– Дуся, как ты думаешь, что подарить на свадьбу Модесту Фёдоровичу и Маше?

От неожиданности и удивления Дуся аж пододеяльник бросила, и тот упал на пол, ударившись накрахмаленным ребром о пол, и выжег оттуда сноп искр.

– Да у них всё есть, – вопрос так озадачил Дусю, что она аж на кровать уселась, чего никогда себе не позволяла в мирное время.

– А ты что будешь дарить? – наивно спросил я.

– Запонки, – честно призналась Дуся.

– Эммм… запонки? – удивился я.

– Да, – сказала Дуся, опомнилась, обнаружила, что сидит на моей кровати, смутилась, соскочила на пол и принялась свирепо заправлять одеяло в пододеяльник.

– А Маше что? – задал провокационный вопрос я.

– Этой?! – выпалила Дуся, неодобрительно покачав головой, – я только Модесту Фёдоровичу запонки дарить буду!

И всё. Кажется, пластинку заело. Но я всё равно хотел знать. Поэтому повторил:

– А мне что дарить?

– А зачем тебе дарить, Муленька? – совершенно искренне удивилась Дуся, – ты так на свадьбу приходи. Ты же сын как-никак. Ну, или, если очень хочешь, то часы подари. У Модеста Фёдоровича в старых стекло поцарапанное от этих его химических опытов. И ремешок совсем потёрся.

– А как же Маша? – я никак не мог сообразить, почему Дуся так с нею.

– А что Маша?! – возмутилась Дуся, – Маша пусть радуется, что её замуж такой человек взял!

И я понял, что больше я от неё не добьюсь.

На вопрос, что подарить Ложкиной и Печкину Дуся посоветовала набор полотенец. Мол, всё равно чужие люди, хватит с них. И только потом я сообразил, что Дуся просто Ложкину недолюбливает и немного ей завидует.

На следующий день ужин в доме Модеста Фёдоровича проходил в тёплой, ламповой атмосфере. Дуся расстаралась и приготовила своё фирменное блюдо – фаршированную щуку. Стол ломился от разносолов, словно в купеческой трапезной.

– Машенька, – сказал я и посмотрел сначала на Модеста Фёдоровича, потом на неё. – У меня есть одна проблема и я очень нуждаюсь в вашей помощи.

– В моей? – удивилась девушка.

Я кивнул.

– Чем я могу вам помочь? – тотчас же спросила она.

– Просьба несколько… эммм… конфиденциальная, – вздохнул я, – не знаю, удобно ли это будет. И как отнесётся к этому отец. Но мне и правда больше просить некого.

– Говорите! – решительно сказала Маша.

И я начал импровизировать:

– Понимаете, Маша. Есть одна девушка, – вздохнул я очень печально и озабоченно, – у нас на работе. У неё была проблема со стенгазетой. И я по глупости, на свою голову решил помочь ей. Помог…

Я опять тяжко вздохнул и продолжил.

– И вот она внушила себе, что я ей помог из-за влюблённости. И теперь не дает мне проходу ни на работе, нигде. Даже в коммуналку прибегала.

Маша осуждающе покачала головой, а Модест Фёдорович хмыкнул, но вслух комментировать не стал. Поэтому я сказал:

– И вот я хотел пройтись по улице перед её домом с девушкой под руку. Она бы увидела и перестала меня преследовать. Но вот беда, у меня нет девушки. Точнее есть знакомые, но если я приглашу их прогуляться, то потом мне придётся придумывать, как отделаться уже от них.

Маша и Модест Фёдорович переглянулись, а я торопливо сказал:

– Это займёт всего минут пятнадцать. Нужно под руку пройтись по улице. Сыграть, как в спектакле. Зина в это время возвращается из вечерних курсов и обязательно увидит.

Модест Фёдорович хотел что-то сказать, но Маша перебила и заявила серьёзным решительным голосом:

– Конечно, Муля, я помогу вам! Тем более пройтись по улице – это такая мелочь по сравнению с тем, что вы для нас с Модестом Фёдоровичем сделали.

Модест Фёдорович от этих слов чуть завис, потом подумал и согласно кивнул:

– Конечно, это будет самое правильное решение, – степенно и рассудительно сказал он, – Так-то мы теперь одна семья.

– Спасибо! – сказал я с благодарной улыбкой.

