«А что знаю? — немного растерялась новая героиня видеоролика. — Сосед, Артем, к которому вы… ну… приехали… Сегодня у меня купил черного петуха. Я спрашивала, зачем ему вдруг он понадобился, — не ответил. И деньги дал хорошие, петух столько даже и не стоит».

«Черный петух нужен для черной магии! — объявил Матвей Синельников сурово, и второй раскат грома словно подтвердил его слова. — А потом сосед заперся с этой женщиной в доме! И что вы теперь скажете, задержанная? В этом святом месте согласны признать свои заблуждения и покаяться?»

Камера показала лицо Лавы крупно. Гром загрохотал уже нешуточно, по лицу Лавы побежали струи дождя, и где-то за кадром раздался крик: «Что вы делаете? Остановитесь!» Камера немного сместилась в сторону, и Стас увидел запыхавшегося молодого священника в черной рясе и с крестом на шее. Священник держал над головой забавный женский зонт в цветочек, но лицо его искажала такая боль, что никому явно стало не до смеха. «Я — отец Алексий, настоятель этого храма. Что вы за люди и почему здесь находитесь?» — спросил он строго. На этом трансляция прекратилась.

«Ничего нормально сделать не могут!» — ругнулся про себя Стас. Почему бы не подготовить сначала публичное выступление от начала до конца, по всем правилам: тезис — доказательная база — подкрепляющие свидетельства — вывод? Зачем нужны эти вот бездарные импровизации? Он прибавил скорость, хотя впереди видел всполохи молний. Сейчас в этом Погорелове пойдут пересуды, а Лава сгоряча выкинет какой-нибудь фокус, что только убедит всех, какая она опасная женщина… Надо всех разгонять, но тихо. Начальство Стаса уже подключило начальство местной полиции, и участковый должен будет завтра обойти деревню, проверить, взбудоражены ли люди, успокоить их, если надо, а с этим самым Артемом поговорить отдельно…

Наружка от дома Гектора Черепанова отзвонилась еще раз:

— Герман Кирьянов вместе со стариком тоже выехал из города. Похоже, двигаются в сторону Погорелова. Задержать?

— Пока нет, — распорядился Стас. — И за ними следовать не нужно, все равно встретимся.

Он уже обсуждал это с начальством: что делать, если Герман Кирьянов тоже посмотрит видео и двинется следом. И хотя у ролика «Отряда единой правды» было всего семьдесят семь просмотров, он попался на глаза всем, кому надо. Удивительное совпадение! Лишь бы они там все не разбежались, пока он добирается…

А ливень, однако, нешуточный. Дворники работают, не переставая. Когда до старой церкви Илии Пророка, судя по навигатору, оставалось километров пять, дальний свет выхватил человека на обочине: мужчина, светлые волосы и борода, рабочий комбинезон мокрый, грязный… То ли пьяный, то ли под кайфом. Нет, такого попутчика точно не надо. До ближайшего жилья максимум километр, доберется и сам, явно молодой, крепкий, плечи широкие. Не пропадет.

Вот село со второй церковью, про которую говорилось в видеоролике. Здесь живет, судя по всему, тот самый отец Алексий, остановивший съемку. Стас поехал медленно. Он знал, как будет выглядеть его конечная цель. А вот и она: возле одного из домов стоит сразу пять легковых машин. Значит, священник позвал «Отряд единой правды» к себе в дом. Благородно. Стас припарковался немного дальше и, прикрываясь ветровкой от ливня, побежал к дверям. Он видел, что во всех окнах, несмотря на поздний час, горит свет. Постучал.

Открыла встревоженная пожилая женщина.

— Добрый вечер, — проговорил Стас, стараясь перекричать шум грозы. — Извините за поздний визит, но мне очень срочно нужен отец Алексий.

— Да что уж, заходите… — женщина посторонилась.

В небольшой теплой кухне было настоящее столпотворение. За столом под иконами сидел священник, рядом с ним по разные стороны — Матвей Синельников, Лава почему-то с забинтованной рукой и с ней какой-то черноволосый мужчина. Остальные члены «Отряда единой правды» толпились вокруг. Из дверей комнаты кто-то выглядывал, но было непонятно, кто именно. Слышался тихий женский голос, успокаивающий хныканье ребенка.

