— Тогда поехали.

«Куда?» замерло на языке: по большому счету, Лин было все равно. Асир понял. Они продолжат. А где — в таком состоянии, как сейчас, она бы и бортика фонтана на главной площади не испугалась. Просто не заметила бы, что творится вокруг.

В коридоре почти не чувствовался густой и агрессивный запах чужого кродаха, берущего течную анху. Остался лишь запах Асира, и Лин вдохнула его с удовольствием, смакуя, как смаковала бы изысканный напиток или кушанье, будь она гурманом. Запах кродаха, который хочет ее и готов брать. Который не насытился тем, что между ними только что было.

— Хочу тебя, — сказала Лин.

— Ты завтра не сядешь. А Ладуш съест мне мозг. И если на второе плевать, то с первым нужно что-то делать.

— Не сяду, значит, отлежусь, — фыркнула Лин. — Мазь есть еще. Плевать. Я хочу, ты хочешь. Тебе надо.

— Мое «надо» можно утихомирить разными способами. А тебя мазь не спасет. Даже если весь день будешь сидеть в ней по шею или плавать. Не стоило. Ты еще не готова.

— Мне понравилось, — серьезно ответила Лин. — Ты и сам наверняка понял, но я все равно хочу сказать — очень понравилось. Может быть, не готова, не знаю, но чувствую, что мне это было нужно. Решай сам, как дальше, я тебе доверяю. Просто знай, что я совсем не против еще. С радостью.

— Решил уже. Видишь — несу.

— Несешь, — согласилась с очевидным Лин. — А потом?

— Потом — буду разворачивать. Эта тряпка пропахла течкой.

Они оказались в комнате, и Лин сразу узнала ее, хотя глаза медленно привыкали к темноте. То ли по слабому ветру из распахнутых окон, то ли по собственным ощущениям. Они были здесь исключительно хорошими. Асир опустил на кровать, в самом деле разворачивая, и ушел — выкидывать штору или что это все-таки было, за дверь.

— Все. Будем расхлебывать то, во что влипли. Поздно жалеть.

— А кто жалеет? — удивилась Лин. — Не я. И мне почему-то кажется, ты тоже нет.

— Жалею, что втянул тебя в это. Не жалею, что рядом была именно ты.

Асир опустился на кровать, ухватил за подбородок, как будто вглядываясь в глаза. Интересно, что он там видел, в темноте?

— Если станет плохо или хотя бы просто «непонятно», скажи сразу. Я могу… не отследить вовремя. Нанюхался за сегодня — в голове мутится.

Он поднялся, раздеваясь, и почти тут же лег, устроившись на боку. Лин придвинулась ближе, и Асир прижал ее, придерживая под колено, закинул ногу себе на бедро. Пальцы настойчиво вдавились внутрь. — Больно?

Лин честно постаралась понять собственные ощущения. Сложная задача: она тоже нанюхалась, и главным ощущением сейчас было желание. А пальцы Асира и без того действовали на нее возбуждающе. Всегда.

— Может быть, немного, — неохотно признала она. — Саднит.

— Я попробую… мягче.

— А как ты хочешь? — не выдержала Лин. — Если бы мне было можно по-любому, как бы ты сейчас… расскажи. Пожалуйста.

— Ты знаешь, как, — голос Асира стал глуше. — Видела же Лалию. На нее весь сераль любуется.

На этот раз он и правда пытался быть мягче. Член входил медленно, настолько медленно, что Лин зажмурилась от нетерпения и желания насадиться как следует.

— Не забудь про плечо. Тоже намажь.

Плечо? Лин только теперь вспомнила — ярко, вспышкой — как в самом начале на плече сомкнулись зубы. Потом — сразу же — это заслонилось другими ощущениями, но…

— Послушай, — она сама не была уверена в том, что собирается сказать, но кто знает, случится ли еще такой же момент. Откровенно говоря, если иметь в виду то, с чего все началось, лучше бы и не случался, но без такой накладки, как течка Хессы, когда их с Асиром отношения дошли бы до такого? — Асир.

— Что?

Лин попыталась сжаться, но, похоже, ей и правда было слишком: мышцы не слушались, она напоминала сама себе медузу, распластанную на мокром песке в отлив. И Асир прекрасно это видел. Но ведь секс не ограничивается только лоном и членом, верно? Прошло достаточно времени, чтобы начать расширять горизонты.

