– Не забывай, сестра, – процедила Девочка.

Лина пошатнулась. Костер чуть не погас, а от раскаленных углей пахло сырым мясом и жжеными волосами.

– Хватит, – вмешалась Мать.

Ягода омелы сорвалась с ее венка, брызнула соком, и боль исчезла - вместо этого пришел покой, укутал Лину теплом, выгнал из тела воспоминания о пытке.

Сиреневое пламя разгорелось снова.

- Невмешательство, сестра, это скрижаль Ковену. Учительница должна была тебя этому научить, но сама нарушила правила и заплатила за это. Мы держимся в стороне от страстей, поэтому живем по сей день, — заговорила Старуха. – Ковен был всегда. Под разными именами объединял сестер со времен задолго до рождения распятого. их государства меняются, их границы сместятся, их войны угасают и расцветают снова. Люди, оборотни, другие... Поколение за поколением – разделы в бесконечной книге. Когда-нибудь они перебьют друг друга, но Ковен будет жить дальше.

- Я не согласен! В такие времена нельзя делать вид, будто нас это не касается, — Лина забыла о пиетете. — Мы живем здесь и сейчас, среди всех! А не где-то далеко, мы...

— Ты просто любишь сероманца, который разбил тебе сердце, потому и пытаешься заставить нас помогать всем химородникам на свете, — рассмеялась Девочка и принялась обрывать лепестки на цветке: — Любит, не любит, любит, не любит...

Лина закусила губы.

– Не любит он тебя, – завершила Девочка и бросила оборванную стокротку под ноги. — А ты, разврат, до сих пор сохнешь по нему.

Цветок растаял в воздухе.

— Любовь прекрасна, даже когда несчастна, — улыбнулась Мать. — Да оно ослепляет.

- Превращает в дуру! – добавила Девочка насмешливо.

— Подумай, Лина: стоит нам вмешаться, и накопившаяся против ведьм ненависть получит настоящую почву. Все вымышленные грехи обернутся правдой. Ты сама вспомнила Инквизицию — земля будет гореть у нас под ногами, и прежние приюты сгорят в том костре. Так, сестры — дочери человеческого лона, — Мать провела ладонью по животу, выпячивающемуся вперед, разбитый сеточкой растяжек. – Но сестры взяли силу Потустороннего мира – и эта сила вознесла их над остальными.

- Ты молода, поэтому мы прощаем твою наглость, - Девочка высунула язык.

— Но Ковен не будет вмешиваться, — завершила Старуха, и на этот раз ее голос гремел сталью.

Мало кому удается не очерстветь сердцем.

- Трусы! – Лина больше не сдерживала гнева. — Имея силу справиться с пожаром, вы закрываете глаза, пока огонь не начнет лизать пятки! Бегите, прячитесь по камышам, чтобы потом рассказывать, будто с высоты полета не видно низменных пресмыкающихся и их смехотворные заботы! Не противно от собственной ничтожности? Разве для этого вы...

На ее крик отозвались сверчки. Призрачная троица исчезла; волшебный очаг и янтарные линии погасли. Разочарованная, разъяренная, Лина горячо выругалась. С тех пор игнорировала все события Ковена, хотя знала, что рано или поздно эта дерзость ей отлупится.

Переступив через свою гордость, она написала Северину снова, но ворона вернулась с непрочитанным посланием. Итак, пленник... Или погиб.

Тишину вечерней прохлады пронизало голодным жужжанием комаров. Лина взмахнула рукой в охранном жесте, допила остывший отвар. Вот и завершился очередной день...

Хаос поднял голову и вышел в ночь.

– Да, слышу, – кивнула Лина. – К нам спешат.

Пожалуй, снова ранены.

С начала войны она лечила и воинов, и беженцев. Обычно ни больные, ни их близкие не могли отблагодарить, но Лина не отказывала в помощи и вскоре прославилась во весь паланок. В Старых Садах ее полюбили: крестьяне гордились выдающейся ведьмой, не зная, как Лине приходилось платить за славу. Утром в дом выстроилась очередь, которая могла продолжаться до вечера, сон перебивали посреди ночи, а каждый день напоминал предыдущий — среди раненых и больных, в осмотрах, волшебствах и приказах добровольным помощникам: убрать, вытереть, принести, выбросить... Опасенный Хаос, ошеломленный толпой. Лина забыла, когда у нее был день отдыха. Она засыпала мертвым сном, наскоро перекусив холодными блюдами, которые ей приносили каждое утро.

