Было тепло, но незадушно. Небо звучало солнечной голубизной. Такой прекрасный день! Только воспоминания о дне вчерашнего портили его...

Где-то побратимы ищут мести, пока он сидит здесь, в блаженном отдыхе. Северин, Игнат, Ярема и Савка жили избитыми, изуродованными, зато собственными жизнями, прокладывали свои тропы. А Максим... Он послушно повиновался прихотям судьбы. Плил по течению.

И было так с самого детства!

Он боялся обряда. Напиток, заклятие, чем в сердце. Тьма, пустота, одиночество. Смерть? Багровые глаза, бесконечный свиток, подпись собственной кровью. Смех. Молния. Погасший костер. Мама расцеловала, брат обнял. Зачем? Зачем? Он не спрашивал. Радовался, потому что радовались они.

Учился быть волком. Не думал, что захочет где-нибудь осесть без надобности постоянно уезжать. Почему мама не учла такую возможность? Наверное, искала защиты для сыновей, и лучшего не знала. Максим забыл ее голос, ее лицо...

С самого детства на поводу: мать, брат, Властелин леса, Северин. Его вели, а он уходил. Полно!

Максим пойдет по собственной тропе. Странствующим толкователем в далекие страны или кем-то другим... Отныне он сам будет выбирать свой путь.

Ободренный этим решением, Вдовиченко оглянулся в поисках Оли. На крыльце не было, возле Лины тоже... Может, играет? Он зашел за хату, дважды обошел ее, прогулялся по небольшому пышному городку — нет.

Хорошее настроение растаяло. Куда исчезла Оля? Он повернулся к дому, заглянул в каждый угол, позвал, проверил под кроватью и столом. Нет.

Максим выбежал во двор и закричал, преодолевая комья страха в глотке:

– Оля!

Куда бежать? Где искать? Неужели сбежала?

А если не найдется? Что сказать Северину, когда тот вернется и узнает, что Максим не смог присмотреть за его единственной дочерью? Решит, что это месть за Вдовиченко... Даже слушать ничего не станет, просто бросится в бой. В волчьем герце альбинос еще имел шансы, но против серебряного шара...

– Оля!

Как это могло случиться? Лина за ней присматривала!

А когда это дело рук ведьмы? Усыпила его, дурака, а сама отплатила за разбитое сердце! Поднимет высоко брови, клепнет глазами, покачает головой и скажет удивленно, что не знает никакой Ольги Чернововк, маленькие девочки здесь никогда не ночевали... А он и поверит. С ведьмами никогда не знаешь.

– Оля!

— Что ты вопиешь?

Лина казалась отдохнувшей - будто это какая-то другая Лина не спала всю ночь и по-настоящему опрокинула целую бутылку вишневки.

Максим уцепился за ее плечи.

– Оля исчезла!

Она удивленно посмотрела на его руки, потом за его спину, после чего отчетливо постучала себя кулаком по лбу.

– Он сидит. Или тебе вылезло?

Максим оглянулся и глазам своим не поверил: Оля, целая здоровая, сидела на завалинке. Девочка задумчиво смотрела перед собой, ее мотанка лежала рядом, в расчесанных волосах краснела блестящая лента – видимо, позволила Лине себя принарядить.

- Но ее здесь не было, - Вдовиченко чувствовал себя болваном. - Что за химеры? Я всюду смотрел... И на завалинке тоже! Я бы сразу заметил...

– Она с самого утра там сидит, – Лина съежилась. — Председатель не болит?

— Не болит... Удивительно.

Он осторожно приблизился к девочке: настоящая, не мечта! Рядом грелся тот черный кот — он бросил на Максима злой взгляд и разрыл хвоста.

— Впервые вижу, чтобы Хаос по собственной воле с кем-нибудь подружился. Вот где настоящая диковинка, – ответила Лина.

- Хороший котик.

Котик показательно вернулся к альбиносу задом.

— Чтобы ты знал: для всех Оля — моя родная племянница, приехавшая на пир.

– Твоя племянница? - посмотрел Максим.

– Люди спрашивают, – объяснила Лина. — Новые лица, тем более детские, всегда повод для сплетен. Поэтому Оля – моя племянница. Этому объяснению никто не удивляется, а тем более в военное время.

– А я кто?