— Ты сейчас бережешь меня, потому что я не готова, — аккуратно подбирая слова, начала она. — Но, знаешь, это совсем не значит, что я не готова везде, а не только… там. Я не уверена, но, кажется… ну… возможно, еще два-три укуса мне даже понравятся. Мы можем попробовать. Меня возбуждает, когда ты… м-м-м… не слишком нежный.

— Два-три? — Асир хрипло рассмеялся. — Предлагаешь мне считать? Или будем… по очереди? — Он перевернулся, опрокидывая Лин на спину, подхватил под колени, задирая их вверх. — Я знаю, ты хочешь. Разное. Мы попробуем. Но сейчас… — он выдохнул, начиная двигаться. — Не лучшее время. И ты не похожа на бревно, даже когда я нежен.

Лин фыркнула, сдерживая смех. «Не похожа на бревно». Сейчас она похожа… ну да, не на бревно — на медузу. Невелика разница. Или все же есть?

Но так, на спине и сложенной едва не пополам, было лучше. Чувствительней. Немного больно, и завтра, видимо, она и правда не сможет сидеть, даже искупавшись в мази. Но оно того стоит.

Лин обняла Асира за шею, потянулась к нему. Глубокий толчок заставил вскрикнуть и застонать, но она все же сделала то, что задумала. Маленькая провокация. На пике толчка, когда Асир замер и его плечо оказалось прямо у Лин перед лицом, поймала кожу зубами и прикусила.

Слегка. Просто чтобы показать, что запомнила и «по очереди», и «попробуем».

Лин проснулась рано — как обычно. И не сразу поняла, где она. Широкая кровать, жарко и пряно пахнущая Асиром, белые стены, тишина… Потребовалось несколько мгновений, чтобы отметить очевидное «не сераль», вспомнить вчерашний вечер во всех деталях и подробностях и сообразить, что так и заснула в покоях митхуны. Там, где вчера они с Асиром яростно вымещали друг на друге желание трахаться.

Отлично потрахались, следовало признать — болело всё. Не так, чтобы стонать и просить обезболивающее — скорее, как после чересчур интенсивной, на грани сил, тренировки. Ну, не считая саднящей боли внутри — такого ни одна тренировка не обеспечит. Но в целом скорее приятно: боль-усталость всегда порождала у агента Линтариены какое-то очень глубинное довольство. Как говорят политики — «чувство глубокого морального удовлетворения». Лин ухмыльнулась: «Даже очень глубокого, но скорее уж аморального».

Вставать не хотелось. На столике рядом с кроватью нашлась баночка с мазью, и Лин, снова ухмыльнувшись при мысли о Ладуше, воспользовалась ею по назначению. Вчера они и правда слишком увлеклись — раньше мазь только холодила, а теперь ещё и ощутимо пощипывала. Но в остальном…

Лин потянулась, закинув руки за голову. Вчерашний раздрай сменился ясностью и спокойствием, как будто разнузданный секс основательно вправил мозги. И вот этим вправленным мозгам вдруг стало очень интересно то, о чём всё это время Лин как-то не слишком задумывалась.

Если бы раньше, дома, ей сказали, что она станет получать удовольствие от грубого соития… что будет радостно отдаваться кродаху, у которого еще три десятка анх… добровольно нацепит на себя ошейник и, мало того, вдобавок станет защищать своё право носить этот символ полной принадлежности единственному кродаху — без взаимных обязательств… Да она бы сначала расхохоталась, а потом в морду дала!

И тем не менее — именно это с ней и происходит, и она всем довольна. То есть, разумеется, не всем, но недовольна-то она только тем, что ей мало! Прежние страхи ушли. Природа анхи… нет, Лин отлично помнила, как вчера размазывала сопли и причитала о подавителях и ошибке эволюции. И на самом деле в тех вчерашних мыслях есть правда. Когда твоего кродаха нет рядом…

Куда же делась прежняя Линтариена? И стоит ли жалеть о ней? Лин не знала ответов, но она хотя бы дошла до вопросов. И, кажется, самое время как следует над ними поразмышлять. Потому что прежняя Линтариена, как огня боявшаяся своей природы, была уверена, что лучше смерть, чем такое вот. И уж точно не стала бы уважать себя нынешнюю. Но нынешняя Лин совсем не думала, что недостойна собственного уважения. В конце концов, разве секс или его отсутствие делает человека человеком? Во всём остальном она осталась прежней — верно? Она считает подлостью то же, что считала раньше. Так же ценит друзей, храбрость, знания. Так же — даже, кажется, больше — уважает ум и решительность. Скучает по работе… хотя, похоже, общение с Асиром в чём-то ее заменяет. Хотя бы по части адреналина…