— Пока здесь посольства, мне вообще будет лучше не приходить, наверное. Слышал? — она потрепала Исхири по ушам, почесала крутой лоб. — Не скучай, братец. Я о тебе помню, но есть и другие дела.

От второго завтрака Лин не отказалась. Просто попросила не такой сытный, как обычно, но кружка кофе точно не была лишней, да и пирожки к ней пошли отлично. Горячие, нежные, обжигающие нёбо мясным соком, они напомнили

угощение в саду у… как же его звали? Шукри, кажется. И что с ней происходит? Каждая мелочь напоминает о какой-нибудь встрече с Асиром. А от любого воспоминания уже не смутная тоска пробирает, как в первое время, и не томление, как перед течкой, а вполне откровенное физическое желание. Непривычные ощущения, но трудно не понять, что с тобой, когда в животе словно взрывается горячий ком, тяжелеет в промежности, почти до боли наливается тяжестью и жаром грудь… И думаешь не о деле, а только о руках Асира, о его прикосновениях, его теле, его… ну да, члене, бездна все побери!

И никакой ведь течки. Если оно всегда так, у всех, неудивительно, что «сестры по сералю» только о кродахах и болтают. Но у нее-то, кроме зашкаливающих гормонов, есть еще и мозги? Или уже нет? Спросить бы у профессора, может, это временное явление? На фоне резкого соскакивания с подавителей? После течки они так и не поговорили, профессор взял у нее кровь на анализ, а на первый же вопрос заявил: «Не мешайте занятому человеку работать, агент… ох, простите, госпожа Линтариена». И это «госпожа» у него получилось настолько издевательски, что Лин плюнула и ушла. И снова подступаться к нему с вопросами нет никакого желания. Проще Асира расспросить, а еще лучше Лалию. Но это потом, когда митхуна вернется с течки.

Мысли о течке — о чужой течке! — снова вызвали целый ворох ярких и вкусных воспоминаний. Если сейчас позовут к владыке, точно придется сразу выхлебать вчерашнюю умиротворяющую настойку.

Или понадеяться на Акиля, который одним своим присутствием перешибает абсолютно все чувства, кроме тревоги?

А может, ее так накрывает от запаха «сестер»? С утра пораньше от них несло кродахами и сексом так, что хотелось заткнуть нос, а лучше сбежать, и Лин уже обругала себя, что не попросила сразу подать завтрак в сад. Ну да, в саду как раз гуляла компания Гании.

Лин удивлялась, как быстро сераль забыл беспрерывный вой этой истерички после истории с Наримой и хрычом. Хотя, наверное, не стоило удивляться: кто здесь повел бы себя разумнее при таком крушении надежд? Как только успокоительные Ладуша наконец-то подействовали, Ганию стали откровенно жалеть, а Нариму теперь вспоминали не иначе, как с эпитетами «змея» и «предательница». Как всегда, виноват во всем тот, кто не может защититься. А освободившееся место Наримы рядом с несчастной Ганией заняли сразу две анхи. Лин невольно поморщилась. Если раньше ни Захра, ни Рафия не вызывали никаких эмоций, то теперь раздражали. Трудно было понять, чем их так привлек статус лучших подруг главной истерички сераля, а главное, почему на этом месте они настолько изменились. Раньше вели себя скромно, рта не открывали лишний раз, теперь же высказывали свое ценное мнение во весь голос и свысока. Принялись гонять клиб за каждой мелочью, требовать каких-то особенных притирок и чего-то еще, во что Лин и вникать не хотела. А перед гостями-кродахами вели себя так, будто брали мастер-классы у Наримы. Хотя, может, так оно и было. И постоянно шипели о высоко забравшихся подзаборных и трущобных, хотя ни на Лин, ни на Хессу при этом даже не смотрели. Такая откровенная провокация почти забавляла, но раздражала все-таки больше. Так что в сад совсем не тянуло. Но слушать, кто, как и с кем провел ночь, ничуть не лучше, а в общем зале говорили именно об этом. Хвастали подарками, жаловались на недостатки кродахов, гадали, кто из приезжих только развлекается, а кто не прочь и жену взять из сераля владыки Асира.

Лин от бесконечных пересудов по кругу медленно, но верно зверела и начинала завидовать. Нет, не «цыпляткам», а Хессе и Лалии. Хессе — просто потому что та не слышит всего этого. А Лалии — ну понятно, почему.

