Он вздрогнул: именно эту фразу недавно произнес Рахман.

– Это ты вразумил Сокола! - воскликнул Чернововк.

– Серый Орден стал моим шедевром. Отчаянные добровольцы, стремившиеся защитить собственный дом, с вашей стороны, и соблазнительное соглашение с моей. Условия я продумал заранее: силы и противовесы складывались таким образом, чтобы вы не стали непобедимы — небольшой закрытой кастой, правящей другими; чтобы вы погибали и приходили с новыми подписями; чтобы ростки с ваших тел раскинулись обильно и обильно, Гаад указал на свиток, едва видневшийся за горизонтом. - Честный обмен. Каждый получает свое.

Характернику хотелось ненавидеть Гаада, но пронизанное волшебной нитью сердце отзывалось пустотой.

— Все равно... Не понимаю. Зачем?

Палец указал под ноги Северина.

— В сердцах, которые вы режете по собственному желанию, таится незримое семя. Питается, растет, закаляется волчьей тропой. Когда сердце умирает, из него проклевывается росток новой жизни, который вы называете характерными дубами. Понимаешь теперь, почему сделка необратима?

Гаад поднял один из желудей, осмотрел, бережно бросил в глубокую расщелину.

— Из ваших тел, завещанных Потусторонним миром, они растут здесь — мои дубравы. Наше будущее, - его голос громче, и черные листья затряслись. — Годами, десятилетиями, веками они медленно охватывают мои угодья, крепнут, рассыпаются новыми зернами, сплетаются в слоях мертвой земли сетями безграничных корней, где их никто не потревожит, лелеят всю пролитую когда кровь... Ждут своего времени — времени возрождения! Этот небольшой клочок станет первым островом жизни.

Он погладил кору величественного дуба, восставшего из тела первого характерника.

– Орден выполнил свое истинное предназначение.

То есть... Они присягали, жили, дрались, умирали с верой в проданную душу... А на самом деле становились живым гумусом для деревьев другого мира?

— Не пойму, как кровь пробудит мертвую землю.

– Ты и не должен.

Вот тебе воспетая легендами волчья тропа. Вот тебе правда!

— Зачем тогда дубы растут в мире?

– Те бледные тени – одна из моих ошибок. Я не ожидал, что деревья будут иметь двойников. Не учел некоторых связей между мирами... Впрочем, в таких колоссальных делах невозможно все предвидеть.

Характерник посмотрел на свою грудь. Нить, тянувшаяся отсюда, пульсировала в такт его сердцебиению.

— Не помню, как в мое сердце что-то вкладывали.

– Некоторые вещи я приказываю вам забывать.

В ушах скрежетнуло, и перед глазами стали одинаковые карты с рисунками волчьих черепов. Капля крови растекается белым фоном, рисует красный мостик. Воспоминание вынырнуло, будто камень из сапога, который терзал так долго, что стал давно привычным.

— Например, моя маленькая игра, — на мгновение в руке Гаада промелькнуло бревно. — Ты был среди тех, кто рискнул, за что и получил силу свободно путешествовать между мирами... Хотя не смог сохранить ее, потому что не имел достаточно клепок, чтобы не сердить Владычицу.

Слишком много для одного разговора. Многовато, чтобы осознать все сразу. Тем более, когда багровые глаза смотрят так насмешливо!

- А Зверь?

— Суть, что лепетает в твоей голове? – Гаад улыбнулся. — Еще один непредвиденный вывих условия, по которому нельзя задолго находиться на месте. Я не предвидел, что вместе с природой волка это может расщепить ваши личности. Люди — такие хрупкие создания...

Багровые глаза Гаада. Багровые глаза отца.

— А тот неугомонный истукан, который по верности Мамаю ставил свои несуразные опыты, лишь усугублял трещины и присылал разбитые сознания несчастных в путешествие без возврата.

Северин собрался с мыслями на новый вопрос, но Гаад махнул руками.

— Время болтовни закончилось.

Они вернулись к пропасти. Гаад разинул отвратительно увеличившуюся пасть и свиток, свернувшись, нырнул ему в глотку. Призрачные нити растаяли. Вокруг снова царили сумерки, покрытые тусклым сиянием неподвижного светила.

