Охотник собрал все мужество и гордость и проскрежетал чуть слышно:

- Apage... Satana...

Почувствовал, как тело скользнуло, и колышек входит глубже в его кишки. Забыл о стыде, захрипел, дернул ногами... Понял, что от опрометчивого движения сполз еще ниже.

Его экзорцизм никто не услышал.

— Какое хорошее ружье. Наверное, многих наших из нее застрелил, — сказал Циклоп, и шедевр из Ферлаха разломил пополам.

Прости, дед. Прости!

– Хорошая Библия. Зачитана, — Щезник вертел в грязных руках их семейную реликвию. — Разве не удивительно, как учение всепрощения и любви к ближнему своему вылюбило столько безумных убийц?

Отто закрыл глаза. Отсек все лишние звуки. Попытался почувствовать ладонь Его.

На плече было пусто.

Усилием, уничтожившим последние остатки его силы, он запрокинул голову к небу.

Почему, почему Ты бросил меня?

Дальнее небо мерцало немыми звездами.

Отто Шварц закрыл глаза и бесплодно ждал ответа, мучительно умирая в течение долгих часов, пока милостивая смерть не освободила его от страданий.

 Он чувствовал себя древним дубом, который на вид кажется могучим, но на самом деле струхлял до самой сердцевины, дубом, потерявшим корни, и теперь готов упасть от первого урагана.

Ты не можешь оживить мертвых, но можешь за них мстить. Разве этого не требует твоего сердца?

Мое сердце мертвое.

Так же ты считал после Будды.

Тогда рядом была Катя.

Месть требует крови!

Месть подходит к концу.

Неужели? Вот так просто ты готов забыть убийство жены и сотни потерянных жизней? Добить нескольких жалких бездельников из всей уничтожавшей Буду армии - это ты называешь местью, Северин?

Нашими целями были руководители мятежа.

Кто исполнял их волю, Северин? Несчастные рабы, которые сквозь слезы должны были охотиться на оборотней ради собственного спасения?

От божьих воинов не осталось даже знамени.

А все те, кто служит в рядах армии Сечевой? А все те, кто направил пятки после приказа Кривденко? Считаешь, будто они прозрели, покаялись и открестились?

Мне все равно.

Когда война кончится, Тайная Стража будет искать возможности отомстить за Ефима. Иаков повесит на вас всех собак при первой попавшейся оказии. Угадай, что это будут за собаки? Только во главе станут настоящие воины, а не болваны пошиба Отто, - закаленные войной убийцы, которые не позволят себя порезать, как курицы.

Дважды в одну реку не войдешь. В настоящее время характерники – герои и народные любимцы.

Перед выборами гетмана вы тоже были героями.

Наша месть завершится на Рахмане.

Месть не будет завершена, пока по земле ходят люди, одевшиеся в черную форму с белыми крестами! Люди, рубившие дубы на могилах твоих родителей. Люди, убившие Захара и Соломию. Их кровь до сих пор на руках тех убийц... Каждую борзую надо уничтожить - всех до последнего! Тогда месть завершится действительно.

Бывших борзых сотни.

И они радостно прикончат при первой возможности тебя... Или твою дочь.

Сжались! Что тебе до моей мести?

Отвечай!

Молчание.

Разъяренный Северин решил спрятать изумруд в карман, но камня в руке не было. Он осмотрел ладони, пошарил саквами, и вспомнил: он же избавился от него. Кормил Симеону несколько дней назад... Или несколько десятков?

— Братик, с тобой все хорошо?

Яровой изучал его единственным глазом.

– Может, остановимся? Ты едва на одуванчике держишься.

— Я бы... отдохнул...

Ярема осматривал подковы коней, Игнат начищал револьверы — вторую пару близнецов, как он их назвал, — Савка играл с мотанкой. Сколько времени они в пути?

Пожалуй, с самого рассвета. Отто умер перед рассветом, наверное. Но когда это произошло, сегодня? Вчера? Еще раньше? Прошлое скрывалось в тенях.

Чернововк пошел к родничку, из которого напивались кони. Наполнил флягу, омыл руки, освежил лицо. В голове не прояснилось.

