А во мне в этот момент всё путается.

Он только недавно разошелся с Наташей. Всё произошло так быстро, что я до сих пор не успела понять, как нам удалось из хаоса выстроить “будущее”.

И теперь он снова говорит о браке, о нас.

Я смотрю на него — почти того же Антона, но другого: с более спокойным взглядом, с какими-то новыми привычками, любящего… и всё же незнакомого.

— Мам, пап, я и вам купила, — дочка прибегает и прерывает наш разговор. — Угощайтесь! Саша, братик, тебе нельзя, к сожалению, — смеется Алиса, заглядывая в коляску, где её брат жует специальную игрушку для зубов.

— Вот это да! Спасибо, родная! — целую её в щечку и пробую вкусный пончик. — Такие аппетитные… — смакую я.

— Даш? Так что?.. Ты не ответила, — голос Антона звучит тихо, но в нём есть неуверенность, будто он боится услышать «нет». Он смотрит прямо в глаза, пытаясь найти там хоть крупицу надежды, а я… я просто не могу ему ответить сразу. Слишком много всего в голове, слишком больно вспоминать.

Я обещала себе, что попробую — дам ему шанс, но шанс не стирает предательство. Оно всё равно живёт где-то под кожей, в самом дыхании.

Я вдыхаю глубже, улыбаюсь — натянуто, но стараюсь, чтобы выглядело искренне.

— Да, конечно, Антон. Подадим заявление. Скоро.

Он облегчённо выдыхает, глаза будто светлеют, и на лице появляется та беззаботная улыбка, по которой я так скучала.

— Ну вот и славно! — смеётся, доставая из пакета пончик. Откусывает, и нос тут же покрывается белой сахарной пудрой. Алиса заливается смехом.

Я тоже не выдерживаю, подхватываю этот смех и тянусь к салфетке.

— Иди сюда, сладкоежка, — дотрагиваюсь до его лица, вытираю аккуратно. На секунду всё кажется простым, будто ничего плохого и не было — просто семья, обычная прогулка, смех ребёнка.

— Карина! — вдруг выкрикивает Алиса. Голос громкий, резкий, но от этого звука у меня внутри будто всё обрывается.

Я резко поднимаю взгляд к ларьку с пончиками. Стоит девочка — та самая, а рядом с ней — Наташа.

Её глаза мгновенно встречают мой взгляд, и то, что в них, обжигает изнутри: ненависть, боль, разочарование. Всего на секунду, но этой секунды хватает — дыхание перехватывает, внутри всё снова рвётся на части.

Антон тоже видит её. Его лицо меняется мгновенно — как будто кто-то сдёрнул с него маску. Губы дрожат, рука чуть невыдержанно сжимает коляску.

Он резко поднимается.

— Давайте уйдём отсюда, — голос хриплый, с надрывом. — Там, вон, у фонтана, сквер хороший. Посидим немного, ладно?..

Я не успеваю ответить.

Он уже толкает коляску вперёд, быстро, почти бегом. Алиса удивлённо оглядывается, не понимает, а я стою на месте, прижимаю руку к груди и пытаюсь перевести дыхание.

Антон… Он же старается… Для нас, для семьи… Карина, дитя, которым играет её мать, не виновата во всем, но боль вновь всплывает снова. Она никуда не делась. Как бы я ни хотела всё забыть, это предательство оставляет след в нашей семье на всю жизнь…

— Любимая, прошу тебя, успокойся… — когда мы отходим от этого места, будто сбежавшие трусы, я вижу, как Антон пытается замять этот казус, но внутри все равно продолжает гореть… Алиса тоже вся тут же никнет… Она ведь тоже не забыла…

***

Глава 24

Спустя пол года

Вечер тянется бесконечно. Время будто намеренно растягивается между секундами, как жвачка — липко, мучительно, не отпуская. Я приготовила ужин — вкусный, как он любит, с ароматом розмарина и хрустящей корочкой хлеба.

Прощальный ужин.

Детей я заранее отвезла к маме, сказав, что хочу провести вечер с Антоном — только мы вдвоём, как раньше.

Теперь в доме непривычно тихо.

Каждый звук часов отдается где-то внутри, будто отмеряет последние мгновения того, что ещё можно было назвать нашей семьёй.

Пять вечера.

Я накрыла на стол, зажгла свечи — ради тепла, которого уже нет. Но часы продолжают идти, а его всё нет.