— Мой странный помощник-сонько.

Максиму понравилось, как она указала «мой». Сразу вспомнился сон, но силой воли он отогнал его... До лучших времен.

Лина присела у Оли. Спросила ласково:

— Оля, солнце, с тобой все хорошо?

Девочка, не отрывая взгляда от видимой только ей точки, кивнула.

– Вот видишь, – вернулась к Максиму ведьма. – Тебе что-то приснилось.

Знала бы, подумал он.

– Пока ты дрыхнул, мы уже подружились.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Вдовиченко. — Простите... Я действительно спал.

– Не только маленькие девушки стонут во сне, – подмигнула ему Лина.

Неужели знает? Максим покраснел. Недаром ведьма ушла от слова знать...

– Пора обедать, – поднялась Лина. — Пойду я нахожу овощи.

- В самом деле? Я никогда не видел таких волшебств!

Лина одарила его красноречивым взглядом.

– Я сварю ее, – объяснила терпеливо. – Сварю! Не воспринимай все так буквально.

- Помощь нужна?

– Вымойся и причешись, – приказала ведьма. – А после обеда пойдешь на огород.

Я хотел бы здесь жить, сверкнуло Максиму. Не бродить по далеким землям, а провести жизнь в этом уютном дворе, в стенах между охапками сухих трав, просыпаться вместе с Линой...

- Как прикажешь, - сказал вслух.

– Разве я не предупреждала, что опасно говорить такие слова ведьме?

– А я не боюсь, – Максим дерзко встретил ее взгляд.

Он хотел видеть эти глаза, слушать этот голос, любоваться этой улыбкой, прикасаться к этим рукам...

Сверять ей самые сокровенные мысли! Узнать о ней больше. Между ними есть немало общего — иначе почему он так странно чувствует себя?

Приятная лихорадка охватила Максима. Он чувствовал себя силой переплыть моря и свернуть горы, сердце колотилось в бесстрашной готовности к любым приключениям... Лишь бы рядом с ней!

И оборотень вспомнил, что для этого слепого мощного влечения есть короткое красноречивое слово: любовь.

Часовых убили мастерски - так, что никто вокруг не проснулся. Мертвые лежали рядом, вокруг голов расплывались кровавые нимбы. Их щеки порезали кривыми, но узнаваемыми узорами: «Б» на правой, «О» на левой.

– Ликантропы, – нарушил тишину Руслан.

– Знаю, – ответил Отто.

Он старался не выдать беспокойства. Фобос и Деймос спали рядом с ним — но даже не проснулись, когда пришли враги!

Божьи воины собрались вокруг мертвых собратьев скорбным кругом: бледные, безмолвные, испуганные. Илько и Лаврин с ружьями смотрели по сторонам, будто убийцы могли выскочить из ближайших кустов.

Отто поочередно провел ладонью над лицами павших, и почувствовал, как прикосновение их ресниц встряхнуло ему мертвенный яд испуга, туманящий разум.

Избавь нас от всякого страха, прикоснись к нам, Господи, взгляни на нас и исцели! Грандмейстеру не разрешается показывать слабость, когда случается беда. Тем более после двух побед!

Последняя, правда, далась по цене. им удалось найти ту сумасшедшую женщину, им удалось убить ее, но волкунка забрала с собой пятерых братьев... Четверо (двое из них — десятники!) погибли в бою, пятый скончался в нескольких часах от кровотечения. Еще трое получили ранения, и даже после отдыха шагали так медленно, что Отто приказал посадить их на ишаков.

Позорные потери. Шварц устроил пышные провода, в очередной раз облегчив свой счет в ближайшем банке (сумма все уменьшалась, но и расходы уменьшались в соответствии с размером отряда), и даже пир не обрадовал борзых, подавленных высокой ценой при жизни одной женщины. Все понабивали животы, напились безрадостно и легли почивать.

Прошло несколько дней. Лишь тень уныния начала рассеиваться, как случилось новое горе.

- Requiescat in pace.

Отто посмотрел на сокрушенных воинов. Все сознавали, что двое зарезанных часовых — только начало, и если бы ликантропы захотели убить больше, им ничего не мешало бы. Это была дерзость, наглый вызов, устрашающее послание, что знаменовало большую смену: одержимыми демоном стали охотниками, а борзые — добычей.