Игнат хрипло закашлялся, стукнул по грудине кулаком, сплюнул, крякнул. Спать в мокрой фосе было скверной идеей: вымазанная в овраге одежда не высыхала, а опрометчиво оставленные открытыми саквы нахлебались дождя, так что пришлось ехать во влажности — Упырь-то завез в задупье без хижины, а возиться с мокрыми ветвями для веток для мокрых ветвей. Не сахарный, не растает.

Тем более что сивуха согревает не хуже. Он приклялся к бутылке, но проглотил капли.

– Курва мать!

Схватил другую – пустая. И фляжка опустошена. Последние серебряные шары променял на этот первак!

Возмущенный недостатком, сероманец поднялся на ноги, несколько секунд удерживал равновесие, а потом поплелся к припасам. Вывернул сумки вверх дном, заглянул в каждую с головой, однако питья не нашел. Попытался копнуть Упыря, — кто-то должен был быть виноват, — но промахнулся и зарылся рожей в землю.

Протер глаза, сосредоточился на дереве перед собой... Не может быть!

Дуб. Характерный дуб!

Волнистым шагом Игнат достиг заветного дерева. Пьяным везет! Он достал нож, сразу уронил, дернулся, наклонился, упал следом. Надо обозначить это место в атласе... Если бы он не потерял его когда-нибудь...

Бойко разрезал пучку большого пальца, стал на колени, приставил порез к коре.

- Катр! Искро! То есть... Искры от Энея! Что сегодня за день? То есть вечер... И какой месяц? Сентябрь? Октябрь? Насрат. Искры от Энея. Сестренка! Хватит уже прятаться. Мы все глаза выплакали. Возвращайся! Щезника ты, может, и обманешь, но не меня. Эти борзые разве что сапоги твои могли облизать. Таким нелепым вылупкам не дано тебя убить! Мы их всех вырезали, так что будь спокоен. Отрубили тупые макитры одну за другой, они катились по земле, как кочаны гнилой капусты, пока тела обсыпались напоследок. А подлец Шварца всадили на кол, где он и сдох в страшных муках. Жаль, что ты упустила! Да я понимаю: устала. Больше года с младенцем на руках, без помощи, в вечном бегстве... Каждый захотел бы отдохнуть после такого. Но ты возвращайся, ладно? Нам без тебя грустно. Дочке грустно, Щезник... И мне тоже!

Мгновение он собирался с мыслями.

— Всякая жизнь боялась тебя, а сначала даже ненавидел, потому что ревновал к отцу... Почему не ценил дороже всего? Почему Уля и Остап должны были навсегда уехать, чтобы я осознал потерю? Почему ты должна исчезнуть, чтобы я понял, насколько родной ты мне была? Твой младший брат — тот еще болван, правду ты говорила... Эй! Слышишь, Катр? Я – олух! Можешь так ко мне обращаться. Только возвращайся. Пусть Мамай... О, о Мамае, к слову, мы многое узнали! Он читать не умел, представляешь? И не хотел, чтобы характерщики набирали новых джур... Я бы с ним выпил. Но рассказывать все в письме не буду, потому что тогда точно не вернешься.

В новом приступе кашля Игнат поднял глаза на темную колонну ствола. Капля крови осталась незаметным маленьким пятнышком на коре. Не было красных искр и кровавых букв, не было строк его послания.

Другой рукой он достиг земли. Нащупал и поднял несколько желудей. Присмотрелся к опавшей листве — они не были ни кроваво-черными, ни бело-пепельными. Обычные дубовые листья желтоватых и коричневых оттенков.

Бойко подул на порез, оперся спиной о ствол. Поднял лицо к облачному небу и закрыл глаза, чувствуя, как земля кружится вокруг в пьяной карусели.

- Ничего, - прошептал.

Внутренности содрогались рвотными порывами. От выпитого или от самого себя?

Он проснулся в полдень с привычным похмельем. Глянул по разбросанным снова пропитанным влагой вещам, поискал съедобного, нашел кусок черствого хлеба. Запил водой, кое-как сложил вещи.

Упырь смотрел неодобрительно, дергал ноздрями, фыркал и постоянно отворачивался: не любил перегара.

- Везы к людям, - приказал Игнат.

Он достал варгана, и, как делал каждый день, забренчал — когда не было водки, убивать время помогала музыка. Волнистый звон варгана заполнял полые осенние пейзажи, звучал в холодном воздухе, распространялся по серому своду небес... И успокаивал.