Антон в последнее время часто задерживается, возвращается поздно, осторожно целуя в щёку и привычно объясняя: работа, совещания, авралы, проекты…

И я почти верю. Почти.

Но в какой-то момент привычное притворство перестаёт спасать. Я снова чувствую себя одинокой — рядом с ним, за одним столом, под одной крышей.

Снова пытаюсь убедить себя, что наши трещины можно склеить. Но всякий раз он заново подрывает то, что я успеваю восстановить в себе.

А ведь ничего не бывает просто так.

Всё повторяется. Циклично, упрямо, как замкнутый круг, из которого я не нахожу выхода. И где-то в глубине я уже знаю, что этот вечер станет чертой.

В среду Антон не вернулся домой. Позвонил и спокойно сказал: задержусь в офисе. Голос был уставший, привычный — тот, который невозможно отличить от лжи.

Я не стала спорить. Просто взяла ключи и поехала. Хотела убедиться. Не для сцены, не для ревности, а для того, чтобы наконец знать.

В офисе было темно. Охранник поздоровался удивлённо, сказал, что Антон ушёл ещё пару часов назад. Я кивнула, поблагодарила и попросила никому не говорить, что заходила. Пусть это будет сюрпризом.

Ехала домой молча, без слёз. Боль притупилась — осталась только глухая усталость и горечь за детей, которым я так старалась сохранить видимость семьи.

И вдруг, проезжая мимо небольшого кафе, я увидела его машину. Сначала не поверила — сердце просто дёрнулось, будто кто-то вырвал воздух из лёгких.

Но да, это был он.

Я едва успела сбросить скорость, как Антон вышел из ресторана. Не один, а с девушкой — молодой, хрупкой, улыбчивой, красивой.

Она что-то сказала, он засмеялся — так, как давно не смеётся со мной. И я поняла: у него снова всё по кругу, только теперь — с другой.

Сейчас я уже даже не злюсь. Я просто смотрю, запоминая этот момент как точку невозврата. Через минуту набираю его номер. Он отвечает почти сразу — голос ровный, без тени волнения.

— Да, я в офисе… заканчиваю… не жди, ложись спать.

Я смотрю, как он садится в машину и целует её, открывая дверцу. И думаю: хорошо, что охрану я заранее попросила молчать — пусть сюрприз сработает тогда, когда он меньше всего этого ожидает.

А сегодня я решила подготовиться к этому заранее. Я буду ждать Антона, сколько потребуется, только в последний раз. Просто хочу взглянуть в эти глаза… Мне не интересно, кто она, мне все равно, как долго это длится. Мне важно просто понять, для чего это всё было. Время прошло, и он устал притворяться.

И теперь я поняла одно. Жизнь жестоко ткнула меня в эту правду: люди не меняются. Кто изменил однажды, сделает это снова… И ничто не сможет остановить того, кто гуляет: ни уют дома, ни маленькие дети, ни красивая жена и хороший секс. Ничего не может задержать его дома, если по природе он кобель.

Смеюсь. Сама с себя. А я ведь вновь теряла с ним время… Вновь поверила, и снова упала лицом в грязь. Но сейчас мне не больно, сейчас мне просто смешно за саму себя. Та Даша, которая ради детей решила дать шанс.

Никогда не прощайте предательство. Что бы он ни говорил, что бы ни делал… Ты никогда не начнёшь доверять вновь. Ты будешь искать подвох, и ты обязательно его найдёшь, только часто бывает это слишком поздно, когда люди прожили целую жизнь и понимают, что идти им уже некуда.

Щёлкнул замок.

Ровно шесть вечера.

Антон пришёл сегодня почти вовремя — как будто чувствует, что этот вечер будет последним.

— Даша? — его голос раздаётся в прихожей, уверенный, привычный.

Я слышу, как он ставит ключи на полку, снимает куртку, поправляет рубашку. Каждое его движение до боли знакомо — и от этого становится только тише внутри.

Он появляется в кухонной двери, оглядывает стол, заставленный блюдами. Запах еды наполняет комнату — тёплый, домашний, спокойный, почти обманчивый.

— Вот это ты наготовила… — усмехается он, подходя ближе. — Праздник какой-то?

— Садись, ужинай, — говорю я ровно, стараясь не выдать дрожи в голосе.