Подкачаться по хозяйству помогали благодарные родственники и друзья больных: днем ее тихое подворье аж роилось (на удивление, ничего не воровали), всю дорогу к калитке засевали лошадиные кизяки, под плетнем выстроились телеги и двуколки. Не знаю, скольких людей она поставила на ноги за те месяцы — Лина не считала. В конце концов, ради этого она и ушла в ведьму.

Накопленные чувства прорвало, когда в один пасмурный день на пороге стала Мотря, поддерживавшая под руку немощную женщину.

- Извини, доченька, - сказала больная. — Прости старую дуру.

Лина держала ее в объятиях, пока не поверила, что это действительно мама, а потом, смахивая слезы, принялась осматривать: у нее были те же симптомы, что возвели в могилу отца — но Мотря приехала вовремя. Лина, напихав узелок зельями и тинктурами, объяснила, как заботиться о здоровье матери. Сестра на прощание не выдержала, разрыдалась, бросилась на шею со словами извинения, и Лина без колебаний простила. Тяжелая острая глыба, поросшая мхом на ее сердце с детских лет, к чьему болезненному весу она давно привыкла, развалилась на обломки и оставила после себя чувство легкости.

Убийство Темуджина. Отступление Орды. Очереди беженцев высохли, воины исчезли: медленно вернулась размеренная жизнь и забытые дни, когда Лина могла бездельничать до самого вечера, а компанию ей составлял только Хаос.

Мать поправилась. Посетила гостинку вместе с Мотрей, ее мужем и племянниками Лины, которых она никогда не видела — старшая девочка и едва вставшие на ножки мальчики-двойняшки. Взрослые праздновали за столом, ребята играли деревянными фигурками, которые когда-то резала Лина, а девочка носилась вокруг и разглядывала каждую мелочь в доме с искренним восторгом.

– Я тоже стану ведьмой, – заявила она после осмотра.

– Если родители разрешат, – улыбнулась Лина.

- Посмотрим, - ответила Мотря, а ее муж, кривой на глаз бондарь, который уже сильно захмелел, пожал плечами.

Родственники звали к себе на пир, но Лина пока не решилась. Необъяснимое предчувствие держало ее здесь, у Старых Садов, а ведьма привыкла доверять нутру. Может, именно этой ночью ждала?

В ночной тишине подкованные копыта громко ударили по дороге. Один, два, три... Пятеро. Слышали сквозь темноту — значит, что-то срочное.

Лина накинула на плечи черный платок с вышитыми пионами, двинулась к калитке, Хаос побрел за ней. Когда всадники свернули на дорогу в дом, ведьма зажгла плошку, и те перешли с чвала на клус: вооруженные мужчины, смыленные кони...

– Несите раненого в дом, – крикнула Лина, приоткрывая калитку.

Неожиданные визиты вооруженных ватаг не устрашали ее.

Лошади остановились, руководитель отряда спешился. Сделал несколько шагов навстречу.

– Лина? Это ты?

В последний раз она слышала этот голос... Когда он жалко пытался объяснить, почему выбрал другую.

Муж сбросил капюшон, и Лина увидела его лицо. Схватилась свободной рукой за плетень, потому что земля ушла из-под ног.

Жив. Он жив!

Мавка украла его первый поцелуй, оборотня украла его сердце, и только она смирилась, что Гадра украла его жизнь, когда он предстает перед ней во плоти!

Ведьма перевела дыхание. На Северине виднелись следы потусторонних оков, лоб вспахали смошки, черные пряди посеребрили сединой. Итак, попался, но каким-то образом выжил.

– Соломия дома?

Он смотрел на нее полными горя глазами.

– Соломия погибла.

Характерник побледнел.

– Что? Когда?

– В этом году, – Лина махнула светильником. – Расскажу, но сначала несите вашего раненого.

- Раненого? – Северин оглянулся. – У нас все цели.

— Я привыкла, что таким умом привозят людей на грани жизни и смерти.

Лина позволила себе расслабиться. Взглянула на его спутников, которые сбрасывали шапки и капюшоны. Пестрая ватага, наверное, тоже характерники — лохматый бородач с лицом пропоя и парой сабель за спиной, растерянного вида чудаков, чья безволосая голова изуродована глубокими шрамами... Это, наверное, Савка! Северин рассказывал о нем как раз перед тем, как... Лина успела оборвать воспоминание вовремя.