— Эмили, — сказал он спокойно, но честно, — нам нужно поговорить.

Она не отступила. Только стала чуть серьёзнее, чуть тише.

— Я догадывалась. Не прямо… но чувствовала.

Он кивнул, отводя взгляд к окну, где в лучах дневного света танцевали пылинки.

— Я не хочу тебя обманывать. Не хочу делать вид, что всё в порядке, когда внутри я каждый день думаю о другом.

— О ней? — мягко уточнила она.

Он посмотрел на неё. В его взгляде не было оправданий, только честность и лёгкая вина.

— Да.

Эмили сжала губы, потом покачала головой с лёгкой улыбкой.

— Ты хороший человек, Саша. Просто… в какой-то момент я поняла, что ты где-то не здесь. Не со мной. Твой взгляд всё чаще был направлен внутрь. Не на меня, не на ресторан, не на планы…

— Прости, — искренне сказал он. — Ты не заслуживаешь этого.

— Я знаю, — без упрёка сказала она. — Но не переживай. Прошло всего несколько месяцев. Это не история всей жизни. Я не успела… — она замялась, — не успела привязаться так, чтобы болело. И слава богу.

Он сжал губы, сдерживая эмоции.

— Ты невероятная. Добрая, внимательная. Мне с тобой было легко. Просто… не настоящее. Не по-настоящему.

— Я и сама чувствовала это. Мы были как… тихая симпатия. Не любовь.

Наступила пауза. Эмили выдохнула, посмотрела на коробку.

— Оставлю это здесь. Вдруг пригодится.

— Спасибо.

Она подошла, слегка коснулась его руки.

— Удачи тебе, Саша. Правда. Искренне. Надеюсь, всё у тебя получится. С ней или вообще в жизни.

— И тебе, Эмили. Ты заслуживаешь человека, который будет смотреть только на тебя.

— Вот именно. А не всё время в пустоту, как ты.

Они оба чуть улыбнулись.

— Береги себя, — сказала она и направилась к выходу.

Он смотрел ей вслед, ощущая странное облегчение, в котором всё равно жила грусть. Но он сделал правильный шаг. Без пустых попыток держаться за удобство. И теперь всё зависело от другого голоса. От той, что не выходила из головы. От той, ради кого он решился отпустить.

Дверь за Эмили даже не успела до конца захлопнуться, как в помещение с гулом вошли строители. Двое обсуждали схему освещения, кто-то переговаривался через весь зал о времени поставки оборудования. Просторное помещение будущего ресторана мгновенно наполнилось голосами, движением, скрипами стремянок и запахом строительной пыли. Саша обернулся и как раз увидел её.

Марина вышла из подсобного угла, где размечала стену под витринные панели. В руках у неё был рулон бумаги, щёки пылали от напряжения и жары. Она шла мимо, будто не замечая его. Но он шагнул навстречу, и голос его прозвучал отчётливо даже сквозь шум.

— Марина, — позвал он. — Нам нужно поговорить.

— Сколько можно мусолить одно и то же, — бросила она, не замедляя шаг. Говорила, глядя куда-то в сторону. — Мы уже всё обсудили.

Он стоял прямо перед ней, не давая пройти.

— Мы расстались, — сказал быстро, чуть срываясь. — Я и Эмили. Всё.

Она остановилась и посмотрела на него в упор. Глаза медленно моргнули.

— Что?

— Я серьёзно. — Он шагнул ближе, почти шёпотом, чтобы не услышали остальные. — Только что. Я не мог больше. Это было нечестно. Ни к ней. Ни ко мне. Ни к тебе.

Марина стояла, держа рулон как щит. На лице её было странное выражение — не облегчение, не радость. Скорее растерянность и неуверенность.

— Ты... правда? — Голос её дрогнул. — Ты закончил это?

— Да.

Марина медленно опустила взгляд. Рабочие сновали вокруг, кто-то пробежал мимо с коробкой, кто-то тащил лестницу.

— Саша... — тихо сказала она. — Ты понимаешь, что теперь...

— Я понимаю. — Он был бледен, но голос его звучал твёрдо. — И я хочу, чтобы ты тоже это поняла. Остался только один шаг. Твой.

