— И таксист приходил ругаться? — уточнил Стас.

— Да, и орал он долго! Угрожал, что Лаву теперь в городе ни один таксист не повезет, что он её подкараулит и изобьёт… Надеюсь, больше не придет, — возбужденно докладывала Марго, а Лава, наконец, включилась в беседу:

— Не придет. Я же написала заявление в полицию на его угрозы, недавно пришел ответ: проверка прекращена в связи со смертью.

Замредактора охнул и замахал руками всех сразу:

— Так, давайте-ка все по кабинетам! Видите, как опасно обижать наших женщин? — это он уже почти жалобно сказал Стасу. Тот уважительно наклонил голову: трепещу и благоговею. Но прежде, чем его новые коллеги начали покидать кабинет, воскликнул:

— Минутку! Сегодня вечером я бы хотел проставиться за свою будущую стажировку. Приглашаю всех на пиво и роллы!

Уходя, Маргарита бросила на стажера такой взгляд, что сомнений быть не могло: скоро начнется атака. Возможно, даже этим вечером… Согласно досье, ей сорок три. Стасу по легенде двадцать два. На самом деле он немного старше, но для этого задания подбирали наиболее молодо выглядящего сотрудника, чтобы легко сошел за студента. Пока интерес скандальной культурной обозревательницы не стал проблемой, надо выбрать тактику, которая помогала бы держать ее на расстоянии, не обижая. Если Лава и Ева отпадут и наступит черед Марго, можно будет использовать и постель, где ведьминская сущность отлично проявляется, но пока рано, рано… Нельзя бросаться сразу во все версии, обязательно что-нибудь упустишь. И если уж рассуждать о необходимости сближения, то из трех подозреваемых он предпочел бы Еву, и не только потому, что ей двадцать семь, и она самая хорошенькая. Она даже под подозрением в ведьмовстве выглядит милой и безопасной. Голову в постели не откусит, чувствовал Стас. Не то что Лава, за которой даже во время обеда хочется внимательно следить — вдруг решит воспользоваться ножом не по назначению? Офицер, конечно, не должен бояться трудностей, но в некоторых жизненных ситуациях лучше обойтись без них.

В кабинете остались только Стас, Андрей Андреевич, Лава и фотограф Гриша (это над его столом висела мишень дартс). Гриша надел наушники и начал скачивать файлы с карты памяти фотоаппарата, а Лава что-то смотрела в своем телефоне, нахмурившись. Скорей всего, подъездные камеры в приложении. Что же… Эти риски тоже были учтены. А замредактора подсел к столу стажера, чтобы проинструктировать в его первом журналистском задании. Стас тщательно записывал в блокнот.

— Вы человек приезжий… Можно на ты? Ага… Так вот. Есть у нас Соловьиный парк. Не в центре города, но в густонаселенном районе. А в парке пруд, довольно большой. И стали местные, кто там часто гуляет, жаловаться, что пруд этот очень опасный — туда дети могут упасть, сомнительные личности по берегу ошиваются… От группы горожан поступила нашему мэру петиция: просят пруд засыпать, а на его месте поставить детскую площадку. Завтра сторонники и противники встретятся в мэрии, и тебе тоже нужно туда сходить. Записать аргументы «за» и «против». Может, кто-то расскажет историю, как в этом пруду чуть ребенок не утонул, или как там гулял злоумышленник. В сводках ничего такого не было, но вдруг? Попроси секретаря Тамару, чтобы она заказала тебе пропуск в администрацию, а Гриша тебя сфотографирует на временное удостоверение. Телефоны пресс-службы мэра возьмешь у коллег.

— Понял, — кивнул Стас и спохватился: очень уж по-военному получилось.

— Аргументы «против», кстати, можешь записать у Лавы, — хитро улыбнулся Андрей Андреевич. — Она — ярая защитница пруда.

— Это противники пруда «ярые», — ворчливо отозвалась Лава со своего места. — А я просто против того, чтобы всё вокруг, что может кому-то случайно повредить, было засыпано землей и обнесено колючей проволокой. Стоял пруд сто лет — и вдруг стал опасным. Бред. Посреди города течет река Кроткая. Давайте и её тогда засыплем, в ней каждый год тонут дети — то зимой в полынью провалятся, то летом нырнут головой в камень, то ногу кому-то сведет. Я могу поднять сводки — сколько несовершеннолетних и на каком городском объекте больше всего гибнет и калечится. Но всем именно пруд помешал! А там даже не утонул никто! А ещё только в прошлом году в городе было построено… подождите, сейчас найду… — она молниеносно отстучала по клавишам. — … сорок шесть новых детских площадок и сто семнадцать капитально отремонтировано. Этим мамам гулять негде? Оставьте хоть что-то взрослым людям!

