— Господин советник, могу я спросить? — после мгновенного колебания решилась она. — Хесса… сильно перепсиховала вчера? То есть… не до обычных ее, м-м-м, глупостей?

Сардар воззрился на Лин так, будто видел впервые. Похоже, мыслями он был очень далеко от этого зала. Однако на вопрос ответил:

— В норме, — и добавил с внезапной ухмылкой: — В карцер не собирается, в пески — тоже. — Он отвернулся, спросил, прищурившись: — А что здесь делает этот рыжий придурок, мой двоюродный братец, ты случайно не знаешь? Какую эпическую внезапность я пропустил?

«Брат⁈» — похоже, какую-то эпическую внезапность пропустила и Лин. Ну да, Сардар — внучатый племянник прежнего владыки, Назиф — тоже. Могла бы сразу сообразить. Родство может быть только по матери… или не только? Если владыка, убивший свою митхуну за «измену», погиб от мятежа стражи, мало ли кто мог после сесть на трон.

Это, наверное, важно для понимания политической ситуации в Шитанаре и в Ишвасе и точно стоит обдумывания, но не сейчас, когда Сардар ждет ответа.

— Он новый владыка Шитанара, — объяснила Лин. — Подробностей не знаю.

Она старалась не смотреть на первого советника слишком пристально, но прочитать его реакцию хотелось. Но тот, как оказалось, прекрасно умел держать лицо на людях. Только слегка приподнялись брови и дернулся уголок губ, не то презрительно, не то насмешливо.

Тут наконец сел в свое кресло Асир, и Лин придвинулась к нему ближе, прячась от слишком резкого запаха в другой — тоже сильный и, наверное, давящий, но вызывающий яркое чувство защищенности. И — желание, что сейчас было совсем некстати.

— Ничего себе новости, — пробормотал Сардар, а Лин вдруг запоздало подумала: ведь это первый раз, если не считать ее тут появления, когда они разговаривают. До сих пор так общалась только с самим владыкой и с Ладушем. Но размышлять было некогда, потому что Асир поднялся и заговорил.

Если разобраться, ничем особенным его речь не отличалась от всех тех речей, что Лин слышала в аналогичных ситуациях в родном мире, за исключением разве что немного большей искренности и меньшего нагромождения туманных оборотов. Лин и не вникала, гораздо важнее слов казался голос — глубокий, властный, обволакивающий сознание. Голос, ничуть не похожий на то почти рычание, которое слышала Лин ночью, но настолько же возбуждающий.

Да что с ней вообще происходит? После такой ночи впору сутки отлеживаться, ей же сидеть больно — как, собственно, Асир и предупреждал! И все равно мало?

Но еще утром она ничего такого… нет, желание было, но не настолько яркое. Что изменилось? Запахи? Сардар рядом — та самая убойная смесь, с которой связаны воспоминания об Асире, о том, как вколачивал ее в стену, тащил на руках и брал снова и снова. Куча посторонних кродахов в зале. Как там профессор говорил? «Не считающих нужным скрывать свои запахи»? В общем, слишком много возбуждающих факторов. Лин покосилась на Лалию с новым уважением — как та постоянно терпит такое?

— Что будете пить, госпожа? — склонился к ней клиба.

— Воды, — резко отозвалась Лин. Приняла высокий запотевший бокал, в котором в хрустально чистой воде болтались подтаявшие куски такого же хрустально-прозрачного льда. Сделала длинный глоток, обжигая горло холодом. Вокруг уже стучали ножи и вилки, но Лин вдруг засомневалась, что сможет съесть хоть кусочек. Остро захотелось опуститься на пол у ног Асира, уткнуться в него, вдохнуть… дышать. Но вряд ли такое можно назвать подобающим поведением сейчас. Лин заставила себя осмотреть стол и потянулась к мясу. Лалия права, это будет очень долго. Вот насчет «скучно»… вряд ли.

