В этот момент мимо прошла Ольга Николаевна, коснувшись Марины ледяной рукой за плечо, напоминая, что сейчас её роль быть символом скорби, но не слишком живой.
Марина вновь расправила спину, нацепила ту самую ровную улыбку, и, встретившись взглядом с Александром, она поняла, кто-то в этом доме тоже видит всю фальшь этого спектакля.
В разгар застолья, когда звон бокалов заглушал шёпоты, а лица за столом уже немного раскраснелись от вина и усталости, Ольга Николаевна встала с торца стола, слегка придерживая спинку стула. В её движениях чувствовалась королева семейного бала, даже в трауре. Она подала знак, тишина зазвенела над блюдами, и все взгляды обернулись к ней.
— Дорогие друзья, родные, — начала она, сдерживая дрожь в голосе, — спасибо, что сегодня с нами. Мне очень хочется вспомнить Дмитрия… моего мальчика. — Она сделала паузу, неуверенно улыбнулась, оглядела гостей, кто-то вытирал глаза, кто-то уже готовил слова поддержки. — Дмитрий был не просто сыном, он был моей гордостью. С малых лет он был особенным, спокойный, рассудительный, надёжный. Я всегда знала, что на него можно опереться. Он рано стал взрослым… Помню, как впервые повёл меня за руку через парк после уроков, "Не бойся, мама, я рядом", так сказал. — Она рассмеялась сквозь слёзы, и кто-то поддержал её тихим вздохом. — Он был внимательным, не любил громких слов. Не требовал похвалы, но всегда помогал мне, и отцу, и Марине, — Ольга кивнула в её сторону, — и всем, кто был рядом. Он был добрым, даже когда казался строгим… Когда он выбирал спутницу жизни, я знала, моя Марина станет для него опорой, и он для неё тоже.
Она на секунду задержалась, взгляд её стал чуть строже, будто напоминая себе о силе.
— Спасибо тебе, Дима, за всё, что сделал для нас, для семьи, для этого дома. — Ольга Николаевна вытерла слезу.
Гости вторили тосту одобрительными словами, в воздухе витал запах цветов, мясных блюд, свежей выпечки и что-то совсем неуловимое, почти неуловимое, что всегда остаётся на таких семейных торжествах, дух прошлого, светлого, каким его хочет помнить мать.
Марина кивнула, склонив голову, и в момент, пока внимание было приковано к Ольге Николаевне, она тихо встала из-за стола и вышла в соседнюю комнату. Сердце билось учащённо, в висках звенела усталость, а в голове вспыхивал старый, тёплый, почти забытый свет.
...Октябрь. Десять лет назад. Университетский двор…
Марина стояла у лестницы, прижимая к груди тетрадь и шарф. Осенний ветер играл с её волосами, листья метались по ступеням, в небе застряла поздняя голубизна. Она как раз сдала последний экзамен, и ощущение свободы было такое редкое, будто впереди целый новый мир.
Из дверей вышел молодой мужчина в светлом пальто, с аккуратной стрижкой и спокойным взглядом. Он стоял на ступенях, держал в руках телефон и, кажется, искал кого-то глазами.
Марина чуть улыбнулась, спускаясь по лестнице, и вдруг шарф выскользнул у неё из рук, слетел прямо к ногам незнакомца. Тот наклонился, поднял шарф и, протянув его, встретился с ней взглядом. Глаза у него были ясные, спокойные.
— Ваш? — спросил он, чуть улыбнувшись.
— Мой… спасибо, — Марина чуть покраснела, невольно задержав дыхание.
— Знаете, — сказал он, — у вас очень тёплый цвет волос. Они как эти листья, — он поднёс к ней жёлтый клён, который подобрал по пути.
— Спасибо, — улыбнулась она, уже не стесняясь. — Вы здесь учитесь?
— Недавно закончил, — кивнул он. — Дмитрий.—Он протянул ей руку.
— Марина, — ответила она, слабо пожимая его пальцы.
На секунду они оба замолчали, слушая, как за спиной университет шумит, смеётся, кто-то зовёт друзей на кофе. Дмитрий первым нарушил паузу.
— Я тут часто бываю… Осталась какая-то привычка, возвращаться туда, где хорошо. — Он посмотрел на небо, на здание, потом снова на Марину. — Может, выпьем кофе? У меня теперь повод, — он улыбнулся чуть шире, показывая ей лист и шарф. — Или вы спешите?