— Вы любите гулять у пруда? — спросил Стас, стараясь, чтобы вопрос звучал как можно более простодушно.

— Раньше любила, — хмуро ответила она. — Пока на меня дважды не наехал детский велосипед… Гриша, ты меня слышишь? — окликнула вдруг фотографа. Стас уже заметил, как быстро она меняет тему разговора. Гриша вопросительно приподнял наушники. — Я тебе сейчас скину пару фоток. Ты сможешь высветлить?

Он кивнул.

— Скинула.

— Получил.

«Фото с камер наблюдения скидывает, надеется рассмотреть гостя Кристины», — понял Стас. Он наклонился и тихо спросил у своего нового начальника:

— А почему у вас в кабинете такой странный состав: фотограф, журналист, замредактора? Я думал, начальство отдельно сидит, а журналисты все вместе.

— Два года назад здесь вместо Гриши сидела Ева, — так же тихо ответил Андрей Андреевич. — Она тогда только пришла, и я ее обучал практической журналистике. Но посетители Евы все время ругались с посетителями Лавы. Совпадало постоянно — хоть ты тресни! К Лаве ходили бизнесмены, которые рассказывали, как их прессуют проверками по пустяковым поводам, а к Еве — работники этих бизнесменов, которые жаловались на трудовые нарушения. Стоит к Лаве прийти кому-то, кого покусала собака, в тот же час к Еве идут защитники животных. Вот они-то в последний раз и подрались прямо тут, в кабинете…

— К ближнему бою я как-то не готов, — шепнул Стас. Андрей Андреевич засмеялся и махнул рукой: мол, не переживай, сами разберутся. — Но вообще у вас очень интересно.

— Работа такая, — философски заметил замредактора и ушел за свой стол.

Стас придвинул ноутбук, чтобы почитать о Соловьином парке и о том, как пишутся журналистские статьи. Поднял крышку и похолодел: на клавиатуре лежала высушенная ромашка.

Поразительные все-таки бывают душегубы, думала Лава рассеянно, дописывая статью. Сидели вшестером, выпивали, и вдруг гражданину ударила в голову не только водка, но и другая известная жидкость. И он сначала вывел в огород и до смерти избил одну собутыльницу, спрятав тело в теплице, а затем решил прикончить и остальных, чтобы не проболтались… Двоим из пятерых удалось выжить. При этом спроси подонка, по какой причине он взбесился, — выяснится, что ему либо на ногу наступили, либо посмотрели косо. Чем меньше интеллект — тем легче оскорбить эти тонкие чувства… Восприимчивые звероподобные натуры. Описывать их жизнедеятельность — будто ждать, пока стоматолог досверлит тебе зуб. Вроде бы ты и обезболен, а ощущения так себе.

Обезболивающее журналиста — цинизм. Понимание, что всё страшное и болезненное — прежде всего, хороший сюжет. Да, читатели любят уверять, что преступления и проблемы давят им на психику и разочаровывают в человечестве, а они хотят читать о порядочных людях и благородных поступках. Просто им кажется, что так они выглядят более респектабельными, этичными и высокоморальными. Но где они видели столько благородных поступков, чтобы хватало восхищаться ими раз в неделю? Когда перед Восьмым марта вышел номер, целиком посвященный добрым и светлым историям о женщинах, его охотно покупали только родственницы героинь, а остальные читатели реагировали очень вяло. Зато эксклюзивное интервью с начальником следствия об интернет-педофиле перепечатали все региональные СМИ.

Лава всегда чувствовала, что в неё этого обезболивания впрыснуто больше, чем в других. Даже когда поехала на своё первое задание — в деревню, где по недосмотру матери погибло трое детей — испытала лишь лёгкую грусть. Но в мире должно быть равновесие, и если где-то убыло, в другом месте прибудет… За обезболивание в стоматологии берут деньги. Вот и Лаве Небесный Стоматолог выписал особый счёт: вместо сопереживания она получила иной вечный зуд.