— А я не против, — ответил он спокойно. — Я как раз вчера вечером переехал в квартиру, которую сдает Лава, и там отличная спальня. Ты мне нравишься своей откровенностью, и я не монах.

— Так поехали. Только доешь лагман свой, а то Мамед тебя точно зарежет. И чаевые не помогут. И хочу предупредить, — она вновь наклонилась к нему ближе, и её горячие карие глаза заискрились. — Если увидишь какие-нибудь летающие огни в своей спальне — не обращай внимания. Это просто такая моя особенность.

Волонтёры приехали к полудню. Разбирать завалы в старом храме Илии Пророка обычно начинали рано утром, но это в выходные, когда потрудиться готовы много людей. Приезжают на нескольких машинах, разбивают лагерь, и так у них здорово получается… Отец Алексий и сам любил встать в ряды простых работников: надевал старые брюки и рубашку, рабочий фартук, толстые рукавицы. Нагружал битым кирпичом полную тачку, таскал мешки со строительным мусором. Женщины готовили на всех еду… Храм Илии Пророка находился немного в стороне от деревни, на отшибе, он был прикрыт небольшим лесочком. Такая отцу Алексию выпала забота — заняться его восстановлением. Сначала привести в порядок территорию, очистить, а потом уже епархия обещала начать искать деньги на проект реставрации.

Но сегодня больших трудов не предполагалось. Просто Юра и Никита привезли мебель для второго храма, Покрова Пресвятой Богородицы, действующего, где служил отец Алексий. Как он говорил про себя с улыбкой, «сам читаю, сам пою, сам кадило подаю».

Глядя, как мужчины выходят из машины поздороваться, батюшка невольно улыбнулся. Знал, что эти делают на совесть, и еле сдерживался, чтобы вести себя степенно, а не подняться на цыпочки и не заглянуть в кузов пикапа. Хотелось поскорее полюбоваться работой.

Владелец небольшой мебельной мастерской, Никита Колесников появился среди волонтеров в прошлом году. Высоченный, светловолосый, бородатый не хуже самого отца Алексия. Из-за бороды и вечной сосредоточенности Никита издалека выглядел мужчиной под сорок, но вблизи становилось понятно, что ему вряд ли есть и тридцать. Неразговорчивый, несуетливый, не воцерковленный, отмечал про себя священник. За благословением никогда не подходит, крестное знамение не творит, но работает много. Видно, человек решает свои внутренние вопросы, не надо лезть к нему… Иногда ему помогал младший брат Юра, студент. Они необычно смотрелись вместе: плечистый Никита в рабочем комбинезоне поверх клетчатой фланелевой рубашки и худощавый Юра в модной толстовке с капюшоном.

Скамью и аналой отец Алексий осторожно попросил у Никиты полгода назад. Скамью — для пожилых прихожанок, которые уже еле ходят даже с палочкой, но всё равно добираются до храма и сидят на шатких кривых стульях, то и дело порываясь подняться: непорядок это, службу надо слушать стоя… А прежний аналой просто был очень старый, с облупленной краской. И неловко обременять того, кто и так много помогает, но уж очень хотелось заменить старую утварь на новую, пусть даже самую простую, но ладную. Никита полистал картинки в телефоне (видно, не знал, что такое аналой), что-то прикинул в уме — и согласился. Быстро сделать не обещал, но обнадёжил. И вот как раз вчера позвонил, что привезёт.

Утреннее появление Лавы так ошеломило отца Алексия, что он даже позабыл о назначенной встрече, но получил смс «будем через 15 мин.» и поспешил к храму, стараясь сохранять пристойную чинность и здороваясь на ходу с односельчанами. Хотя храм Покрова и располагался в том же посёлке, пришлось ускорить шаг. Если бы не переоделся в рясу, чтобы своим видом вразумить и укротить Лаву, можно было ехать на велосипеде. А заводить ради поездки на другой конец села свой старый автомобиль отец Алексий постеснялся. Какой пример прихожанам, если священник двух шагов пешком пройти не может, барствует. Прогулки и для здоровья полезны.

Поначалу он беспокоился, разумно ли оставить опасную гостью в доме без своего пригляда, но быстро убедился, что она хорошо вошла в роль. Тёща Анна Валерьяновна удивленно распрямилась, забыв поставить на землю лейку, когда увидела, что отец Алексий привёл незнакомку странного диковатого вида. Но тихий рассказ про мужа, избивающего и отобравшего все вещи, очень впечатлил добрую женщину. За ночь Лава, видимо, где-то не раз падала и ударялась, поэтому как бы невзначай оставила на виду пару свежих синяков и ссадин. После такого не поверить ей было просто невозможно. Когда тёща гостеприимно пригласила бедняжку за стол, та, скромно опустив глаза, покачала головой.