Пока колебалась, вопрос решился сам собой. Дверь сераля открылась, заставив всех присутствующих анх резко умолкнуть и повернуться, а потом со стоном разочарования вновь заняться своими делами и бесконечной болтовней. А Лин сразу узнала вошедшую клибу, хотя и была в день их знакомства не вполне дееспособной. Фариза.

Пожилая клиба обвела общий зал внимательным взглядом, и Лин быстро пошла навстречу.

— Добрый день, Фариза. Рада вас видеть. Вы ведь ко мне?

Вдруг подумалась, что она могла прийти и по каким-то другим делам — сейчас у всех во дворце хватает работы. Но Фариза тепло улыбнулась.

— Господин Ладуш велел как следует присмотреть за вами, госпожа.

— С его точки зрения я точно в этом нуждаюсь, — согласилась Лин. — Пойдемте ко мне.

В комнате Лин служанка осмотрелась с откровенным любопытством. Покачала головой:

— И только скажите, что он не прав, молодая госпожа. Ни украшений, ни косметики. Хотя, вижу, бальзамы мастер Эниар прислал, и вы все-таки пользуетесь ими. Но ведь одних бальзамов мало.

— Вы можете научить меня остальному. Если честно, я даже не догадывалась о том, сколько всего можно сделать… для себя. — Она вдруг смутилась. — Мне никогда не было нужно такое. А теперь…

Она замолчала: вдруг показалось, что «теперь я рядом с владыкой встречаю его гостей» — слишком отдает хвастовством и высокомерием. Хотя на самом деле всего лишь хочется сказать, что в эти дни с владыкой должна быть по-настоящему привлекательная анха. Не хуже Лалии. А она во всех этих женских штучках, в умении притягивать мужские взгляды и подавать себя уступает каждой в этом серале. Не считая Хессы, конечно.

Фариза поставила на стол тяжелый даже на вид ларец темного дерева с филигранной вязью золотого орнамента.

— Господин Ладуш прислал украшения, вот только начинать надо не с них. Может, пройдем в купальни, госпожа? Не в обиду, но вы сейчас больше похожи на обычную горожанку, чем на анху владыки, и вовсе не в украшениях дело.

«Кольца тебе не пойдут — руки неухоженные», — вспомнился вердикт Лалии. И ее же совет проколоть уши, который Лин вроде и не забыла, но из какого-то иррационального страха отложила на дальнюю полочку памяти. И слова той же Фаризы — что-то об умащивании. Лин, конечно, пользовалась ароматическими маслами, которых в купальне был обширный выбор, но очень умеренно. И вообще масло предпочитала на бутербродах.

— Просто командуйте, — слегка нервно предложила она. — Пойдемте.

К облегчению Лин, купальни пустовали. И она тут же убедилась, что и здесь многое упустила. Оказывается, потайные шкафчики в стене содержали не только запасные халаты и полотенца, но и уйму баночек, бутылочек, коробочек, каких-то непонятных инструментов, и Фариза тут же начала выставлять нужное — одно за другим.

— Раздевайтесь пока, госпожа. Окунитесь и садитесь на лавку, займемся вашей кожей и личиком.

Лин быстро ополоснулась, и началось…

Сначала всю ее, от ног и до лица, обмазали чем-то жирно-скользким, похожим на глину, но почему-то зеленого цвета. Потом Фариза занялась волосами. Щедро полила бальзамом и принялась втирать его в кожу, попутно объясняя, что для таких хороших волос, как у Лин, хватит и раза в неделю, но поначалу все-таки нужно чаще — пусть отрастут побыстрее. А когда закончила, вдруг заявила:

— А пока вот так сидите, госпожа, самое время выпить мятного чаю. Господин Ладуш говорил, вы кофе любите, но кофе — он возбуждает. Думается мне, что сейчас это для вас лишнее. Если анха в купальне без кродаха, ей полезнее расслабиться. Я принесу.

Она вышла, на мгновение впустив невнятный гул голосов, и Лин со вздохом закрыла глаза. Эта штука на лице и на теле не ощущалась грязью, но кожу от нее стягивало и пощипывало, и чем дальше, тем сильнее. Когда, интересно, можно будет смыть? И какой вообще может быть чай с таким лицом⁈