Маша улыбнулась. А Модест Фёдорович посмотрел на неё с гордостью.

– Только это нужно сделать около девяти вечера, – я посмотрел на часы, – через час получается.

– Вы скажите куда, и я подойду, – сказала Маша, – я сейчас планировала ещё к портнихе на примерку сходить… Как раз успею. Там только подол подшить.

И она смущённо улыбнулась, все невесты такие красивые, особенно когда так смущаются.

– Хорошо, Маша. Я буду ждать вас в начале улицы Ленина. Возле дома номер 40. Там ещё киоск с газетами стоит.

– Я знаю этот киоск, – кивнула Маша. – Приду к девяти. Как раз успею.

После ужина я сбегал в коммуналку, подготовился. Сменил нормальный костюм на старый, невзрачный. Маша, конечно, может удивиться. Но я надеялся, что в предсвадебной суматохе ей не до таких нюансов будет. Да и в сумерках не особо видно.

К месту назначения я прибежал за пятнадцать минут раньше. Надеюсь, Маша педантичная девушка. Других среди химиков не бывает.

Прошло пятнадцать минут. Маша опаздывала.

Я понятливо вздохнул, свадебное платье – это не просто так. Скорей всего девушку портниха задержала.

Прошло полчаса. Маши не было.

И через сорок пять минут не было.

И через час…

Я пошел к дому Модеста Фёдоровича. Если это шутка – то несмешная. Я простоял на таком ветре сколько времени, а она не пришла. Я всё понимаю, свадьба, волнения, может, даже и весь подол платья перекосило, но не прийти – это свинство.

Позвонил в дверь – мне открыла Дуся с красными глазами.

– Дуся, – сказал я, – а Маша не приходила?

– Ой, Мулечкаа-а-а-а… – всхлипнула Дуся, а потом зарыдала, – беда у нас! Ой, беда-а-а-а! Модест Фёдорович срочно в больницу уехал!

– Ч-что случилось? – похолодел я.

– Там какая-то девка на Машеньку кислотой плеснула-а-а-а…

– Как такое могло получиться?! – я посмотрел на поникшего Модеста Фёдоровича и еле сдержал ругательство.

Мы находились в отделении гнойной хирургии горбольницы. Маше первую помощь оказали, рану обработали, и сейчас она была на очередной процедуре, а мы с Мулиным отчимом стояли в коридоре у окна и терпеливо ждали.

– Это я во всём виноват. Жалко её стало, – понурил голову тот, – да и Машенька просила. Они всё-таки подругами сколько были…

– Хорошая подруга, – проворчал я, – кислотой соперницу обливать. Так невольно в силу дружбы и поверишь.

– Это я во всём виноват, – еле слышно опять повторил Модест Фёдорович.

И такой у него был несчастный вид, что я не стал упрекать его дальше, вместо этого проворчал:

– Ладно, что там говорить. Главное, всё обошлось, – я покачал головой и вздохнул, – более-менее обошлось, я имею в виду. Главное, что лицо не пострадало, а плечо потихоньку заживёт. Шрам, конечно, некрасивый останется, но под одеждой всё равно не видно.

– Да, Машка молодец, – покивал Модест Фёдорович, – хоть и в шоке была, а технику безопасности соблюдает. Не зря я, наверное, ей тогда трояк за технику безопасности влепил и заставил пересдавать. С тех пор как разозлилась на меня – так и выучила, что от зубов отскакивает.

Он усмехнулся, вспоминая.

– Это ещё повезло, что у неё кефир под рукой был, – сказал я. – Иначе выжгло бы всё к чертям. Даже кости бы растворило, мне кажется.

Модест Фёдорович помрачнел:

– Я добьюсь, что Ломакина пожизненное получит! – прошипел он.

– За такое пожизненное не дают, – вздохнул я, – тем более она была в состоянии аффекта. Так на суде и скажут, вот увидишь. Кроме того, у неё хорошая характеристика по месту работы. Да и всё практически обошлось. У Маши только шрам на плече останется и всё.

– Но оставлять всё за так, я не намерен, – прорычал Модест Фёдорович.

– Так не в Ломакиной же дело, – посмотрел на него я, – сам же понимаешь, кто за всем этим стоит.

– Попов, – на Модеста Фёдоровича было страшно смотреть. – Это он её накрутил.