Я пытаюсь подавить усмешку при виде огня, горящего в ее глазах. Несмотря на то, что преследовать ее — даже только на эту ночь — плохая идея, — в этих карих глазах есть что-то, что притягивает меня.

— Прости, — я делаю еще один шаг к ней. — Ты вылила на меня бутылку, но это был несчастный случай. Чтобы загладить свою вину, ты можешь потанцевать со мной.

Ее щеки вспыхивают, когда она заправляет за ухо прядь каштановых волос. Ее полные губы слегка приоткрываются.

Мы оба отходим в сторону, когда люди пытаются пройти мимо нас по лестнице.

— Я работаю, — говорит она, хотя в ее голосе больше нет настоящего гнева. — Мне нужно закончить свою первую и последнюю смену.

— Ты беспокоиться о трудовой этике, когда знаешь, что тебя уволят? — Мой голос слегка повышается, чтобы быть услышанным на фоне музыки. Эта девушка с каждой секундой удивляет все больше. — Это похвально. Но что за жизнь без небольшого риска?

— Приставать к мужчине, накачанному алкоголем, не входит в мои представления о том, что стоит рисковать. — Ее бедра сжимаются вместе, тело выдает ее слова. — Прошу прощения, но мне нужно вернуться к моим гостям.

Я ухмыляюсь и обхожу ее, вставая у нее на пути. — Ладно, тогда не танцуй со мной. Отведи меня домой.

— А если на тебя выльют бутылку бурбона, это будет фетишем? — Она ухмыляется, когда я закатываю глаза. — Не хочу тебя расстраивать, но у меня есть дела поважнее, когда закончится моя смена.

Жар ее тела так близко от моего заставляет мою кровь биться быстрее.

Все, о чем я могу думать, — это изгибы ее груди и бедер. Ее тело под моим, когда ее задыхающиеся всхлипы учащаются.

Я беру ее за руку, провожу большим пальцем по тыльной стороне. — Вот что я тебе скажу, если менеджер не придет и не уволит тебя в конце смены, тогда ты заберешь меня с собой домой.

Она убирает руку и поднимается еще на одну ступеньку. — Ты подкупаешь меня тем, что, я уверена, будет грустным сексом, только для того, чтобы я могла сохранить работу?

Я следую за ней, снова вторгаясь в ее пространство. Ее глаза расширяются, когда я наклоняюсь вперед, наклоняя голову, пока мой рот не оказывается в дюймах от ее. Когда ее взгляд встречается с моим, в нем сквозит интерес.

— Поверь мне, ты будешь плакать только потому, что не сможешь вынести еще одного оргазма.

У нее перехватывает дыхание, а взгляд загорается. Она на мгновение зажмуривает глаза, прежде чем открыть их снова.

— Хорошо, — ее голос не громче шепота. Уголок ее рта приподнимается, когда она проводит пальцем по моей груди. — Прошло много времени с тех пор, как я получала удовольствие от чего-либо, кроме вибратора.

Ее ухмылка становится шире, когда она приподнимает рубашку на моем торсе. Какая-то маленькая безрассудная часть ее умоляет вырваться на свободу.

Я собираюсь быть тем, кто снимет замок с клетки, в которой содержится ее безрассудный дух.

— Милое местечко, — говорю я, когда мы заходим в маленькую квартирку позже тем же вечером.

Это совсем не похоже на мой собственный пентхаус, но это хорошая квартира. Если выглянуть в окно, наклониться влево и прищуриться, то можно почти увидеть пляж. Квартира довольно простая — как будто ей нечего показать из своей жизни.

— Знаешь, — говорит Хэдли, бросая ключи и сумочку на кухонную стойку. — Ты все еще не сказал мне своего имени.

— Не думаю, что это так уж важно. — Я засовываю руки в карманы и улыбаюсь. — Если тебе действительно нужно имя, я могу дать тебе фальшивое.

Она сбрасывает туфли. — На самом деле это не так уж важно. Я просто подумала, какое имя мне не следует называть утром.

Я хихикаю и снимаю свои туфли, ставя их рядом с ее. — О, теперь у тебя есть шутки?

— Надо же как-то выживать. — Хэдли идет на кухню и достает бутылку текилы.

Ее взгляд не отрывается от моего, пока она откупоривает бутылку и делает большой глоток. — Обычно я ничего подобного не делаю.

Ухмыляясь, я присаживаюсь на подлокотник ее бежевого дивана. — Ты говоришь так, как говорю я.