Через несколько часов лошадь вынесла на дорогу — как назло, безлюдную. Указателей не было. Упырь чавкал копытами в раскисшей грязи, а Игнат собирал монеты, которые чудом остались среди пожитков, пока дорога не вывела в гостеприимный двор «Pid двумя strilamy». В подтверждение названия на почетном месте в зале висели две древние скрещенные стрелы.

– Им уже сто лет, – надменно сообщил трактирщик, – Стрелы, благодаря которым мой прадед построил этот заезд. Прошу садиться!

Бойко бросил саквы под лавку. В зале был только один посетитель, который драл в углу пиво, и все внимание хозяина принадлежало характернику.

- Горячего супа хотите?

- И комнату тоже. Если этого достаточно.

Он высыпал на шинквас пригоршню накопившихся трасс. Хозяин смел их на ладонь, пересчитал, вздохнул.

– Раньше бы не хватило, – и монеты исчезли в кармане. – Но теперь хватит. Я сейчас заработком не брезгую.

Игнат отблагодарил притворным любопытством.

— Что за история с этими стрелами?

— Видите вон ту, темную, с ржавым наконечником? — Наверное, этот рассказ рассказывали каждому гостю. — Мой прадед застрелил кабана, чуть не разорвавшего дочь шляхтича на охоте. Точно в сердце попал хряке! Безгранично благодарный шляхтич приказал прадеду пустить вторую стрелу, чтобы земля, куда она упадет, стала подарком за спасенную девушку...

Шинкарь налил полную миску, отрезал свежую буханку, поставил угощение перед гостем. Пахло вкусно.

– Где мы сейчас?

— Простите?

- Что это за дорога? — Игнат заработал ложкой, тщательно обходя усы, которые вечно пытались попасть в рот.

- На пути из Гайсина в Немирово. Продолжение следует Винница. Заблудились?

– Немного, – характерник неопределенно покрутил ложкой. - Так что случилось с прадедом? Стрела попала в лягушку, которая превратилась в княжну?

– Куда там! Обменял полученный участок на придорожный, построил этот двор и назвал в честь двух стрел, изменивших его жизнь.

— Обычно шляхтичи харкают простолюдинам на спины, а не осыпают землями.

— Это был истинный благородный господин. Большая редкость!

— Как целомудренная шлендра?

Трактор весело рассмеялся и указал на его сабли.

— Вы не военный?

– А что?

– Отец мой завел традицию – первую воинам наливать бесплатно.

— Если Серый Орден до сих пор считается, то наливай.

Трактор удивленно уставился. Взглянул на Бойко, словно впервые.

— К гетману Яровому между этими стрелами покоился образ Мамая, — прошептал, словно человек в углу мог подслушать. — Пришлось снять, когда борзые угрожали все сжечь.

— Хорти теперь грызут землю, — отмахнулся Игнат.

Трактор забрал миску, и подал полную рюмку, которую характерник одолел одним глотком.

– Добрый самогон.

- Дедовский рецепт! Вкусно?

— Денег нет, так бы я еще выпил.

К шинквасу подошел другой гость — долговязый юноша. Одежда была недешевая и чистая, на поясе покоился палаш в сверкающих ножнах. Какой-то наглый паныч, заключил Игнат.

– Первую выпил на дурака?

Щеки усеяны угрями, зубы непрестанно покусывают верхнюю губу, взгляд скачет туда-сюда. Чем-то он напоминал Игнату памятного Бориса-Мармуляда.

— С каких войск ты? Полк вонючего одобряющего?

Характерник смерил юношу равнодушным взглядом.

— Что ты уставился, говна? Когда последний раз мылся?

В старые времена, подумал Бойко, он бы зубы выплевывал.

— Драка ищешь, парень?

- Пасть у тебя сральником пахнет, - жевжик хрустнул шеей, словно разминался. — Может, ищу.

— Иди под мамину юбку поищи, — отмахнулся Игнат. — Там обычно не протолкнешься.

Молодой человек выхватил стилет.

- Анируш! — трактирщик достал массивную палку, покрытую гвоздями. — Если нужно морды чистить, то киньте за ограждение, уважаемые! А здесь соблюдайте порядок.

Характерник вздохнул, глядя на пустую рюмку. Жевжик плюнул на шинквас, смерил сероманца свирепым взглядом и вышел, громко хлопнув дверью. Трактор невозмутимо вытер мокроту тряпкой.