— Он именно так и сказал? — проворчал сенатор.

— Клянусь! — заявила девушка, сплюнув на землю жестом, который привел бы в ужас любую знатную матрону.

— Приятно пользоваться доверием коллег, — с сарказмом заметил Аврелий. — Но что я должен делать?

— Доказать, что Папиния убили, и вернуть мне наследство, — спокойно ответила Присцилла. — Вот и все.

— И не думай об этом, девушка! — покачал головой патриций. — Даже если, допустим, под этим договором и стояла бы подпись; даже если, допустим, Папиний Постумий и впрямь намеревался на тебе жениться; даже если, допустим, он успел бы преломить с тобой полбяную лепешку перед фламином Юпитера, ты все равно не имела бы ни на что права в отсутствие действительного завещания.

— Геркулес и все его подвиги! — взорвалась Присцилла. — Не могут же они так легко отделаться, оставив меня по уши в беде!

— Что ты имеешь в виду? — с любопытством осведомился Аврелий.

— Мой отец, — объяснила девушка, — был клиентом Папиниев, и после его смерти несколько месяцев назад я пришла к патрону просить о помощи. Я смирно ждала в атрии, когда мимо прошла госпожа Анния, смерив меня таким взглядом, будто увидела, как из ее кухонной печи вылезла крыса из сточной канавы. Она даже доложить обо мне отказывалась, но я так настаивала, что в конце концов Папиний меня принял — просто чтобы досадить невестке. Выслушав меня рассеянно, он пообещал найти мне мужа среди своих клиентов: сезонного рабочего, безработного или кого-то в этом роде… Но я-то прекрасно знала, чем это для меня кончится: муж целыми днями будет побираться в поисках приглашений на ужин, а в котелок пойдут лишь остатки какой-нибудь спортулы!

— Начинаю понимать, — улыбнулся Аврелий. — Решение, которое предлагал тебе Папиний, не соответствовало твоим запросам… и ты постаралась подсказать ему другое.

— О, что до этого, он легко дал себя убедить… — призналась Присцилла. — Собственно, я беременна.

— Святые боги! — простонал сенатор.

— Папиний, — продолжала девушка, — хотел убедиться в моей плодовитости, прежде чем жениться. Видел бы ты его, когда он узнал о беременности! Он, всегда такой суровый, от души расхохотался, представляя лица сына и невестки, когда они услышат эту новость. И никто не мог бы ничего сказать против нашего брака, объяснил он мне, потому что это полностью соответствовало традициям древних предков.

«Хитрый старый развратник…» — прокомментировал про себя Аврелий, вспомнив знаменитый прецедент: Катона, суровейшего поборника mos maiorum, которого невестка упрекнула в том, что он якшается со служанками, и который в ответ женился на юной плебейке, тут же родившей ему сорванца, унаследовавшего отцовское состояние наравне со знатными сводными братьями.

— Значит, Папиний хорошо воспринял новость.

— Еще как! Позавчера он составил брачный договор, заявив, что тем же вечером покажет его своим. А наутро его нашли мертвым.

— Где его копия документа?

— Разумеется, они ее припрятали. Но я не собираюсь молча сносить эту несправедливость. Я намерена подать в суд на убийц и заставить их признать мои права! — властно заявила Присцилла.

— Невозможно, моя дорогая, — разочаровал ее Аврелий. — В Риме ни один ребенок, законный или незаконнорожденный, не может претендовать на отцовское наследство. Граждане Города по завещанию решают, кому оставить свое имущество, и вправе передать его даже совершенно чужому человеку, лишив наследства собственных отпрысков. Так что, даже если тебе удастся добиться признания отцовства — в чем я сильно сомневаюсь, — ты не получишь ни единого сестерция…

— Я хочу, чтобы эти подонки заплатили за то, что сделали! — настаивала девушка.

— Ты имеешь в виду в буквальном смысле? — с явным сарказмом ответил сенатор. — Конечно, прискорбно, что родственники старого козла лишили тебя его милостей посредством гнусного преступления; однако, отстегнув тебе немного денег, они могли бы избежать обвинения в отцеубийстве…

— Именно в этом и была идея, — с бесстыдной откровенностью призналась Присцилла. — Я пришла к тебе, потому что Папиний был уверен…

— …что я достаточно безрассуден, чтобы помочь смазливой шантажистке, — заключил Публий Аврелий. — Но он ошибся. Если я выясню, кто убил моего коллегу, я немедля на него донесу, а ты все равно останешься с носом. Теперь, зная, как я думаю, ты все еще хочешь, чтобы я занялся этим делом?

