последний трус!

— Забирать куда?! К твоей шлюхе?! Ты хочешь подружить свою дочь со своей шлюхой?! Кем бы она ни была, но моя дочь не будет общаться с той, что увела её отца из семьи! — тычу пальцем, эмоции зашкаливают.

Говорить становится невозможно. В горле всё сжимается, будто кто-то стискивает его изнутри. Голос предательски дрожит и срывается. Боль вырывается рыданиями. Я чувствую, как сердце пытается кричать вместо меня.

— Она не шлюха, Даша! И не тебе решать, где будет моя дочь! Она общительная девочка и со всеми найдет общий язык! Смирись уже, Даша. Я итак оставляю тебе все: дом, который стоит немалых денег, шмотки, которыми забита вся гардеробная, и дочь, я продолжу обеспечивать, потому что от неё я не отказывался! Поэтому не смей грубить и следи за выражениями!

Он идёт к выходу. Просто так. Без истерик. Без последнего взгляда. И вот она — спортивная сумка. Серая, неприметная, уже стоит у вешалки.

Он подготовился, а я не заметила. Сдавливает в груди.

— Ты уже уходишь?! — спрашиваю, голос начинает дрожать. — Так просто?

Он молчит. Надевает куртку.

Я смеюсь. Громко. Резко. В отчаянии, смех, похожий на истерику.

— А Алиса, Антон? Она проснётся. Что ей сказать? Что папа больше не придёт? Или ты сам пришлёшь СМС?

— Ничего ей не говори! Я, как сделаю все свои дела, приеду, заберу её и всё ей расскажу! А сейчас лучше помалкивай! Твои истерики ни к чему! Остальное я заберу потом… Документы на развод приготовлю… Тебе не нужно будет бегать…

— Какой заботливый! Это ты обо всем позаботился заранее, да, Антон?! — иду за ним следом, хочу услышать еще хоть что-то, от чего смогу понять его действия. — Так ты не сказал, кто она, Антон?! И когда ты мне успел изменить? Когда я ждала тебя дома и не спала ночами? — чувствую дрожь в своих пальцах, холодом по коже проходит ток по моим венам.

— Даш, не позорься, — Антон усмехается, чуть криво, из-под лба. — Я сказал — ухожу. Так получилось. Ты здесь ни при чём. Не ищи в себе проблему, — Он будто читает выученный текст вместо прощания. — И перестань унижаться… Всё равно не останусь.