— Мне бы помыться, — шепнула она. — Не могу за стол сесть в таком виде… — и словно смутилась ещё сильнее, чем привела Анну Валерьяновну в умиление.

В доме отца Алексия был водонагреватель и душ, но Лава, а ныне Валентина, попросилась в баню, стоящую отдельно от дома.

— Вчера как раз топила, — обрадовала её Анна Валерьяновна. — И девочек намыла, и сама напарилась! На огороде так угваздаешься… Сегодня в баньке тепло, хорошо, не жарко. Иди, милая, смой с себя всё плохое…

Лава благодарно улыбнулась и, кажется, даже слезинка блеснула во взгляде.

— Я тогда сначала у вас в огороде рыбу почищу, — сказала скромно. — Ее пожарить можно. Если разрешите, я после бани займусь. Мне немного муки, соли и масла капельку.

Глядя, как она возле бочки с водой для полива споро чистит маленьких рыбёшек, Анна Валерьяновна сказала отцу Алексию:

— Видно, что настрадалась женщина. Ей даже рыба эта за счастье. А поселить её где думаешь?

— Не знаю, — признался отец Алексий. — У меня места нет, да и нехорошо. В выходные она хотела с волонтерами потрудиться, я их попрошу ее взять к себе в лагерь. А на одну-две ночи… может, к вам в дом, раз вы у нас? Я за неё ручаюсь, она проблем не создаст.

— Знакомая твоя? — удивленно спросила тёща.

— Не сказал бы, — сухо ответил он. — Но я лицо духовное, людей вижу.

— Надо — пусть остается на ночь, у меня брать нечего, — согласилась Анна Валерьяновна.

— Она вас надолго не побеспокоит, — заверил отец Алексий. Карман жгли деньги, которые отдала ему Лава у реки.

Когда она внесла в дом блюдо с почищенной рыбой, опалила хозяина загадочным взглядом и ушла в баню с выданным полотенцем, он поспешно удалился в спальню, чтобы хоть немного собраться с мыслями. Хотя тёща, казалось, отнеслась к гостье без особого подозрения, ему казалось, все видят, что Лава — иная. Не такая, как обычные люди. Он содрогался так, будто ее волосы могут зашевелиться, как змеи, а глаза исторгнут губительное зеленое пламя. В таком состоянии, как сейчас, она может совершить что-нибудь жуткое, непоправимое, привлечет к себе внимание и… В ушах зазвучал голос двадцатилетней Лавы — прямиком из того дня, когда они простились навсегда: «Надеюсь, Лёша, когда все пойдут на меня с вилами и факелами, тебя среди них не будет». Он зашептал молитву Богородице о заступничестве и укреплении веры:

— Госпоже Всемилостивая! Умилосердися на ны, обуреваемыя грехи многими, простри ко Христу Господу Богоприимныя руце Твоя и предстательствуй за нас пред благостию Его, просящи нам прощения прегрешений наших, благочестнаго мирнаго жития, благия христианския кончины и добраго ответа на страшнем Суде его…

…Когда отец Алексий, немного запыхавшись, подошёл к храму, то увидел, что кузов пикапа братьев Колесниковых отрадно полон. Оба вышли из машины и почтительно дождались, пока священник первым протянет руку для рукопожатия. С прихожанами отец Алексий подобным манером не здоровался, но эти ребята так много делали для храма, что он был готов их обнять и расцеловать. Он отпер дверь, ведущую в подсобные помещения. Братья выгрузили затянутую плёнкой мебель и внесли куда указал священник.

— Это сосна, это берёза, — коротко кивнул Никита на свою работу.

— Спаси Бог, — с искренним восхищением отозвался отец Алексий. Он не мог удержаться, чтобы любовно не погладить и аналой, и скамью. Выглядели они просто, лаконично, но так добротно, что даже сквозь плёнку он чувствовал тепло тщательно отшлифованной древесины. Никита привез еще несколько тяжелых прочных табуретов и разобранный книжный шкаф, такой большой, что его крепили в кузове специальными приспособлениями. Даже со стеклянными дверцами! Они лежали в деревянной обрешётке. Шкаф отец Алексий не просил, но упомянул как-то, что в мебельных магазинах не может найти ничего подходящего под книги, коих у него дома их очень много. А Никита, значит, запомнил.