Она смотрела на него, долго, внимательно. Сердце билось в груди, будто отбивая тревогу. Столько времени бегства, столько страха. И вот всё как на ладони. Его честность. Его выбор. Его взгляд, в котором нет ни давления, ни укоров. Только ожидание. И боль. И надежда.

— Значит, всё теперь... зависит от меня? — прошептала она.

— Да. — Он кивнул. — Только от тебя.

Марина сжала рулон сильнее. Ощутила пальцами, как дрожат собственные ладони. Всё вокруг будто замерло. Даже шум стал неразборчивым.

— Я подожду. Сколько нужно.

Но Марина не успела поговорить с Даниэлем.

Она готовилась к этому разговору уже не один день, почти репетировала про себя. Составляла фразы в голове, прикидывала интонацию, пыталась найти ту точку, где можно было бы сказать правду и не разрушить всё сразу. Но каждый раз момент ускользал. Словно кто-то нарочно подсовывал дела и обстоятельства, чтобы она снова отложила. Она объясняла себе это просто, не подходящее настроение, неподходящее место, слишком устал он или слишком выжата она. Но в глубине души знала, это не обстоятельства, это она сама оттягивает.

Каждое утро начиналось с обещания, «Сегодня». И каждую ночь она ложилась с чувством вины и пустотой в груди, потому что снова промолчала. Слово завтра стало её спасением и её же ловушкой.

Когда Даниэль вернулся из командировки, она заметила, что он изменился. Уставший, какой-то осунувшийся. В коридоре пахло самолётом, кофе и чужими кондиционерами, пропитавшими его одежду. Он снял пиджак прямо на ходу, расстёгивал ворот рубашки, пока одной рукой вытаскивал из сумки коробку конфет. Подал её ей, почти не глядя, поцеловал в щёку, будто делал привычное, механическое движение.

— Держи, — пробормотал он. — В аэропорту купил.

Она машинально взяла коробку, кивнула, а в горле встал ком. Слов не нашлось, только благодарная улыбка, которая тоже вышла какой-то натянутой. Они поужинали молча. Вернее, говорил в основном он, пересказывал встречи с партнёрами, вспоминал забавные детали поездки. Она кивала, но каждый раз ловила себя на том, что не слышит смысла слов. Голову занимали только мысли, что нужно сказать сейчас. Пока он дома. Пока он спокоен. Но когда он поднял глаза на неё, улыбнулся чуть устало и сказал, что друзья позвали на вечер, у неё вырвалось.

— Может, не пойдём?

Она хотела добавить мне надо поговорить, но слова застряли. Он остановился в дверях ванной, закатывая рукава перед зеркалом, и обернулся. Лицо было усталым, но решительным.

— Просто поехали, — сказал он негромко, но так, будто не оставлял места для возражений. — Без «надо». Я сам еле стою на ногах. Но я не хочу сегодня тишины и серьёзных разговоров. Хочу… ну, просто почувствовать, что живу.

Он говорил без наигранности, глядя прямо. И Марина поняла, что именно сегодня, точно не время. Что любое её слово будет воспринято как удар по его усталости. И снова согласилась, почти шепотом.

— Ладно.

С этого «ладно» всё и началось. Она пошла в спальню выбирать платье, но, глядя на шкаф, никак не могла решить, что надеть. Хотелось спрятаться, раствориться в толпе и при этом выглядеть так, будто у неё всё под контролем. Она выбрала простое чёрное платье, дополнила его шарфом и аккуратным макияжем. Долго смотрела на себя в зеркало, лицо казалось спокойным, но глаза выдавали напряжение. И всё равно она надела пальто и вышла вслед за Даниэлем, будто чувствовала, вечер всё равно не позволит ей спрятаться.

Место действительно напоминало сцены из глянцевых сериалов. Бывший заводской цех на окраине Бруклина превратили в модное арт-пространство, бетонные стены, следы ржавых заклёпок, железные балки под потолком и старые рельсы, уходящие в пол и никуда. Когда-то здесь гремели вагоны со сталью, теперь же гремели басы и шаги танцующих. На стенах видеоинсталляции, бессвязные фрагменты лиц, огня, слов, сменяющихся каждую минуту. В воздухе пахло табаком, вином и дорогим парфюмом, смешанным с сыростью старого здания.

Музыка била в грудь, не давала думать , только чувствовать. Тёплый, приглушённый свет резал пространство на пятна, в которых люди казались то фигурками из витрины, то масками.