Я не позволю, чтобы их забрали из их семей, как мою забрали у меня.

Посидев еще несколько минут в своей машине, Хэдли выходит и идет пешком. Она оглядывается через плечо, прежде чем завернуть за угол и исчезнуть из поля зрения камеры в раннее утро.

— Черт побери, — Говорю я, закрывая компьютер, прежде чем встать и направиться к двери, чтобы последовать за ней.

Ни один из вышибал ничего не говорит мне, когда я выхожу на улицу и следую за ней. Она, кажется, не замечает меня, когда сворачивает за другой угол.

Я держусь от нее на расстоянии, гадая, куда она направляется.

Она работает на Феликса? Кажется слишком большим совпадением, что она начала работать на меня, как только он вернулся в город.

Я уже не в первый раз думаю, что Хэдли, возможно, не та, за кого себя выдает. Я сомневаюсь, что это будет последний раз, когда я подозреваю ее в этом.

В этой женщине есть много вещей, которые не имеют смысла. Слишком многих частей головоломки все еще не хватает.

Мне не нравятся недостающие фрагменты. Из-за недостающих фрагментов мой картель оказывается под угрозой.

Хэдли идет быстро, время от времени оглядываясь. Я опускаю голову и остаюсь в нескольких футах позади нее, следя за тем, чтобы она не видела меня те несколько раз, когда оглядывается через плечо.

Она продолжает идти, все дальше и дальше удаляясь от центра города.

Дома вокруг нас выглядят так, словно ими годами пренебрегали. Трава растет высоко, а заборы разваливаются. В нескольких домах выбиты окна. Еще больше покрыто граффити.

Там играют дети, хотя большинство из них выглядят как дети, которые вырастают и вступают в картели.

Какого черта Хэдли здесь делает?

Она продолжает идти, пока не останавливается перед домом, который выглядит так, словно пострадал от пожара. Весь фасад покрыт подпалинами, и нет ни одного неповрежденного окна.

Я прячусь за машиной, стоящей на шлакоблоках, и наблюдаю, как она оглядывается по сторонам. Сейчас слишком раннее утро, чтобы кто-то, кроме детей, мог находиться на улице.

Я сомневаюсь, что они должны быть снаружи, но я знаю, что иногда на улице лучше, чем дома.

Хэдли хватается за один из подоконников и подтягивается наверх. Она проскальзывает в дом, как будто это то, что она делала миллион раз раньше.

Черт возьми. В чей дом она врывается?

Я не думал, что в Хэдли есть что-то подобное, но теперь я начинаю понимать, что, возможно, ошибался на ее счет. То безрассудство, которое я увидел в ней в первую ночь нашей встречи, проявляется снова.

Именно это побуждает меня выскочить из-за машины и последовать за ней в дом.

Хотя я не вижу ее, когда вхожу, я улучаю момент, чтобы осмотреться. Мебель обгорела, а стены и потолок покрыты сажей. В деревянных полах есть пара дырок, через которые когда-то прогорел огонь.

Сорняки и животные начали захватывать это пространство. Мимо пробегает мышь с чем-то во рту и исчезает в дыре в стене.

— Что ты здесь делаешь? — Спрашивает Хэдли, появляясь со мной в гостиной. Она оглядывается, ее глаза слегка слезятся.

— Я могу спросить тебя о том же. Это не похоже на то место, где ты стала бы проводить время.

Ее щеки розовеют, когда она смотрит на меня. — Потому что ты знаешь обо мне все, верно? Переспать вместе несколько раз не означает, что ты можешь судить о том, что мне нравится, а что нет, не придавая особого значения тому факту, что ты меня на самом деле не знаешь.

Я пожимаю плечами и оглядываюсь. — Тогда ладно. Что это за место?

— Это все равно не твое дело. — Хэдли скрещивает руки на груди, ее глаза сужаются. — Почему ты последовал за мной сюда?

— Я просматривал камеры, когда персонал уходил. Видел, как ты сидела в своей машине, а затем вышла и пошла пешком. Решил, что мне следует последовать за тобой и посмотреть, что ты задумала.

— Ах, да, — говорит она, ее тон сочится сарказмом. — Потому что лидеру гребаного картеля действительно насрать на людей, стоящих ниже него. Не притворяйся, что ты последовал за мной, потому что тебе не наплевать на меня.

— Нет, я пришел сюда, потому что не могу доверять тебе и не знаю, собираешься ли ты меня облапошить или нет.