– К делу, – Гаад повернул черты лица к привычной форме. — Мой замысел готов к воплощению, и поэтому я должен умереть. Ты же за этим пришел, Северин Чернововка?

Ошарашенный, характерник кивнул.

— Моя плоть утончилась, поскольку множество метаморфоз и сделок окончательно истощили ее. Поэтому мне нужен кувшин – смертное тело, которое можно убить.

— Которое умрет вместе с тобой.

- Конечно. Это должен быть кто-нибудь из подписантов.

— Конечно, — сказал Северин.

Теперь ясно, почему он все рассказал.

– Есть дополнительное условие, – Гаад скривился. — Поскольку мои нити должны остаться непотревоженными... Необходима чья-то эссенция. Так сказать, новое сердце. Слово описывает человеческую природу и не имеет отношения к нашему настоящему строению, однако...

— Ни при каких обстоятельствах нельзя признать ни крошки сходства между потусторонним величием и ничтожными человечками, — фыркнул Северин. — Так сердце, бывает, не драгоценным камнем кажется? Не дарит бессмертие?

– Ты уже касался подобного, – кивнул Гаад. — Чтобы пробудить дубравы, мне нужно могущество того, кого вы зовете лешим. Оно не дарит бессмертие. Разные сущности – разные силы.

— Почему не возьмешь сердце сам?

— Я не прихожу в ваш мир, поскольку прикован к своим угодьям.

Неужели кто способен приковать самого Гаада?

— Знаю одного лешего, который предсказал, будто в следующей встрече кто-то из нас погибнет, — сказал Чернововк после коротких раздумий. — Предыдущее его пророчество сбылось.

— Их линия всегда была сильна в предвидениях.

- Так вы знакомы?

– Я знал его предков. Мы разделены на... Кланы? Дома? Трудно подобрать созвучное слово из вашего языка. Нам известны родственные отношения, но они не весят так много, как в мире людей. Наш род определяет, кем мы являемся и кем можем быть; впрочем, это не делает нас неровными... Но я вижу непонимание в твоих глазах и дальше не буду продолжать. Существам, уничтожающим себе подобных за отличие цвета кожи, не понять таких вещей.

— Хватит уже клиньев!

— Тебя чуть не убили за подписание моего соглашения. Не стоит обижаться на правду.

— Ты презираешь людей, но доишь нашу кровь, как молоко из коров.

– И никогда не скрывал этого, – Гаад высох. — Безусловно, ваш вид имеет несколько добродетелей, но они не видны за лесом недостатков.

— Хватит разглагольствовать, — Северину надоело слушать обиды. — Значит, тебе нужно сердце лешего и живой характерник.

- Доброволец. Я не завладею телом без согласия владельца, – Гаад подмигнул. — Это не запихнуть кому-то камни в глотку.

— Итак, весь успех величайшего замысла теперь зависит от тупых созданий? - поинтересовался Чернововк с улыбкой. — Тебе очень повезло, что борзые не добыли меня.

– Почему ты считаешь себя особенным? Из-за поцелуя мавки? – Гаад нахмурился. - Не пришел бы - призову другого.

— А если никто не отзовется?

– Тогда мой план не сбудется и этот мир окончательно погибнет, – пожал плечами Гаад. – А ваш мир станет нашим!

Что?

— Обойдем этот пустяк, потому что мне не нужна паника, — Гаад щелкнул пальцами.

Северин почувствовал, будто только забыл что-то очень важное.

— Слушай внимательно: ритуал должен состояться в тот день, который называется у вас зимним солнцестоянием... Чего ты хохочешь?

— Это мой день рождения.

Или заклятие рассеялось со смертью Савки? Или в одиночестве его воля сломалась, словно былина над обрывом?

Малыш поехал к матери. Щезник поехал к дочери. А он остался один на один с миром, где ему не осталось ни назначения, ни близких.

Разве водка, надежная и безотказная, всегда готова сложить кумпанию, выслушать и утешить, сшить скучные дни нитью вожделенного забвения. Он нырнул к знакомому чорторию, плыл в белых глубинах среди корней калгана и россыпей тмина, вокруг кружили красные перцы с кочерыжками кукурузы, медленно тонули обломки бутылок и кувшинов, а он утопал вместе с ними, растворялся в мути.