Она указывает на мое тело. — Посмотри на себя, а потом скажи, что это не так.

— Я не могу.

Хэдли прислоняется к стойке и теребит подол своих шорт. — Вот именно. Я все еще не могу поверить, что ты был прав насчет того, что меня не уволят. Эта бутылка была дорогой.

Последнее, о чем я хочу сейчас говорить, — это об этой чертовой бутылке.

Я встаю и сокращаю расстояние между нами. У нее перехватывает дыхание, когда я беру у нее текилу и ставлю ее на стойку. — Если ты хочешь, чтобы я ушел, ты можешь сказать мне. Я не собираюсь заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь.

Подозрение застывает в ее глазах, когда я возвышаюсь над ней.

— Я серьезно, Хэдли. Я также не буду звонить тебе на работу и настаивать на твоем увольнении.

Ее глаза сужаются. — Откуда ты знаешь мое имя?

— Сказала мне другая официантка, когда убирала беспорядок. — Я кладу руки ей на бедра, мои большие пальцы касаются полоски видимой кожи над поясом ее шорт.

Она дрожит, ее голова запрокидывается. — Ты действительно серьезно относишься к этому?

Я наклоняюсь, чтобы прикусить зубами мочку ее уха. — Очень.

Ее руки прокладывают путь вверх по моей груди, чтобы сцепиться у меня за шеей.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее, и мне кажется, что весь мой мир разлетелся вдребезги.

После этого мне придется ее уволить. Я не могу допустить, чтобы она работала со мной и смотрела на меня вот так. Как будто я... достоин быть с кем-то. Как будто она собирается охватить самые темные стороны меня.

Я отгоняю все мысли о том, что произойдет, когда мы закончим трахаться. Вместо этого я сокращаю расстояние между нами и сосредотачиваюсь на ощущении прикосновения ее губ к моим.

Пальцы Хэдли заплетаются в мои волосы, и она притягивает меня ближе. Ее тихие стоны, когда мой язык скользит по ее языку, заставляют мой член твердеть. Она ахает, когда мой член упирается в нее. Я пользуюсь возможностью, чтобы переплести свой язык с ее языком, ее вкус врезается в мою память.

Я прижимаюсь к ней, зажимая между стойкой и своим телом, пока мои руки скользят под ее рубашку.

Ее кожа мягкая под моими кончиками пальцев, когда я продвигаюсь вверх к нижней стороне ее груди. Она стонет громче, когда я просовываю руки под ее кружевной лифчик и перекатываю пальцами ее соски.

Ее соски напрягаются под моими прикосновениями, ее влечение ко мне неоспоримо. Я хочу снять с нее одежду и дразнить ее соски, пока она не окажется на грани оргазма.

— Такая отзывчивая, — говорю я, прокладывая поцелуями дорожку вниз по ее шее.

Она выгибает спину, сильнее прижимаясь грудью к моим рукам, пока я массирую мягкую плоть. Пальцы Хэдли впиваются в мои плечи, пока я посасываю чувствительную кожу у основания ее шеи.

— На тебе слишком много одежды, — ее голос прерывается, когда ее руки скользят по моему телу. Она впивается ногтями в мою кожу, заставляя меня содрогнуться.

Я стаскиваю с нее рубашку, пока она расстегивает пуговицу на моих брюках.

Наша одежда скапливается кучей у наших ног, когда мы раздеваем друг друга.

Ее ногти царапают мою кожу, посылая дрожь по позвоночнику, когда я поднимаю ее на столешницу.

Ее ноги раздвигаются, когда я опускаюсь на колени, мои пальцы касаются ее влажной сердцевины. Хэдли раздвигает ноги немного шире, когда мои пальцы обводят ее клитор. Ее влага покрывает мои пальцы, пока я дразню ее.

Она запускает пальцы в мои волосы и тянет их, прижимаясь киской к моим пальцам.

— Еще, пожалуйста. — Хэдли перекидывает одну ногу через мое плечо, выгибая спину. Ее пятка упирается мне в плечо, притягивая меня ближе к ней.

— Ты хочешь кончить на моем языке? — Я дразняще облизываю ее, чтобы подчеркнуть свои слова, прежде чем возвращаю пальцы к ее клитору.

— Да.

— Скажи это, Хэдли. Скажи мне, чего ты хочешь.

Она всхлипывает, когда я прижимаю большой палец к ее клитору. — Пожалуйста. Я хочу кончить на твоем языке.