— Знаете, Никита… — Лава посмотрела на него очень внимательно. Нет, непохоже, чтобы он врал. По каждому так запросто не определишь, но ему, пожалуй, можно поверить. — У меня тоже есть правило: если мне кто-то помог, и я потом в долгу не останусь. Так что если та женщина с вами свяжется и предложит вам что-то… необычное… непонятное… странное… В общем, позвоните мне на номер, который вы для меня сегодня оформили. Вдруг мы больше не увидимся, но я его всё равно сохраню. И вам помогу.

— Спасибо, — улыбнулся он. — Думаю, справлюсь и сам.

Дурак ты. Лава готова была поставить свою квартиру против ржавого ведра: на груди у этого мужчины шрам в виде четвертинки от ромашки — сердцевина и три лепестка.

— Вот странность, — сказал Никита, будто проснулся, и очень удивленно посмотрел на неё. — Я почему сегодня такой разговорчивый?..

«Потому что я сорвала у кузницы веточку свежей крапивы, — подумала Лава. Листья крапивы она незаметно растерла в руках, не отрывая от стебелька, чтобы появился одной ей ощутимый аромат, а потом положила стебелек в машину. — Но я-то её взяла как оберег от соблазнов. Забыла, что она еще и выводит на суровую откровенность».

…Она терла пол церкви старой шваброй и слушала, как товарки обсуждают батюшку. Добрый, душевный, а уж как славно отпевал в феврале какую-то Мелентьевну… Что ж. Молодец, Леша, нашел дело по призванию.

Вчера вечером, когда Анна Валерьяновна привела младшую внучку из садика, а две старших приехали на школьном автобусе с учебы, Леша подошел к бане, где обустроилась Лава. Деликатно постучал, и она вышла, чтобы люди видели: батюшка разговаривает с прихожанкой, не более того. Перед тем, как позвать её ужинать, Леша торжественно поведал:

— Лава, я долго думал. И понял, что тебе нужно покреститься. Подготовься, а я тебе помогу: выучи молитвы «Отче наш», «Символ веры», «Богородице», три дня постись, возьми крестильную одежду…

— Леша, — перебила его Лава яростным шепотом. — Перестань! Я могла бы это сделать чисто для твоего успокоения, но ты же сам будешь знать, что это ничего не решает. Ничего, понимаешь? Я останусь прежняя!

— Ты прибежала ко мне в час нужды, чтобы спасти свое тело, — грустно сказал он. — А я хочу спасти твою душу… Если бы ты только знала, каким очистительным светом наполняется душа, когда становится видима для Господа…

— Леша, дай мне еще пару дней, и я навсегда исчезну из твоей жизни! — снова перебила она. — Ты просто сейчас забудь про меня, у тебя своих дел по горло. С утра протоиерей приедет, потом ты жену из роддома будешь забирать, а я пока свои дела сделаю.

— Какие дела? Никиту соблазняешь? — нахмурился он.

— Целый день думаю, как бы посильнее нагрешить! — съязвила Лава. — У меня же с утра список составлен: убий, укради, прелюбодействуй, сотвори себе кумира, не почитай отца и мать…

— Не кощунствуй, — сурово остановил ее священник. — А Никиту не тронь. Он хороший человек.

— Привораживать не стану, — сухо пообещала она.

Отец Алексий перекрестился, и по его взгляду Лава поняла: не верит. Как врагу человеческому.

Разрешения на осмотр квартиры Лавы Кирьяновой так и не поступило — начальство сообщило, что специалист по темным вибрациям пока занят, а без него к жилищу ведьмы без ее разрешения лучше не подходить.

Стас знал, что темные артефакты могут быть замаскированы под самые невинные бытовые вещи: книга, глиняная кружка, аквариум, картина на стене… Словом, все, что имеет отношение к какой-то из четырех стихий — огню, воде, воздуху и земле. Не раз и не два эксперт кричал «не трогай!», когда кто-то в квартире подозреваемой ведьмы пытался передвинуть на окне горшок с фиалкой или алоэ. Причем угрозу представлял не сам цветок, а земля под ним. Достаточно нескольких капель ведьминской крови, разбавленных водой для полива, чтобы земля стала источником недоброй магии. А если ведьма похоронила в глубине горшка какой-то предмет своего недруга, можно быть уверенным, что тот бедолага и сам не остался поверх земли, и лезть в это символическое захоронение не стоит. Сам, может, и не покинешь этот мир, но заболеешь всерьез и надолго, и никакой врач не поможет, пока колдовское наваждение не развеется так же внезапно, как и принялось мучить.

