Шварц поднял голову. Завопил от нового приступа боли, вызванного этим легким движением. Казалось, будто он повис на крюках над костром.

— Пришел в себя наконец, — послышался голос. – Разувай баньки, Отто! Тебя ждет много интересного.

Кто там? Откуда он знает его имя?

От невозможной боли в глазах стояли слезы. Отто осторожно расклепил веки и заморгал, пока зрение не привыкло к сумраку. Темные очертания перестали мерцать, приобрели четкие черты, но он до сих пор не понимал, что перед ним. Когда разглядел, отчаянно вскрикнул.

С земли удержалось восемь свай — тех самых, которые готовили на частокол. Жутко выпученные глаза, упавшие щеки, неестественно высунутые языки. Ветер покачивал волосы на отрубленных головах, с открытых шей медленно сцепила сгустившуюся кровь. Под сваями распластались безголовые тела.

— Что вопишь, Отто? Нашему брату вы головы тянули без таинств.

Говорил похожий на нищего мужчину. Он стоял у замученных борзых и созерцал их, словно художник собственные картины.

- Ты имел в виду сантименты, - отозвался второй голос.

- Насрать, - отмахнулся нищий. — Когда-то один человек, тоже охотившийся на характерщиков, отрубил голову нашему наставнику. Помнишь, Щезник?

- Было такое, Эней, - отозвался названный Щезником.

Воздух не хватало, пот заливал лицо. Его раздели догола, но он не чувствовал холода. Руки связали, ноги как-то подвесили над землей. Отто попытался наклонить голову, чтобы посмотреть вниз, но взвыл от нового взрыва боли.

- Дай ему водки, Малыш.

Перед ним выкрикнул великан. Илько? Нет, они с братом погибли. их убили ликантропы...

Как они смогли пленить его? Как сумели убить оставшийся отряд?

Велет поставил бревно, ступил на него, горой вырос над пленником. Бесцеремонно схватил за подбородок, дернул вверх и залил в глотку мерзкого напитка. Сжимал мертвой хваткой, пока Отто не стал захлебываться. Убедился, что Шварц все проглотил, после чего отпустил его лицо, слез с бревна и могучим копняком откатил ее в сторону.

Не хватает глаз. Борода-косица... Циклоп!

— Вот мы и встретились снова, господин Шварц, — послышался голос Щезника. — Следовало убить тебя при нашей первой встрече.

Да, этот голос был ему знаком.

Итак, трое. Трое ликантропов уничтожили последний отряд борзых Святого Юрия и пленили его великого мастера.

Отто закашлялся, и кашель превратился в хрип. Горло рвало от отвратительного питья. Живот выкручивало штопором, словно его кишки превратились в гнездо ядовитых змей, которые непрестанно кусались.

– Кажется, он до сих пор не понял, что происходит, – пробасил Циклоп.

- С палей в жопе думать неудобно, - захохотал лохматый Эней.

В висках Отто пульсировал вездесущую боль, стучал в затылок, давил на лоб - мысли от этого путались, и он не мог вспомнить ни строчки из молитвы или священного писания.

- Твоя свая не такая острая, как у твоих подчиненных, - смеялся Эней. — Иначе ты бы сдох с разорванными внутренностями. Я лично затупил штык! Хорошенько смазал салом, чтобы твоя жопу приняла его, как родного сына. Устраивайся поудобнее, Отто!

И он снова закудкудал смехом, похожим на собачье вранье.

В семейной библиотеке Шварцев имелась книга исторических очерков Европы, содержащая раздел, посвященный самому знаменитому князю Валахии. Одна из гравюр изображала его наказанных врагов: тела настроены на копья, конечности безвольно свисают, лица обезображены агонией. Отто не мог умереть такой позорной смертью!

— Жаль, что ты сдохнешь раньше, чем удастся своим говном, — сказал тот, кого назвали Щезником.

Словно призрак вырос перед ним. Сквоватые волосы, сжатые губы. Взгляд запавших глаз полыхает ненавистью. Сироманец изменился, но, без сомнений, это был тот самый шпион, который пролез в Глинскую пустыню, выдав себя предателем Ордена.

— Знаешь, как ты очутился один на сваи? - спросил Щезник.

Отто хрипло выдохнул.

– Твои люди решили обменять твою жизнь на свои.

- Думали, что с нами можно договориться, - крикнул Эней. - Ого комедия!

Он панибратски похлопал мертвую голову по щеке.

