Он принялся внимательно разглядывать собственные руки и пришел к выводу, что у него ужасно грязные ногти.
— А до этого были сами волчицы? — Лина от любопытства подалась вперед, и прядь волос упала ей на лицо.
– Были, – смущенный Максим хотел провалиться под землю.
Вот зачем он вообще об этом упомянул?
– Не стесняйся! Ты был волком, – Лина убрала прядь за ухо. — Ведь это произошло в стае лешего, не правда ли?
— Да, а где еще?
По-видимому, он не понял шутки, потому что ведьма только махнула рукой.
- Продолжай свой рассказ.
Каждый день он просматривал газеты, которые выписывал хозяин, внимательно листал каждую до последней страницы, как-то однажды утром его разбудил бешеный шум. Господин радостно плясал в самых подштанниках во дворе, размахивая свежей газетой. «Играй, Максим! Закатрупили супостата!» — и вот он танцевал рядом, другие батраки шлепали и выкабливали, а передовица газеты огромными словами извещала невероятное известие о смерти Темуджина. В тот же день Максим получил расчет, запряг отдохнувшего кузнечика и помчался к Чорткову.
В имении не обрадовались.
— Пани Яровая, мама Яремы — ты его видела, одноглазый великан, известный также как Циклоп — отказалась отдавать Олю. Ей так одиноко, что не захотела отпускать малышку, — объяснил Вдовиченко. — Убеждала, что девочке лучше живется в имении, а убеждать пани Яровая умеет очень настойчиво, так что мне пришлось несколько раз подчеркнуть, что я только посланник, а Катя очень расстроится, если не увидит дочь, как было условлено, и явится сюда крайне разъяренной...
— Та же пани Яровая, что мамка нашего гетмана? – переспросила Лина.
— Она публично отказалась от сына, когда тот...
– Я слышала об этой истории, – ведьма покачала головой. - С ума сойти можно, как все закрутилось-перепуталось!
Оля его узнала. Сначала вела себя перестороженно, но на следующий день, когда двинулись в путь, они стали хорошими знакомцами: девочка смеялась на его гримасы, тыкала пальчиком на все встречные достопримечательности (особенно домашних животных, которые в устах Оли все без исключения мяукали), постоянно тарахтила на своем языке и сверху. доверия.
— Я очень боялся этого путешествия, но все прошло легко, — усмехнулся Максим. — Дети могут открыть сердце тем, кого взрослые считают уродом.
— Ведьмам хорошо известно такое отношение.
Не потерпев дорогу досады, они дождались Катрю на хуторе, и счастью той встречи не было предела... А на следующее утро Оля махала ему ручкой на прощание.
— И все вдруг изменилось, — альбинос в очередной раз посмотрел на девочку, скрюченную под клетчатым одеялом. — Как тень Оле... Бескровная, немая, робкая тень.
За окном первыми лучами занимался рассвет. Он и не заметил, как промелькнула ночь! Максим потер уставшие глаза.
– Вот только сейчас понял, что Катрин характерный атлас остался у меня.
Горло сушило, язык одревеснел. Никогда столько не разговаривал!
– Спасибо, что поделился.
– Спасибо, что выслушала.
Разве не приятно найти человека, слушающего без осуждения? Тем более, когда человек красив и обаятелен!
— Северин отдал тебя на растерзание лешему, а мне разбил сердце, — подытожила Лина. — И, несмотря на это, мы все равно помогаем этому засранцу.
Вот для кого она резала деревянную волчику.
— Я не знал, что вы...
Вот почему так сник Северин при их встрече!
— Это былое, — махнула чаркой ведьма. — Любовь юности, украшенная спасением маленькой самоуверенной дуры от силы, к которой она не была готова... Может, расскажу, но вишневки понадобится больше.
Она сама выпила почти всю бутылку и не пьяна, подумал с уважением Максим. Или пьяная? В этом он разбирался плохо, равно как в шутках.
— Так ты больше не любишь его?
– Разве в воспоминаниях, – махнула рукой Лина. — Я сочувствую его скитаниям, его потерям, более того — я согласилась приютить его ребенка! Но сделала это не по любви... Просто так было правильно.
