Так и должно оставаться. Двигается — Асир. Она — неподвижна. Почти как в учебнике, «система из двух тел».

— Да, — выдохнула она.

Но легче было сказать, чем сделать. Асир вталкивал и вынимал пальцы мягко, неторопливо, только вот после каждого толчка вело следом: держать, не отпускать, и Лин сжималась изо всех сил, стараясь никак больше не шевелиться, даже дыхание сдерживала. Удовольствие нарастало мягко, неспешно и неотвратимо, словно прилив в скалах. Все больше, больше… А потом Асир добрался до ее плеча. Покусывал не больно, но ощутимо, в такт толчкам. Пальцы внутрь — укус, наружу — язык по коже. И это было так, словно плавно набегающие воды прилива вдруг насытились электричеством и стали бить током. Укус — разряд. Язык — снова разряд. Лин вздрагивала всем телом, не стонала — вскрикивала, хватая воздух пересохшим ртом. Она не контролировала тот судорожный ритм, в котором сжималась вокруг пальцев. Она текла, ткань под коленями стала мокрой не от пота — от смазки. Мучительно сладко ныло внизу живота, она балансировала на самой грани, вот-вот, казалось, должна была сорваться в оргазм — но не срывалась. Судорожно сжимались мышцы уже не только в промежности — живота тоже, бедер и вроде бы даже спины. Не хватало самой малости, чуть более резкого движения, сильного толчка. Но Асир, как нарочно, замедлился, даже укусы стали реже, и Лин уже не кричала — всхлипывала.

— Готова?

— Да, да! — она почти не осознавала, что с ней, о чем спрашивает ее кродах. Не знала, к чему должна быть готовой. Было все равно. «Да — мне хорошо», «Да — я слышу тебя и слушаюсь», «Да — я готова сделать все, что ты сейчас прикажешь». Наверное, так.

— Нельзя. Терпи.

«Нельзя» — чего? Лин хватала воздух, мучительно хотелось то ли закусить все-таки губы — но она помнила, нельзя, тоже нельзя… то ли сорваться, насадиться всем телом на мучительно медленные пальцы, и ничего, если будет больно, пусть.

Хватка на бедре вдруг исчезла.

— Возьми, — велел Асир.

— Что? — непонимающе прошептала Лин. И тут же в рот тоже толкнулись пальцы.

— Не откуси. Владыка Имхары без пальцев — это слишком.

Наверное, она засмеялась бы, если бы могла. Дурацкая шутка. Рот наполнился слюной, она невольно сглотнула — и судорога наслаждения прошила все тело. Вкус Асира. Бездна. Гораздо гуще, насыщенней, концентрированее запаха. Лин замычала, пытаясь сразу и сказать что-то — знать бы еще, что! — и облизать эти пальцы сразу все, снять с них этот чудесный вкус и оставить себе.

— Такие губы просят член, но обойдемся пока.

Член? До мозгов доходило с трудом, но доходило. Да. Надо попробовать. Обязательно. Вкус члена… вкус, когда Асир кончит ей в рот… Лин глухо застонала, сжимая губы, зажимаясь вокруг пальцев, изо всех сил стискивая бедра. Наверное, если бы ее рот был свободен, она сейчас… что? умоляла бы? наверное, нет — о чем? О члене? Но ведь Асир уже сказал — обойдемся пока. Пока. Значит, позже — будет. Хорошо. Она подождет.

Асир сказал — «терпи». Странно. Терпят — боль, а не удовольствие, так? А ей хорошо, так хорошо… почти на грани… Еще бы немного, и… а, точно — «нельзя».

— Нельзя, — снова повторил Асир. — Скажу, когда можно.

И ускорился. Пальцы в Лин задвигались резко, как в самом начале, проникая глубоко, укусы стали жестче и чаще. Теперь удовольствие не накатывало тягучими плавными волнами, а вспыхивало быстро, ярко и беспрерывно, будто полицейская мигалка. Нарастало, набирая мощь. Лин колотило, по ногам текло, судороги изгибали тело, и самой гранью сознания она была отчаянно благодарна Асиру — помимо всего того, что тот сейчас делает — за пальцы во рту. Вместе кляпа. Без них орала бы, наверное, так, что и до сераля бы долетело. А с ними — только мычала и всхлипывала, сжимала губы, сглатывала, жадно слизывая вкус, от которого вело голову сильнее, чем от самого крепкого алкоголя. И когда стало казаться, что сейчас она попросту отключится, вырубится, потому что даже удовольствие, оказывается, нельзя терпеть бесконечно, откуда-то издали донеслось «Можно». Лин не поняла, к чему оно, что можно, кому можно — но что-то в самой ее глубине откликнулось слепящей вспышкой радости и облегчения.