— Да, — решительно заявила девушка.

— Хорошо, — парировал сенатор. — Но для начала давай проясним одну вещь: мне не семьдесят лет, у меня нет невестки, которую нужно довести до бешенства, и я не из тех, кого какая-то дерзкая девица может женить на себе… Понимаешь, что я имею в виду?

— О, клянусь, я об этом и не думала, благородный Стаций! — поспешила заверить его Присцилла, мгновенно прикрыв плечи, с которых всего мгновение назад так искусно соскользнула ее палла.

— Я восхищен твоей проницательностью, девушка. А теперь, — отпустил ее Аврелий, — возвращайся домой, а я тем временем отправлюсь выразить соболезнования родственникам твоего нареченного.

— Мне некуда идти, — пожаловалась, однако, Присцилла. — Съемная комната в Субуре, где я жила с отцом, принадлежит Папиниям, и сегодня утром раб из их семьи пришел и выгнал меня…

— Что ж, здесь ты, разумеется, остаться не можешь, — отрезал Аврелий.

— Почему нет? — спросила она, подавшись к нему.

— Ты и сама прекрасно знаешь почему! — нетерпеливо выпалил сенатор, а затем громко позвал Кастора.

— Да, господин! — тут же явился секретарь, с показной невинностью делая вид, будто не подслушивал у двери.

— Вели приготовить носилки, Кастор… Мы отвезем эту юную особу в дом Помпонии. У доброй матроны слабость к соблазненным и покинутым девицам, а когда она узнает, что Присцилла беременна, то из кожи вон вылезет, чтобы ей помочь.

— Сию минуту, господин! — повиновался секретарь, в то время как девушка покорно позволила себя увести, на прощание проворковав:

— Полагаюсь на тебя, сенатор!

— Еще бы я не знала! Думаешь, я не умею держать ухо востро? — возмутилась Помпония, гордая своей репутацией самой осведомленной сплетницы. — Я прознала, что этот похотливый старикашка пользует бедную и беззащитную девицу, в тот же день, как началась их связь!

— Стало быть, это правда… — удивился Публий Аврелий.

— Сущая правда. Отношения длились несколько месяцев, и уже поползли слухи, что Папиний в конце концов приведет Присциллу в дом как сожительницу, а то и вовсе как жену. Что, как ты можешь себе представить, заставляло волосы на голове дыбом вставать у этого болвана-сына и его гарпии-невестки.

— Ты ее знаешь?

— Невестку? Еще как! Настолько хорошо, что готова приютить твою протеже на сколько потребуется, в надежде, что та позеленеет от злости. Чтобы ты понял, какую «симпатию» она вызывает у подруг, достаточно сказать, что в женских термах ее прозвали Цикутой!

— Милое прозвище! А что скажешь о Папинии-младшем?

— Он косный, недалекий и безвкусный ретроград. Представь себе, он запретил моей подруге Сервии Квинте лично выступать в суде по своему делу, заставив ее нанять патрона-мужчину, как будто в Городе не было множества выдающихся женщин-ораторов, начиная со знаменитой Гортензии!

— Значит, он человек старой закалки… — задумчиво произнес сенатор.

— Сказал тоже! — вспылила Помпония. — Он варвар и троглодит, который желал бы видеть матрон закутанными с головы до ног, словно колбасы в оболочке! Но он никого не обманет, выставляя напоказ такую строгость: все знают, что у него дома командует жена…

— У них ведь много детей?

— Девять маленьких спесивцев, — фыркнула матрона. — Безупречные, нравоучительные и всезнающие, как и их родители!

— Я так понимаю, это не самые очаровательные люди… Но ты и впрямь считаешь их способными на убийство, лишь бы помешать свадьбе старика?

— Без сомнения! — заявила Помпония тоном, не терпящим возражений. — Учти, что в Риме, независимо от возраста, госпожой в доме всегда является жена отца семейства, и все женщины в доме должны с уважением ей подчиняться… Эта высокомерная Анния, привыкшая вертеть всеми как ей вздумается, никогда бы не смирилась с необходимостью склонить голову перед молодой женой свекра.