Я протискиваюсь мимо нее и выхожу в коридор. Я уворачиваюсь от дыры в полу, прежде чем направиться на кухню. Там все еще стоят тарелки, хотя большинство из них разбиты или с трещинами. Похоже, огонь не успел проникнуть так далеко в дом, прежде чем его потушили.

Когда я оглядываю комнату, Хэдли вздыхает.

— Есть какие-то проблемы с моим пребыванием здесь? — Спрашиваю я, открывая дверь в задней части кухни, которая ведет в крошечную прачечную.

— Проблема в том, что ты вторгаешься в мою жизнь и чувствуешь себя в ней как дома. Я не хочу, чтобы ты совал нос в мои дела. Ты же согласился, что мы будем действовать профессионально.

Я опускаю взгляд на пол и вижу люк. На двери вырезан символ картеля Домингос. Поворачиваясь к Хэдли, я сохраняю непроницаемое выражение лица.

— Нет, — говорю я, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь. — Я сказал, что не собираюсь заставлять тебя кончать снова. Я никогда ничего не говорил о вторжении в твою личную жизнь.

— Я бы хотела, чтобы ты прекратил это. Тебе здесь не на что смотреть.

Я подхожу к ней ближе, нас разделяет всего несколько дюймов. Ее грудь касается моей, когда она слегка откидывает голову назад, чтобы посмотреть на меня. Моим пальцам до боли хочется потянуть за ее локоны и снова увидеть, как она выгибается для меня, но этот корабль уже уплыл.

Пребывание с ней только сделает ее мишенью для моих врагов. Я подверг опасности столько людей, что хватит на всю жизнь.

Она прячется в разрушенном доме, который содержит символ моего врага. Я не знаю, что она от меня скрывает, но так или иначе я докопаюсь до сути.

Ее взгляд встречается с моим, и я разрываюсь между желанием поцеловать ее и убить.

Знание того, что она каким-то образом связана с картелем Домингоса, может быть полезным, но, судя по тому, насколько стойкой она была за то время, что я ее знаю, я сомневаюсь в этом.

И все же, зачем ей скрываться в месте, на которое они претендуют?

Какое отношение Карлос имеет к ней, если она связана с картелем Домингоса?

Все это не имеет смысла.

Я отворачиваюсь от Хэдли, понимая, что пока не могу ее убить. Мне нужно знать, что ей известно.

— На какой улице мы находимся? — Я начинаю открывать шкафы и рыться в них. Хотя здесь есть несколько иголок, их мог оставить здесь любой, кто пробрался сюда тайком.

— Холлис. — Она захлопывает шкаф, когда я пытаюсь его открыть. — Прекрати рыться здесь и просто убирайся отсюда.

— Почему для тебя так важно, чтобы я ничего не знал об этом месте? Оно просто выглядит как сгоревший дотла маленький дом, но ты была готова проникнуть в него. Мне это кажется немного странным, тебе не кажется?

Она хмурится. — Ты бы никогда не узнал об этом, если бы не решил преследовать меня здесь.

— Я не преследовал тебя. Я просто опасался за твою безопасность, испытывая подозрения относительно твоих намерений.

— Послушай, почему бы нам обоим просто не уйти? Ты прав. Мне нечего здесь делать.

Я разворачиваюсь и мягко хватаю ее за горло, прижимая спиной к стене. Вместо страха, которого я ожидаю, я не вижу ничего, кроме возбуждения, сияющего в ее глазах. Мой член твердеет, когда она пристально смотрит на меня.

— Убери от меня свои гребаные руки, пока я их не сломала, — говорит она, поднимая руки, чтобы схватить мои. Она пытается отвести мою руку, но я удерживаю ее на месте.

— Не думаю, что ты этого хочешь. Я вижу возбуждение в твоих глазах. Держу пари, если бы я просунул руку в твои крошечные шортики, то снова обнаружил бы тебя насквозь мокрой для меня.

— Ты ублюдок, — говорит она, когда я отпускаю ее и делаю шаг назад.

— А ты лгунья. — Я напеваю себе под нос и снова начинаю рыться в шкафах в поисках чего-нибудь, что могло бы подсказать мне, кто здесь жил раньше. — Вот что я тебе скажу, если ты не хочешь рассказывать мне о том, что происходит в этом доме, тогда мы можем заключить сделку.