Она кончала почти так же мучительно долго, как терпела до этого — или это лишь казалось? С трудом держась ускользающим сознанием за эту радость, за умиротворяющий запах Асира, за охватившую тело тяжелую истому. Почувствовала, как выскользнули пальцы из полуоткрытого рта, потом — из лона. Асир перехватил ее, отцепив от спинки кресла намертво стиснутые руки, повернулся, садясь, и Лин оказалась у него на коленях. Глубоко вздохнула, застонав на выдохе, и ткнулась головой Асиру в шею, спрятав лицо на плече. Как раз там, где сильнее всего чувствовался запах, сейчас не возбуждающий, не будоражащий, а дарящий покой и защиту.

Лин казалось — время застыло, во всем мире остались только она и спокойное, размеренное дыхание Асира под ее щекой и лбом. Лин дышала в такт и медленно приходила в себя. Ей было хорошо, так хорошо, как, пожалуй, было разве что в течку. Но, едва в голову стали возвращаться мысли, как ударило почти паникой:

— Время! Ты задержался из-за меня, они все ждут?

— Еще нет. У нас есть час, чтобы привести тебя в порядок и одеть. Завтрак в одиннадцать.

Лин подняла голову.

— Но ты сказал — к девяти?

Ей уже не нужен был ответ — зачем, когда и так все ясно? И вновь захлестнула волна благодарности — Асир оставил время для нее. И ничуть не обмануло то, как владыка сказал с усмешкой:

— Предвидел неожиданные задержки.

Лин потерлась щекой о его плечо.

— Спасибо.

Глаза открылись сами собой, на рассвете. Сардар не помнил, когда в последний раз просыпался позже. Даже если засыпал рядом с течной анхой уже под утро. Правую руку, на которой лежала Хесса, покалывало, и он слегка пошевелил пальцами, разгоняя кровь. Асир не ждал его с утра, они должны были встретиться только на общем завтраке, но к тому времени стоило выяснить, появились ли новости у Фаиза — уже больше суток его люди пытались докопаться до сути идиотских событий в Шайтаре. А сам Фаиз провел эту ночь в пыточных подвалах в компании троих уродов, которых Сардар счел виновниками случившегося. Не зачинщиками, нет, только исполнителями, но до них можно было добраться сразу.

В том, что происходящее напрямую связано с Отрекшимися, не сомневался никто — они уже больше месяца ждали чего-то подобного. Власть не берут в спокойное, сытое время, ее подбирают, выпущенную из рук, во времена смуты. Джасиму нужна смута, нужны любые беспорядки, нужно недовольство народа и знати, чтобы из гнусного заговорщика и предателя стать спасителем земли достославных предков. И время сейчас самое для него удобное. Чем больше владык в Им-Роке, тем опаснее ситуация вокруг. Всегда найдутся желающие напеть в уши гостям, как отвратительно Асир правит, как много в Имхаре недовольных и как полезно было бы сменить владыку на другого, приверженного старым традициям и ценностям.

И если вспыхнуло так ярко в отдаленной провинции, чего ждать от ближайших? Знать там тщеславнее, и запросы у нее не в пример выше. На словах все верны Асиру до десятого колена потомков, на деле — предательства можно ждать от любого, даже основательно прикормленного. Вопрос только в цене, а жаждущие сесть на трон не станут скупиться. Кадорим со своей идиотской попыткой убийства ничего не изменил в их планах, его просто вычеркнули из списка ближайших родичей и забыли.

Правда, кое-какие коррективы все же пришлось вносить. Посольство с дарами и нижайшими извинениями было уже в двух днях пути от столицы, и, хотя Сардар всерьез сомневался, что Отрекшиеся попытаются сейчас посеять смуту изнутри, ослаблять бдительность и оставлять без присмотра всех явившихся нельзя. Стоило самому отобрать пару клиб с мозгами из людей Вагана. Именно клиб, потому что в посольстве было семь анх на троих кродахов. За какой бездной к ним отправили столько анх, предстояло еще выяснить, но Сардару это уже не нравилось. В качестве приятной добавки к извинениям? Расскажите это какому-нибудь идиоту, вдруг поверит.