Мясо в кисло-сладком соусе, мясо, фаршированное овощами, и баклажаны, фаршированные мясом, плов с мясом, мясные рулеты, запеченная баранина, дичь на вертеле… Лин наелась до обидного быстро. Надо было как-то растянуть — не сообразила. Оставалось медленно пить воду и слушать, заставлять себя сосредоточиться на доносящихся с разных концов стола репликах. Ничего важного — насколько она могла судить. Здоровье какого-то почтенного Мурада, непослушание старшего сына, капризы анх, налоги… налоги, возможно, были бы интересны, если бы Лин успела уловить больше подробностей. Но все это позволяло хоть как-то отвлекаться от собственных неподобающих желаний. Помнится, Асир говорил, что ему нравится терпеть, оттягивать удовольствие. Сейчас Лин распробовала это развлечение в полной мере. Асир наверняка чуял, что с ней творится — не мог не чуять, ведь сидел почти вплотную. Но не подавал виду, ничего не предпринимал, не говорил. Значит, Лин все делала правильно. Знать это было приятно.

Когда подали десерт, на спину Лин вдруг легла тяжелая горячая ладонь. Асир притянул к себе, мягко, крепко, коснулся губами шеи, заставив задохнуться от восторженного ожидания близости. И сказал в ухо:

— После чая возвращайся в сераль. Хватит с тебя на сегодня острых ощущений.

Разочарование ударило под дых, но Лин каким-то невероятным усилием поборола это чувство. Чего она хотела? Владыка занят гостями и наверняка весь вечер еще будет занят. И тут только догнало — ведь ее такое, наверное, откровенное желание видел и чуял не только Асир. Да и сейчас — владыки и советники четырех стран наблюдают, как Асир обнимает ее. И тут же поняла: ей плевать, пусть смотрят. Гораздо важней возможность хотя бы несколько лишних мгновений пить чистый, без примесей запах своего кродаха.

— Завтра к девяти придешь ко мне. Завтракать будем с владыками. Лалия, скорее всего, уже не выйдет. Тебе придется сидеть с нами весь день. Ты к этому готова? Еще не поздно отказаться.

— Я не откажусь, — хрипло ответила она.

— Сидеть весь день, — повторил Асир, прихватил губами мочку и тут же выпустил. — Зайди вечером к Ладушу.

До девяти было вполне достаточно времени, чтобы дойти до покоев владыки не торопясь, но Лин все ускоряла и ускоряла шаг. Почему-то ее вели кружным путем, через парадные коридоры — спорить с обязательным теперь сопровождением Лин не стала, но невольно прикидывала, сколько раз успели бы уже дойти, если бы шли напрямую, через тайную калитку и садик.

А еще навязчиво вспоминался вчерашний визит к Ладушу. Вечером — так поздно, что Лин искусала до крови губы, пока сначала смывала запахи, а потом яростно ласкала себя прямо там же, в купальне, потому что сил дойти до оружейки и запереться уже не было. Не очень-то это все помогало, и даже пальцы внутри не спасали — стоило лишь вспомнить запах Асира, его ладонь на спине, губы на шее, а после — на мочке. Его шепот: «Сидеть весь день», — как будто намекающий на что-то, хотя наверняка все намеки существовали лишь в воспаленном воображении Лин.

Она надеялась кроме осмотра и лечения, которые наверняка имел в виду Асир, получить от Ладуша какое-нибудь средство, притупляющее возбуждение. И предпочла бы начать именно с него. Но Ладуш уложил ее на кушетку для осмотров, промял живот, заставляя коротко стонать каждый раз, когда рукав его одеяния случайно задевал напряженные соски. А потом, недовольно бормоча себе под нос, долго ощупывал изнутри. Так долго, что, будь это Асир, Лин кончила бы, наверное, раза три. Но манипуляции Ладуша заставляли лишь вздрагивать, прикусывая и так уже опухшие губы.

— Я не хочу знать, кто из вас двоих утратил разум, — резко сказал Ладуш, вытащив наконец из Лин свои длинные пальцы. — Хвала предкам, у тебя хватило ума как следует смазать все, прежде чем отправляться не в постель, как следовало бы, а сидеть рядом с владыкой. Полагаю, запрещать тебе быть рядом с Асиром завтра нет смысла. Но я разрешу, только если сейчас ты пройдешь усиленное лечение. И умиротворяющий отвар завтра, конечно же. Зря не попросила сегодня — тебе пригодилось бы.

Лин безропотно перенесла целебное орошение, новую порцию мази и обезболивающее перед сном. И сейчас несла флакон с отваром, который должна была выпить непосредственно перед тем, как они с Асиром отправятся завтракать с владыками. Хотя Ладуш предупредил: