— Какого рода сделка?

— Я дам тебе двести долларов, если ты поужинаешь со мной и расскажешь, что ты здесь делаешь.

Я стою к ней спиной, хотя и не уверен, что она не собирается вонзить в меня нож при первой же возможности.

— Двухсот долларов недостаточно, чтобы мириться с тобой и твоими назойливыми вопросами, — говорит она с ядом в голосе.

— Три сотни?

— Тысяча.

Я хихикаю и качаю головой. — Теперь ты жадничаешь.

— Насколько я знаю, у тебя более чем достаточно денег, чтобы удовлетворить мои требования. Ты хочешь пойти поужинать, мне нужны деньги на колледж.

Я поворачиваюсь и подхожу к ней, подходя все ближе и ближе, пока ее спина не прижимается к одной из обугленных стен. Она поднимает на меня взгляд, и на короткую секунду в ее глазах появляется страх.

Хорошо. По крайней мере, она знает достаточно, чтобы бояться.

— Если бы ты был умной, ты бы приняла мое предложение вместо того, чтобы пытаться заключить сделку. Я знаю, ты думаешь, что хочешь играть с большими мальчиками, но поверь мне, на самом деле это не так.

Она сердито смотрит на меня. — Я бы никогда не совершила ошибку, доверившись тебе.

— Умная девочка. Я бы тоже так не поступил. Это было бы худшим, что ты когда-либо делала. — Я отхожу от нее на шаг, отворачиваясь, прежде чем она увидит, как напрягается мой член в штанах.

Вместо того чтобы рыться в шкафах, я направляюсь к двери. Я могу вернуться сюда и осмотреть дом позже, когда Хэдли не будет рядом. Я хочу знать, почему знак Доминго находится здесь и как она с этим связана.

Было бы неплохо получить ответы на эти вопросы до того, как мы с ней поужинаем. Мне не нравится оставаться в неведении.

Люди умирают, оставаясь в неведении.

— Пятьсот долларов, — говорю я, не оборачиваясь на нее. — Ты поужинаешь со мной в четверг вечером, расскажешь все, что я захочу знать, а потом я отдам тебе пятьсот долларов.

— Прекрасно.

Я ухмыляюсь, глядя на нее через плечо. — Постарайся надеть что-нибудь красивое. Я не хочу, чтобы люди думали, что у меня вошло в привычку якшаться с мелкими преступниками, которые вламываются в заброшенные здания.

— Ты приводишь в бешенство! — Ее голос доносится мне вслед, когда я выхожу из дома, забавляясь всей этой ситуацией.

Если Хэдли думает, что она здесь главная, то она глубоко ошибается.

Хэдли

Стоя перед рестораном в четверг вечером, я задаюсь вопросом, какого черта я здесь делаю.

Мне не следовало соглашаться рассказывать Йовану что-либо о своей жизни. Его вопросы зайдут слишком глубоко. Он собирается поставить меня в неловкое положение и давить на меня, потому что он может. У меня нет никаких сомнений в том, что он собирается держать деньги у меня над головой.

Женщина поумнее сбежала бы прямо сейчас. Если бы мне не были нужны деньги, я бы даже не допускала мысли о встрече с ним.

Ну, деньги и то, как он интригует меня, как никто другой. Я знаю, что мне следует держаться от него подальше. Он опасный человек, и у него есть власть делать все, что он хочет.

Это только делает времяпрепровождение с ним намного более захватывающим.

Сделав глубокий вдох, я захожу в ресторан и чувствую себя так, словно перенеслась в другой мир. Все гладкое, белое и современное. Похоже, что даже прикосновение к одному из украшений заставит все помещение разлететься на тысячу осколков.

Хозяин ведет меня через ресторан, вокруг столиков, в заднюю часть, где есть отдельные комнаты. Открывается стеклянная дверь, и выходит официант. Он вежливо улыбается мне и кивает хозяину, прежде чем направиться, как я предполагаю, в сторону кухни.

Я жду мгновение, прежде чем войти в отдельную комнату. Передо мной большая кабинка с белой кожей и столом из матового стекла. Стена слева от меня представляет собой водопад, который каскадом ниспадает в небольшой бассейн.

Мне здесь не место.

Йован выскальзывает из кабинки, выглядя одновременно как рай и ад. На нем темная рубашка, отчего его темные глаза горят. Его взгляд медленно перемещается вверх и вниз по моему телу, задерживаясь там, где серебряное платье облегает мои изгибы.

— Ты сегодня выглядишь сногсшибательно, Хэдли, — говорит он сладким, как мед, тоном, хотя выражение его глаз совсем другое.

— Спасибо, — говорю я, садясь напротив. Когда я сажусь, кожа сиденья на моей коже как масло.

Йован занимает свое место, пока ведущий достает два меню откуда-то из другого зала. Передав нам меню, ведущий исчезает за дверями.

— Ты действительно хорошо выглядишь сегодня вечером, Хэдли. Я почти не узнал в тебе преступника, вламывающегося в дома.

Я закатываю глаза и открываю меню. — Я здесь не преступник.

— Тебе действительно следует следить за своим языком. Однажды из-за него у тебя будут неприятности. — Йован ухмыляется и откидывается на спинку стула. — Если ты любишь лобстеров, то суп просто изумительный.

— Я больше люблю бургеры, — говорю я, открывая раздел меню с бургерами.

Пока я ищу что-нибудь не покрытое трюфельным маслом или золотом, Йован хватает пульт дистанционного управления и начинает играть с цветом ламп над головой. В конце концов он останавливается на темно-синем тоне, который каждые несколько секунд меняется на чуть более светлый.

— Хочу ли я вообще знать, сколько будет стоить этот ужин? — Спрашиваю я, разворачивая меню и протягивая его ему. — Здесь нет никаких цен.

Йован пожимает плечами и вертит в руках другой пульт, пока не заиграет тихая инструментальная музыка. — Я бы не стал беспокоиться о стоимости. Я плачу за ужин.

Я переворачиваю меню и снова начинаю просматривать бургеры. Мое сердце колотится со скоростью мили в минуту, когда я просматриваю варианты ужина. Наконец-то я нахожу то, что звучит как нечто такое, что могло бы мне понравиться.

В основном я питаюсь теми немногими блюдами, которые умею готовить дома, и тем, что можно купить в ресторанах быстрого питания.

Появляется официант с бутылкой вина и разливает по бокалам, прежде чем принять заказ. Как только за официантом закрывается дверь, Йован поворачивается ко мне с таким взглядом, что у меня по спине пробегают мурашки.

— А теперь у меня есть к тебе несколько вопросов, — говорит он, беря салфетку и снимая серебряную ленту, которая ее скрепляет.

Он крутит серебряное кольцо на столе, изучая меня. Уголок его рта приподнимается.

— О чем ты хочешь поговорить? — Спрашиваю я, притворяясь невежественной, и тянусь за своей водой. Я делаю глоток и смотрю на него поверх края стакана.

— Хэдли, ты умная женщина. — Он перестает крутить оркестр. — Почему бы нам не начать с чего-нибудь простого?

— Это действительно зависит от твоего определения простого.

Он хихикает и качает головой. — Хорошо, если ты хочешь так играть, тогда я в игре. Расскажи мне о своем детстве.

— Ты называешь это простым? — Я усмехаюсь и откидываюсь на спинку стула. Я скрещиваю руки на груди и жду, что он скажет что-нибудь еще, но он держит рот на замке.

Эта бесящая ухмылка сводит меня с ума. Я не знаю, хочу ли я поцеловать его или убить.

— Тут не о чем говорить. Мое детство было дерьмовым, но оно сделало меня той, кто я есть.

Йован выгибает бровь. — Тебе придется объяснить это немного подробнее.

— Нет. Я ни за что не собираюсь разбирать с тобой свою детскую травму. Я не понимаю, какое это имеет отношение к тому, что ты хочешь знать.

Официант заходит в зал и ставит перед нами закуски. Крабовый соус, который ставят передо мной, очень аппетитный. Я беру один из маленьких крекеров и зачерпываю немного соуса, прежде чем отправить его в рот.

— Это потрясающе, — говорю я, пока официант наливает Йовану бокал вина. Когда официант протягивает бутылку мне, я качаю головой. — Нет, спасибо.

— Не пьешь? — Спрашивает Йован, когда официант выходит из зала.