… — и я призываю вас не бросаться такими серьезными обвинениями, да еще и публично, — говорил священник. — Вы сами видите, что произошла ошибка, вы доверились сомнительному источнику и приняли известную журналистку за мошенницу и… прости, Господи, даже не хочу произносить, за кого. «Иной, говоря бездумно, ранит как мечом»… Но и вы, Лава Аркадьевна, сами виноваты, — он строго посмотрел на Лаву. — Зачем смущали людей? Вся деревня в ажиотации, люди не знают, что и думать!

— Я просто зашла в гости к знакомому. А когда волнение началось за окном, решила статью написать, спровоцировала, признаюсь, — сказала Лава и склонила голову в знак покаяния.

— Отец Алексий, я прошу вас прийти в мой дом и убедиться, что там нет никаких признаков черной магии, — сказал мужчина, сидящий рядом с Лавой и сжал кулаки.

— А черный петух⁈ — выкрикнул кто-то, и пожилая женщина, которая открыла Стасу дверь, зашикала: «Дети же спят!»

— Из петуха я сыну суп сварил, — черноволосый мужчина (значит, это тот самый Артем, про которого говорилось в ролике, сделал зарубку в памяти Стас) угрюмо посмотрел в глаза спросившему. — Из петуха сытнее, чем из курицы. Могу и тебя угостить, еще почти полная кастрюля, сам проверь. Никаких жертвоприношений я не совершал, башку отрубил и сварил — и вся магия.

Матвей Синельников смущенно кашлянул.

— Там окно… — начал он. — Так мы…

— Пока заколотил фанерой, — еще сильнее набычился Артем. — А кто платить будет?

— Ущерб надо возместить, — тихо, но твердо произнес отец Алексий. — И ролики из интернета удалить. Нечего народ смущать. Лава Аркадьевна извинится за свою неуместную шутку. Не должны журналисты, даже из добрых побуждений, играть на человеческих слабостях и суевериях. А к вам, Артем, я завтра приду. Помолюсь за здоровье вашего сына и с вами поговорю как пастырь, помогу отличить правду от кривды.

Стас тронул за плечо мужчину, стоящего перед ним, деликатно подвинул и вышел к столу переговоров. Лава уставилась на него своими огромными зелеными глазищами.

— Мы не перепутали, правильно едем⁈ — прокричал Гектор Арнольдович. Шум ливня усиливался.

— Навигатор ведет! — рявкнул в ответ Герман. Да, погода испортилась как-то очень резко, вон молнии как светомузыка, и гром оглушительный. Дворники еле справляются с ливнем. Но если где-то здесь скрывается Лава, ей эта небесная какофония точно понравится. Все детство родители отправляли его забирать сестру с улицы, когда она убегала гулять в грозу, и они возвращались нескоро — мокрый, дрожащий от холода Герман и теплая умиротворенная Лава.

Зачем старик, с которым они только познакомились, напросился ехать с ним в непонятное Погорелово, Герман не понимал, но это был первый человек за многие годы, который говорил о Лаве с восхищением и сердечностью.

В юности Герману казалось страшно несправедливым, что люди видят в его сестре только колючий характер и скрытую угрозу: когда Лава не брала на себя труд казаться приветливой и доброжелательной, никто не захотел бы связываться с ней интуитивно, даже не догадываясь о природе ее опасности. Он не раз видел, как злые собаки переставали лаять и рычать, когда она проходила мимо в плохом настроении. Герман уже с первого курса знал, что хочет работать за границей, ездить по миру, а значит, сестре нужно организовать надежный тыл дома. И без устали собирал компании, знакомил ее с разными людьми, надеясь, что когда-нибудь она встретит и тех, с кем можно дружить, и того, кого можно любить… Став взрослым, он понял, что сестра сама ничего этого не хочет и не ждет иного отношения к себе, кроме настороженно-безразличного. И все же иногда ему до сих пор было обидно, что такая необыкновенная девушка заперлась от всего мира и даже не пытается стать счастливой. Потому что — и он это чувствовал — не была она в своем одиночестве ни спокойна, ни довольна жизнью.

И вот стоит перед ним пожилой человек с белой бородой, держит в дрожащих руках какой-то явно самодельный кругляш с дыркой и клянется, что это поможет Лаве справиться со всеми трудностями. На сумасшедшего Гектор Арнольдович был не похож. Он в подробностях вспомнил тот вечер, когда познакомился с Лавой и Стасом, после наводящих вопросов рассказал и о визите другой девушки с этим же Стасом (и в целом описанные события совпали с рассказом самой Евы), а еще — о какой-то местной ведьме, которая имеет на Лаву серьезный зуб.