— Вот этот хлоп красноречиво доказывал, будто нам стоит согласиться на такую стоящую сделку, — он взъерошил чуб на отрубленной голове.

Забыв на мгновение об адской боли, Отто узнал Руслана. Тот, на кого он возлагал столько надежд.

— Почему-то считал, что мы его послушаем.

Ложь. Обманчивая ложь. Руслан не мог предать! Они издеваются над ним, черноротые хозиды...

– Теперь твои товарищи совокупляются в райских кустах, а ты до сих пор здесь, среди нас, грешных, – Эней копнул ближайшее тело.

Мертвая рука дернулась.

— Они думали, что за совершенные преступления можно откупиться чужой жизнью, — продолжил Щезник, сверля Отто взглядом. — Но каждый должен расплатиться за содеянное.

– Ей, чуть не забыл, – Циклоп отошел.

Сердце Отто колотилось. Все вокруг говорило: изменили. Собственные воины предали его. Оглушили ударом по затылку, связали, отдали в жертву врагу. Пошли на сделку с нечистым...

- Держи подарочки, Отто.

По земле покатились лохматые головы. Из груди Шварца вырвалось всхлипывание. Только не они!

– Их убили твои приспешники. Хотели нас задобрить, - сообщил Циклоп.

Его верные волкодавцы. Они должны были перегрызть эти три глотки! Отто почувствовал, как слезы катятся лицом.

- Все изменили тебе, Отто, - сказал Щезник. — Что болит больше — кол в жопе или их измена?

Он почувствовал, как медленно скользит палей судьбы. Боль!

Эта боль... Наверное, так мучились раненые крестоносцы, что не успели умереть на поле боя и попали в плен причудливых на издевательство сарацин...

- Что-то здесь прохладно, братья!

Эней поднял с земли стяг, черный стяг со святым Юрием, и бросил его на кучу архивных документов, которые нес на себе Руслан. Щезник ударил кремнем по кресалу. Огонь быстро проглотил бумагу, затрещал на ткани, побежал по серебряной нити.

- Все, что осталось после вас, самозванных божьих воинов, - сказал Циклоп. - Отрубленные головы, грязь и пепел. Вы скрывались за верой, но не имели Бога в сердце. Вы искали оправдание в древних страницах, которые толковали в свою пользу. Вы несли боль и смерть — и с болью и смертью вы уйдете в забвение.

Флаг сгорел, превратился в скрюченную тряпку, из которой едва дымело. Вокруг лежал тонкий пепел уничтоженных сведений о ликантропах. Последние документы исчезли навсегда.

Во внезапном провидении Отто вспомнил их имена.

– Ты убил мою жену, – сказал Щезник.

Северин Чернововк.

– Ты убил мою сестру, – сказал Эней.

Игнат Бойко.

– Ты уничтожил наш Орден, – сказал Циклоп.

Ярема Яровой.

– Можешь помолиться, – Циклоп достал нож. – Ибо только Он способен тебя простить.

Ветер унес пепел клочья прочь. Шварц закричал, и пришел в себя от новой порции самогона в глотке. Закричал снова.

Медленно, буква за буквой, на его груди рождалось кровавое послание: POMSTA. Велет резал глубоко и медленно, останавливался и шептал, чтобы кровь угадала. Сколько часов это длилось?

Измученный болью Отто постоянно терял сознание, но его упрямо возвращали в чувство. Заливали в глотку мерзкое питье, от которого он не хмелел.

- Готово, - объявил наконец Циклоп.

Отто дышал маленькими глотками, чтобы не напинать иссеченную грудь. Смотрел стеклянным взглядом на отрубленные головы борзых, и видел среди них Гофрида. Извини, брат... Я не смог защитить тебя.

И себя.

Я хотел очистить этот мир, но силы тьмы одолели меня.

– Твоя разорванная жопу станет самой известной в мире, – рявкнул Эней. — Сидел бы лучше дома, сукин сын.

Это просто очередное испытание Его.

- Когда ты подохнешь, я изрядно выделю тебе на рожу, - Эней напял знакомой широкополой шляпе. — А пока нанизывайся на вертел.

С малых лет он увлекался крестовыми походами и жалел, что Детский поход прошел без него. Он мечтал о собственном... И возглавил его! Он, Отто Шварц из прославленного рода охотников на нечисть, не мог покончить жизнь с насаженным на патик анусом, с вырезанным на груди лозунгом, под насмешливыми взглядами трех ликантропов!