— Видите ли, — начал он неуверенно. — Я знаю, что эта девушка вроде как в бегах. Будет неправильно, если я ее выдам. Вы меня простите, Тамара, но я не могу вас к ней отвезти, не зная, как она к этому отнесется. Может, сначала я позвоню ей и узнаю? Если она не против, то я вас, конечно, отвезу.

Тамара немного помолчала, а когда он достал телефон, остановила, внезапно перейдя на «ты»:

— Подожди! Я тебе все расскажу, и ты поймешь, почему мне нужно ее найти. Слушай. Эта женщина, скорей всего, представляется другим именем. Под каким ты ее знаешь?

— Валентина…

— Вот! А на самом деле она Лава. Лава Кирьянова, журналистка газеты «Реальный Кротков». И находится в неизвестных мне пока краях для журналистского эксперимента. Безжалостного, циничного и чудовищного с моральной точки зрения.

Видя изумление на лице собеседника, Тамара удовлетворенно кивнула, достала свой телефон и показала Никите фото из соцсети. Да, это точно она. Страница Лавы Кирьяновой…

— Эта женщина под видом якобы целительницы пользуется чужой доверчивостью, чтобы написать репортаж, как люди верят в чудо, — продолжала Тамара решительно. — Ты говорил, она твоему другу хочет помочь? Так она его обманет, она ничего не умеет, кроме как писать статьи. И она так напишет, что будет выглядеть просветительницей, а не провокаторшей. А потом получит журналистскую награду за лучший репортаж. У нее их уже много, поверь! Сам можешь поискать в интернете. Никита, — ее голос стал мягче, ласковей, — ты же меня знаешь, мой дар в доказательствах для тебя не нуждается. Я — настоящая целительница, а Лава-Валентина лишь притворяется ею. Помоги мне найти ее и остановить. И тогда ты не только друга убережешь от огромной ошибки, но и меня к нему привезешь, а уж я постараюсь помочь, если там кто-то болен или в беде.

Никита встал и прошелся по квартире. Пока он слушал Тамару, еле сдерживался, чтобы не выругаться вслух. Да, эта женщина не та, за кого себя выдает. Журналистка на задании… Всех обманула — и его, и Артёма, и даже священника! Подклады какие-то нашла… Если так ловко врёт, то сама их и подложила. Такая сенсация для читателей…

— Я случайно обо всем этом узнала, — вздохнула Тамара горько. — Дело в том, что я тоже работаю в редакции газеты, — заметив еще сильнее возросшее удивление Никиты, она поспешно добавила: — Просто я не беру с людей денег за помощь. Помогаю отчаявшимся. Откуда у них деньги? Если бы они были богатые, шли бы в платные клиники. А жить на что-то надо… Вот и устроилась секретарем в редакцию, но чем дальше там работаю, тем больше мне это не нравится, Никита. Цинизм и полное пренебрежение человеческими судьбами. Ты думаешь, тебе тот пакет кто вчера принес? Сам редактор газеты, Игорь Данилов. Я сейчас тебе покажу его фото, и ты узнаешь этого человека.

Все, что она говорила, походило на правду куда больше, чем история Валентины. Да, вот журналистка Кирьянова. Вот редактор Данилов. Сделали из него помощника и посмешище… Всё сходилось. Кроме одного. Вчерашняя печаль и бесконечное одиночество той женщины были настоящими. Её знобило, ей невыносимо было находиться в той маленькой бане, где нечем дышать… Может быть, ее мучила необходимость притворяться и обманывать людей?

— А откуда у нее тогда деньги? Пачка денег? — вспомнил Никита.

— Выдали в редакции на накладные расходы, — развела руками Тамара. — Такие истории прекрасно продаются, Никита, поэтому они очень хорошо спонсируются. Мне нужно с ней поговорить наедине, и будет лучше, если ты устроишь эту встречу. Я попробую воззвать к ее совести, а если не поможет — пригрожу, что раскрою этот жестокий замысел в социальных сетях. Будет скандал, репутация газеты сильно пострадает, а Лаве Кирьяновой больше никто не поверит. Но я надеюсь, она одумается.

— А почему вы вчера меня не остановили?

— Мне нужно было сначала поговорить с редактором, — с готовностью объяснила Тамара. — Сам понимаешь, такие серьезные обвинения людям в лицо не бросают без доказательств… Меня же не ставят в известность, что происходит, я человек маленький. Поэтому я сначала узнала точно, каков был план редактора и журналистки, а сегодня ночью все обдумала и поняла, что другого выхода нет. Это надо прекратить.

