— Как скажешь, — раздражённо отозвался Герман. — Но как-то ты не очень хорошо представляешь себе, что значит «расстаться». Если тебе его жалко — может, простишь? Он успокоится и привыкнет, я думаю. Ты же раньше ни в кого… тебе никто так не нравился до него.

— Мне не надо, чтобы ко мне привыкали, — сказала Лава, понимая, что нет сил даже сердиться. — Я не хочу думать, что кто-то со мной из страха. И если я настолько страшная, что мой парень выбирает мою жертву и сбегает — такого мне точно не надо. Думаешь, не бывает мужчин, которых я не пугала бы?

— Не знаю, — честно признался брат. — Может, маньяки-психопаты? Извини, я шучу… А таких, как ты… только мужчин — не бывает?

— Не знаю, — повторила она его слова. — Я не знаю никого такого, как я, с тех пор, как бабушка умерла. И где их искать — тоже. Может, это просто какая-то аномалия, душевная болезнь…

У реки Лёши не было.

— Ушёл, пусто, — объявил Герман. — Можно ехать домой, наконец. Как-то не так я представлял прощание с летом. Ты не забыла, что сегодня первое сентября? У тебя во сколько первая лек…

Но Лава, перебив его, крикнула:

— Он здесь! — чуть ли не кубарем выкатилась из не успевшей затормозить машины и кинулась с пригорка прямиком к воде. Там, где начиналась глубина, она увидела пузыри. Сердце колотилось быстро-быстро. Ринулась в холодную реку прямо в обуви, но посторонилась, когда следом за ней нырнул Герман, скинувший ботинки и куртку. На пару секунд он показался на поверхности, вдохнул побольше воздуха и нырнул снова. Когда вынырнул опять, тащил за плечи полубесчувственное тело. Нащупал ногами дно и дотолкал утопленника к берегу, держа за подбородок.

— Как… ты мне… сегодня… надоел… — пропыхтел он, бросая спасённого на песок у воды. Лава тут же подскочила к ним. Вместе брат и сестра перевернули Лёшу на живот, перекинули через колено Германа, и Лава уже знала, что делать. Стоило ей только приложить руки к животу и груди Лёши, как он начал извергать воду. Трясся, судорожно вдыхал воздух и давился, кашлял, пока не повис обессиленно. На шее спасённого болтался его собственный ремень. Лава с отвращением распутала эту удавку и отбросила, как змею. Положили его набок, подсунув под голову подушку из куртки Германа.

— Знаешь, что он придумал? — возмутился Герман. — В свои ботинки напихал камней, повесил их на ремень, ремень на шею — хорошая конструкция! Вроде бы не очень глубоко, но я пока их срывал, сам чуть не нахлебался!

Лёша был в сознании, и она села рядом, гладя его по голове. От этих прикосновений он вдруг разрыдался ей в колени. Она дотянулась до своего брошенного на землю рюкзака, достала маленький пузырек с маслом лаванды и нанесла по капле ему на виски. Продолжая гладить мокрые волосы, шептала ему ласковые успокаивающие слова. О том, что далеко-далеко кто-то уже отпирает сундук с его счастьем, скоро-скоро счастье прилетит и обнимет его, и он успокоится, и будет крепко спать и видеть хорошие сны…

— Ты можешь что-нибудь сделать, чтобы его отпустило? — хмуро спросил Герман.

— Нужно вызвать психиатрическую «скорую». Грибы, попытка суицида… Пусть везут его в больницу, ставят капельницы, — ответила Лава печально, а увидев изумленное лицо брата, который явно не это хотел услышать, пояснила: — Он обычный, нормальный человек. Ему поможет обычная, нормальная медицина. Только отсюда его вывезем, а то нас не найдут.

Они осторожно помогли Лёше подняться, довели до машины и усадили на заднее сиденье. Лава села рядом, чтобы он мог положить голову ей на плечо.

… — У вас точно хватит денег на телефон? — спросил Никита, выезжая из поселка на большую дорогу.

— Хватит, — подтвердила Лава. — Я украла большую пачку, — и показала купюры в целлофановом пакете, который дала Анна Валерьяновна. Больше положить было некуда.

— Украли? — Никита даже развернулся к ней в изумлении.

— Да, — подтвердила Лава спокойно. — Забрала из дома все сбережения, потому что оставаться там было опасно. Убежала в чем была, но с деньгами.

Он молчал, видимо, переваривая информацию.

— А где вы теперь будете жить?