Что произошло после уничтожения борзых? Или ватага сразу двинулась к Буде? Случилось ли что-нибудь другое? Он напряженно искал якорей — воспоминаний, которые могли стать указателями, чтобы воспроизвести ход событий, но только случайные детали упоминались яркими вспышками.

Мертвый Шаркань под саваном голодных мух. Глазки роятся белыми личинками. Он так и не похоронил его.

Расстрелянный дом. Пустая, оскверненная, окруженная привидениями борзых. Следовало ее сжечь.

Катя...

На ее имя отозвалась пустота — словно эхо камешка, брошенного в сухой колодец. Северин впился ногтями в ладони. Возможно ли смириться с такой утратой? Возможно ли простить смерть жены?

Катрина смерть была на его совести. Он позволил им разделиться, пренебрег опасностью, не прислушивался к тревоге на сердце — и шеренга ошибок привезла к невозможному.

До ее смерти.

— Брат, слышишь меня?

Характерник встрепенулся.

Поначало. Как это вышло? Куда девался ручей? Когда день перепрыгнул в сумерки?

Савка протянул ладони к костру, Ярема жарит нанизанные на палочки грибы, Игнат бренчит на варгане.

Грибы... Давно ли началась осень?

- Какой сегодня день?

Эней прекращает играть. Смотрит на него. Переводит взгляд на пламя.

- Плохой день, - он прячет варгана к чехлу. – Без Искры все дни плохие.

Ох, Катр...

Ее тело пытались сжечь, но не довели дело до конца. Обгоревшие остатки расчленили и зарыли в лесу, чтобы никто не нашел. Дело непростое, но он с радостью поможет найти могилу, если стороны придут к взаимосогласию, растолковал молодой человек, назвавшийся командором Русланом. В своей наглой самоуверенности он хотел на средства убитой купить себе жизнь.

Минуту спустя Северинов чем распоров ему живот. Характерник неуклюже смотрел в глаза, полные ужаса, безразлично слушал хрипы, голыми руками выдергивал дымящиеся внутренности наружу. Теплые кишки ускользали из ладоней. Воняло свежим дерьмом.

Пока Руслан сдыхал болезненной унизительной смертью, остальные борзые, ожидавшие конца переговоров у незавершенного лагеря, упали с простреленными ногами. Вооруженный револьвером Игнат подходил к каждому и угощал кустарником по зубам.

- Сволочь. Ублюдки. Кривой хвойды выкидыши...

Какой-то солдат сгоряча сумел подняться, прошел несколько шагов, оступился. Бойко зарычал, подхватил заброшенную лопату — тяжелую, деревянную, с железным оковом — и принялся лупить беглеца по хребту, бил яростно и упорно, пока неудачник не мог пошевелить ногами.

– За все заплатите, за все!

Ярема принес пень. Борзые многоголосо умоляли пощады, молились и мочились.

Убивали их поочередно. Укладывали головой на плаху, потом один сероманец садился на спину пленника и выкручивал ему руки, а другой примерялся, замахивался, терял. Топоры борзых ковались для деревьев, не для экзекуций — тем лучше подходили для мести. Эней нарочно целил каждый раз то ниже, то выше места предыдущего удара, пока голова на изрубленной шее разрождалась истошными воплями.

Удар. Еще удар. Топор и палач покрыты брызгами крови, сталь вгрызается в напряженную плоть, доносится треск разрубленных позвонков. Жертва до сих пор в сознании, но перестает дергаться, тело послушно принимает новые удары, пока лезвие не сечет последнюю полоску кожи. Голова откатывается, из изорванной шеи обильно брызжет червь, аж новый копняк в зубы отбрасывает ее прочь.

– Давай следующего.

Очередной пленник брыкается, падает на окровавленную плаху, ругается последними словами, молит о милосердии. Характерники меняются местами. Топоры не знают усталости, пока не остается ни одной живой борзой.

Только Савка сидит в стороне, как всегда во время насилия, заслоняет уши ладонями, закрывает глаза и качается туда-сюда с тихим грохотом.

— Щезник, ты опять воды в рот набрал?

– А?

– В жопе нога! Что будешь есть?

На него выжидающе смотрит незнакомая женщина. Столешницу украшают многочисленные вмятины и пятна. За окнами сияет солнце. Когда наступил новый день? Как они перепрыгнули из леса в корчму?