Не стоит трогать также никакие емкости, потому что не знаешь, что в них бывало налито. Ведьме не нужны только серебряные, деревянные или глиняные чаши, чтобы колдовать. Она способна сделать своим подручным средством что угодно, пусть даже на это уйдет больше времени и сил. Допустим, какая-нибудь ваза в виде головы Мефистофеля может оказаться простым сувениром-обманкой, а вот кружка, купленная в супермаркете, обернется тем самым зачарованным предметом…

В силу своей особенной тяги к красивым и стильным вещам ведьма может отвергать и дешевую посуду, и неказистую утварь, но если ей очень хочется скрыть свою натуру от случайных свидетелей, то она не будет смотреть на внешний вид кружек и тарелок. Одна из задержанных как-то жаловалась Стасу, что современная фабричная посуда плохо поддается воздействию магии, серебро и глина ручной работы куда приятнее, удобнее и восприимчивее к передаче энергий, но товары массового потребления все же приходится укрощать для лучшей маскировки.

В редкой ведьминской квартире или доме над входом не нарисован анкх — крест с петлей, защищающий хозяйку. Он расположен не на видном месте или совсем скрыт. Такие символы ведьмы часто носят как украшение на шее или делают с ними себе татуировки. Нашелся он и в вещах Лавы, изъятых при помещении ее в больницу, — в виде маленькой гравировки на внутренней стороне серебряного кольца с растительным орнаментом. К кольцу никто не прикасался, как и к другим вещам задержанной. Ждали специалиста в сопровождении сотрудничающей ведьмы, которая поможет сделать тёмные предметы безопасными.

Только одну вещь Стас у Лавы все же потребовал: ключи от квартиры брата. «Выложите их, пожалуйста, из вашей сумки», — велел он. Она постояла немного, а потом достала из потайного кармана связку на брелоке подвеской в виде ягоды шиповника и бросила перед ним на стол. Ключи Стас взял носовым платком, за что удостоился от подозреваемой презрительной усмешки.

С санитаром кое-что начало проясняться: довольно долго он был в кабинете заведующего отделением и сразу после этого пошел в палату к подозреваемой номер один. А заведующий в списке своих компетенций имеет интереснейшую специальность — «гипнолог». Вот чьи связи прояснить бы… Ведь откуда-то он знает Лаву, и что-то заставило его действовать даже без какой-либо беседы с ней! Если заведующий запудрил мозги санитару, значит, он с самого начала был в курсе, что ее везут, и это недобровольная госпитализация. Сам доктор Лаву не видел, ее оформляли в приемном покое совершенно другого отделения в противоположном крыле больницы! Кто сообщил ему о ней? Проверка его телефона многое могла бы прояснить…

С этим чертовски подозрительным персонажем побеседовать пока не удалось: он, сказали в ординаторской, уехал до понедельника за город. Вдруг рванул вслед за Лавой и знает, где она скрывается? Будь он сообщником — поступил бы именно так. Она сейчас без связи, без денег, а значит, есть какое-то условленное место встречи… Но коллеги уже проверили и доложили: доктор на рыбалке с мужиками, пьет водку и телефон отключил, чтобы не вызвали на работу. Досада…

Стас задумчиво потер бровь. С телефонами вообще обидно получается: на проверку доктора «добро» пока не дали, велено ждать понедельника и сначала с ним встретиться, мобильник Лавы на разблокировке, но никакой информации по нему так и не поступило. Может, технический отдел загружен? Еще два дня назад все необходимые данные Стас получал молниеносно, но с тех пор, как Лава сбежала из больницы, не покидало ощущение, будто не она, а он находится в изоляции.

Зато в квартире Германа можно было хозяйничать как угодно. Продуманный дизайнерский интерьер, ванна с гидромассажем, шкаф с чистым постельным бельем и полотенцами, полностью оборудованная кухня, но в комнатах шкафы пусты, никаких личных вещей хозяев даже случайно не завалялось. Не за что зацепиться. И ядовито-розовая ромашка на стене стала раздражать. Все-таки умело ее намалевал штатный гипнотизер — и оскал звериный, и эти рваные лепестки… Стас не считал себя впечатлительным человеком, но вынужден был признать, что рисунок отлично действует на нервы. Вроде бы видел его не раз, привык к нему, но взглянешь случайно — и вздрогнешь. Как в тот раз, когда он нашел сушеную ромашку у себя на клавиатуре.