— Не знаю. Попросила батюшку приютить, а там как получится. Я могу и в бане пожить, чтобы его семью не смущать, сейчас тепло… А потом что-нибудь придумаю… Когда смогу позвонить родным.

— Я подумаю, куда вас можно пристроить, — пообещал Никита.

Лава искоса посмотрела на него, чтобы составить портрет. Прикрыла глаза, настроилась на этого человека. Итак, этот богатырь, или, правильнее сказать, викинг, любит помогать делом. Скорее всего, потому, что когда-то помогли ему, и он теперь возвращает этот долг всем подряд. Расточительно, но это его личное дело. Не эмоциональный, но чувствительный, иначе не помогал бы. Неженат и… (Лава вдохнула его запах, стараясь не привлекать к себе внимание) женщины у него не было давно. Неверующий и не из тех, кто ищет веру. Одиночка. Приятная мягкая энергетика, как у всех, кто работает с деревом. Но в глубине кроется тревожная нотка… Так… Похоже, в юности он имел какие-то проблемы с законом…

— Вам только телефон будет нужен и сим-карта? — перебил он ее мысли.

— Нет, еще кое-какие личные вещи, — стыдливо сказала Лава. Точно ли стыдливо? Вдруг плохо получилось? Как тяжело притворяться.

— Тогда я после покупки телефона отъеду кое-куда ненадолго, — сказал Никита. — Торговый центр тут один, такому маленькому городку больше и не надо. Отделы там разные — и одежда, и обувь, и аптека… Вы за час ведь управитесь? Я встречусь с кузнецом и вас заберу, отвезу обратно.

Стоп. Лава впервые за эти несколько дней, когда её постоянно нервировало чужое враждебное внимание, ощутила, что жизнь ещё может наладиться. Так, только не спугнуть и не удивить… Правильно подобрать слова…

— Никита, — сказала так проникновенно, что он опять удивленно на нее посмотрел. — А можно мне с вами к кузнецу? Мой покойный дедушка был кузнецом, и я уже много лет мечтаю хоть одним глазком взглянуть на настоящую кузню…

— Так вы из ремесленной семьи? — обрадовался он. — Хорошо, но тогда в торговом центре делайте все очень быстро.

— Я вас не задержу, клянусь, — Лава приложила руку к груди. — Пока вы оформляете телефон и карту, я всё-всё успею.

Дедушка был профессор филологии. И это, как ни странно, сейчас имело самое прямое отношение к её спасению. Если только кузнец окажется настоящий.

Какой странный и ужасный день… Она-то думала, съездит за город к фермерам, которые выращивают каких-то особенных длинноухих коз, при этом жена фермера — победительница конкурса красоты. Интересная жизнь, классный сюжет! Вместо этого ломай свои планы и делай чужую работу…

Ева устало колупала дверной замок, уже чувствуя, что из квартиры пахнет едой. Значит, Уля сытая. Половина девятого! Давно она так не задерживалась в редакции. Это из-за Лавы. Редактор Данилов даже отправлял секретаря к ней домой, но двери никто не открыл… Не в больницу же ее увезли, в конце концов?

Теперь нужно не только свои тексты отписать, но и дурацкую пресс-конференцию, этого проклятого маньяка, который тихо орудует уже двадцать лет, и хотя каждый год полиция клянется, что найдены новые улики и составлен более определенный фоторобот, никаких арестов не происходит. Обычно в редакции между собой называли маньяками буквально всех подряд, кто совершал преступления неоднократно (вот Лава опять на планерке про какого-то эксгибициониста говорила), но этот был самый настоящий. Подкидывает на обочины дорог задушенных девочек одиннадцати-тринадцати лет. Считалось, что маньяк живет где-то в пригороде, а его работа связана с постоянными разъездами. В этом году — две новые жертвы, а о новых уликах ничего не сказано, и фоторобот полиция больше не просит распространять. «Значит, это был ложный след», — сказал редактор. И велел писать об этом тоже.

Но как писать на такие темы, Ева себе не представляла. Указать, что никого не могут найти, и дети не в безопасности? Нельзя, полиция начнет звонить и возмущаться. Не писать, что никого не нашли, — нечестно. Вообще обойти вопрос поимки и подробно рассказывать, что маньяк охотится на девочек-подростков и что с ними делает? Нет уж, спасибо за такую работенку, как-нибудь без этого… И Игорь Алексеевич прекрасно понимает, что не Евина это работа, но больше некому поручить. Когда Ева вернулась, оказалось, что редакция вообще опустела.