Что же… Как мерзко и обидно. Бедный Артём. Снова захотелось под холодный душ. Никита стоял спиной к Тамаре и чувствовал на себе ее взгляд.

— Хорошо, — сказал он, чувствуя, как в груди ворочается что-то тяжелое и липкое. — Я отвезу вас к ней. Организую встречу. Вдруг она не совсем пропащая. Поехали.

— О, благодарю, я на своей, не люблю обременять других — отвезти меня, привезти, — откликнулась Тамара. — Привыкла, знаешь ли, сама себе помогать. Поэтому дай мне координаты, куда ехать. У тебя машина большая, мощная, а моя старенькая и слабая… За тобой все равно не успею, отстану, так что поезжай вперед. Встретимся в каком-нибудь условленном месте. Главное — никому не говори, что происходит. Сделаем все тихо, без скандала. Нам не нужны лишние моральные травмы.

Кузнец приехал как договаривались — в восемь утра. Ждал со стороны перелеска — там же, где вчера стояла машина Никиты. Лава вышла к нему не в осточертевшем старом синем платье, подаянии неимущим, а в джинсах и рубашке. Рубашку она постирала и высушила. Погладить не удалось, но на это плевать. Хватит изображать из себя страдалицу и скиталицу. Может, она такая и есть сейчас, но жить лучше в своей шкуре, не притворяясь.

Из дверей дома выглянула Анна Валерьяновна и растерянно проводила глазами банную жиличку: даже не зашла, не поздоровалась с утра, не позавтракала, а уже с каким-то мужиком… Добрая женщина, жаль показываться ей не с лучшей стороны, но Лава просто не могла больше притворяться. Её, кажется, действительно считали здесь бродяжкой, которая готова довольствоваться малым и неустанно за это благодарить. Молитву перед вкушением пищи выучить было несложно, но изображать кротость сил уже не было.

Кинула прощальный взгляд на дом священника (он сам с утра уже куда-то уехал), и Артём помог ей преодолеть шатающуюся под ботинком сетку-рабицу. Его потертый универсал, где в багажнике гремело что-то металлическое, выглядел очень старым, но при этом надежным. Внутри пахло железом, маслом и кожей. Надо же, даже неживое может пахнуть приятно…

Лава кинула рюкзак и куртку на заднее сидение и сказала прямо, без долгих вступлений:

— Есть проблема. Даже две.

Артём нахмурился.

— Я могу чем-то помочь?

— В первой — да. Во второй — скорей всего, нет.

— Какая первая?

— Я больше не буду жить у отца Алексия. Мне там вообще не климат. Поэтому мой единственный вариант — к тебе. Вот, я и вещи забрала, какие были.

Он кивнул с явным облегчением.

— Я тебе и сам уже хотел предложить. У меня места хватит, и тебе не мотаться туда-сюда. Твоё рясно скоро будет готово, я почти закончил… Но оно страшненькое какое-то… Тебе точно такое надо — просто обруч и замок-крючок? Если бы ты мне дала хотя бы неделю, я бы другие заказы отложил, и это было бы произведение…

— Артём, не надо! — перебила Лава. — Там дело не в красоте. Я же не на бал в нём ехать собираюсь. И надо мне его очень срочно, так что за красоту не переживай. Лучше скажи, ты утром дом чистил?

— Да, всё как ты велела, — Артём кивнул с какой-то радостью. — Представь, Костян сам по комнатам прошёлся! Сказал, что дышать легче, и он себя лучше чувствует!

Вчера вечером, после того, как снова и снова обошла дом с очистительным можжевеловым дымом и скрутила свечи с полынью, зверобоем и своей кровью, Лава научила кузнеца самому простому обряду-оберегу. Берётся каменная соль, которая долго лежала в доме, высыпается на чугунную сковородку и ставится на средний огонь. Прокаливаясь, соль трещит, а если негатива в доме еще много — темнеет. И вот когда она затрещит и потемнеет, с этой сковородкой надо обойти все углы дома: в нее притягивается, как магнитом, чужое зло. Потом соль нужно высыпать в отхожее место, на свалку, или сжечь. Отправить в утиль, одним словом. Проводить обряд следует каждый день в одно время до тех пор, пока соль не перестанет темнеть. Хорошо, если в доме есть три одинаковых несгораемых предмета, которые использовались кем-то из членов семьи, — иголки, железные пуговицы, камешки. Их тоже можно положить в сковородку с солью — по числу домочадцев.