— После всего, что случилось, я должен ненавидеть Северина... Но не могу, — признался Вдовиченко в ответ. — Не хочу погубить ни его самого, ни его близких, хотя имел столько возможностей.
– Очень великодушно с твоей стороны.
Шутила? Надо с этим как-нибудь разобраться наконец.
— Северина трудно назвать рыцарем без изъянов, но существовали ли когда-нибудь другие? - вела ведьма.
— Я защищаю своего обидчика, потому что слишком сблизился с ним, — возразил Максим с горечью. — Оправдываю его, чтобы уменьшить свою боль.
— По крайней мере, у тебя есть мужество признать это.
– Нет, Лина, – он решился обратиться к ней по имени. — Мужество — это поступок брата Варгана, пожертвовавшего собой ради убийства завоевателя.
– Тогда поднимем тост в его честь. Молча.
На это Максим возразить не мог. Остатки вишневки расплескались по двум рюмкам. Он ожидал гадости пошиба самогона, и был приятно поражен сладостью, разлившейся во рту и теплой струей потекшей к желудку.
– Вкусное, – похвалил Максим. – Но крепкое.
– Очень крепкое и очень коварное, – предостерегла Лина. — Можно не заметить, как откажут ноги, а потом вдруг забудешь, как разговаривать. Как-то в детстве я пришла сюда, когда здесь жила моя учительница. И кого я вижу?
– Кого?
— Северин, тогда еще мальчик, барахтается на полу. Мучит, стонет тоскливо, словно корова недоена. Вокруг рейв, на полу валяется бутылка из-под вишневки... Ох и зрелище! Впервые в жизни налигался, бедняга.
Максим тихо рассмеялся. Трудно представить Чернововку в таком состоянии, да еще и парнем. Ведьма поднялась, глянула в окно и взмахом руки погасила все свечи.
— Иди почивать, Максим. Ложись на мою кровать. Может, немного коротковат для тебя, но удобно.
- Спасибо, - растерялся Вдовиченко. — А как насчет тебя?
Неужели они лягут рядом?
– Ко мне вскоре люди придут, – объяснила Лина.
— На следующую ночь высплюсь. Ложись.
Он считал, что Лина должна отдохнуть, не годится ему занимать ее спальное место... Но ничего так и не сказал, потому что последние сутки выдавили его до последней капли. Максим переместился на кровать, которая действительно была мягкой, как перина в имении Яровых, коснулся головой подушки... И, покрытый тяжелой усталостью, заснул без сновидений. Последнее, что он увидел, было состояние Лины, убиравшей со стола.
Во сне он снова был волком. Состоял с волчицей, быстро и молча, а потом она вывернулась из-под него, и Максим понял, что это Лина, и они на самом деле не волки, а люди, обнаженная Лина тянет его к себе, глаза смеются, ногти скребают спину, он целует ее ключицы, спускается к груди...
Он проснулся от взгляда пары желтых очей, принадлежавших мамуловатому черному коту, который сидел в шаге от кровати и всем своим видом демонстрировал враждебность. Вдовиченко потянулся к нему, попытался было погладить, но тот зашипел, подергивая усами.
— Если бы Северин мог обернуться котом, вы были бы очень похожи.
От такой обиды кот бросился за дверь.
Максим зевнул и потянулся. Сколько он проспал? В окно струились яркие лучи, подсвечивали золотистую пыль, высыпавшуюся из древних стропил, покрытых угольными знаками, мерцал между завешенных охапками сушеных трав стен, стелился полками, заставленными фляшками, бутылками, горшками и сундучками, оседал на стол, ла.
Когда он так хорошо отдыхал в последний раз? Силы даже звучали, натягивали мышцы, звали в движение! В прекрасном настроении Максим принялся одеваться.
— Нет, уважаемые, эти узоры не защищают, — доносилось со двора. — Это не обереги, а простое украшение... Я вас прошу! Не слушайте тех гадостей о вышитых рубашках! Кто такое сказал, продавщица на базаре? Да она что-нибудь расскажет, чтобы вы купили!
Лина у калитки говорила к женщине с перевязанным лицом, внимательно ее слушавшей. Максим напял козырек, погладил фигурку волчика на столе и тихонько, чтобы не привлекать внимания, выскользнул на крыльцо.