— Нет, я свободна, — ответила Марина, удивлённая и радостная одновременно. — Только… я не люблю кофе. Может, чай?
— Чай так чай, — согласился Дмитрий. — Главное, чтобы с хорошей компанией.
Они пошли вместе через двор, болтая о погоде, о книгах, о планах на жизнь. Он был внимателен, говорил негромко, иногда сбивался на истории из детства. Она рассказывала про любимые фильмы, про мечты, про то, как хочет путешествовать и рисовать.
— А, так ты любишь рисовать? — спросил он, когда они устроились за столиком у окна маленького кафе.
— Очень, — ответила Марина, — только времени почти не остаётся…
— Надо это исправить, — сказал он твёрдо, — если тебе что-то нравится, это должно быть в твоей жизни.
Он смотрел на неё честно, прямо, и ей вдруг показалось, что с этим человеком возможно всё, главное, чтобы он был рядом.
— Ты очень… светлая, — сказал он в какой-то момент. — Вокруг тебя спокойно.
Марина засмеялась, не веря, что всё происходит на самом деле.
— Ты первый, кто так говорит. Обычно считают меня слишком тихой.
— Тихие люди самые сильные, — ответил Дмитрий, — только об этом знают не все.
Так начиналось что-то новое. С чашки чая, с листа клёна, с чистого взгляда, который запомнился навсегда.
Марина очнулась, стоя у окна уже нынешнего дома, где за стеклом шумели гости и раздавались тосты. Она держала в руках не шарф, а кусочек салфетки с рисунком. Сердце билось ровнее, но где-то глубоко жила грусть, всё, что начиналось с такой честной и светлой простоты, ушло в тень за спинами тех, кто сегодня праздновал не столько память, сколько собственную важность.
Она вздохнула, где-то внутри у неё остался тот первый осенний свет и парень с клёном в руках, но пришлось снова надеть лицо идеальной вдовы, выбросила скомканную салфетку и выскользнула из дома, словно боялась, что за ней кто-то наблюдает. Тёплый воздух двора пах осенней сыростью и тлеющими листьями. За спиной доносились обрывки тостов, смех и чьи-то громкие голоса, всё это звучало слишком живым для сегодняшнего дня.
Она прошла по аллее вдоль дома и нырнула между кустами, в дальнем углу сада стоял старый деревянный домик, когда-то покрашенный зелёной краской, но теперь облупившийся и потемневший от времени. Детский штаб, построенный для двух братьев, чтобы они росли вместе, играли, строили свой мир. Марина помнила, как Дмитрий однажды с насмешкой рассказывал ей, что «этот шалаш, был родительской попыткой сделать из нас команду», а получилось два одиночества, разделённых тонкой фанерой.
Она присела на деревянный порожек, вынула из кармана пачку сигарет, чиркнула зажигалкой и жадно затянулась. Никто не видел, никто не осудит. На секунду показалось, что она снова студентка, чуть дерзкая, независимая, ещё до всего этого прилизано-правильного взрослого театра. Дым щипал глаза.
Марина посмотрела на вечернее небо сквозь прореху в ветвях.
Время уходить, — подумала она, — всё уже давно кончилось, просто я не решалась это признать.
Она смахнула пепел на траву и почувствовала за спиной чьё-то присутствие. На секунду замерла, не хотелось быть уличённой в своём маленьком бегстве. Ожидала услышать резкий голос Ольги Николаевны или, хуже того, приторную заботу Татьяны Игоревны. Вместо этого раздался тихий, хрипловатый голос.
— Одолжишь сигаретку?
Марина вздрогнула и обернулась, за её спиной стоял Александр. Он не выглядел сердитым или осуждающим, наоборот, в его глазах была усталая ирония.
Он протянул ладонь, взял сигарету. Александр забрался внутрь и прислонился к стенке, вытянув ноги.
— Хорошее место, — негромко сказал он, оглядывая потемневшие доски. — Помню, как отец велел нам с Димой строить этот домик: «подружитесь, будет у вас свой штаб».—Он усмехнулся. — Только вот у каждого был свой угол, и свои секреты.
Он курил медленно, привычно, и казался совершенно спокойным, как будто был здесь всегда. Марина молчала, следя за струйкой дыма. Теперь в этом тесном пространстве ей было не так одиноко, и не хотелось сразу возвращаться в дом.
