Доела кусочек пирога, она вышла во двор, будто случайно, но на самом деле потому, что только там позволялось немного быть собой. Вдохнула сырой осенний воздух, почувствовала, как в груди отпускает стянутый пояс, впервые за день. Она оглядела двор, идеально подстриженные кусты, желтоватые дорожки, и тут же заметила, что кто-то оставил на скамейке забытый шарф. Марина провела по нему рукой.

На веранде, опершись на перила, стоял Александр. Он бросил взгляд через плечо, короткий, оценивающий, и тут же отвернулся. Дым его сигареты растворялся в прохладном воздухе.

— Здесь тихо, — негромко сказала Марина, не двигаясь ближе.

— Я заметил, — ответил он, стряхнул пепел и посмотрел на сад. — Всё как будто для гостей, а не для жизни.

— Завтра будет много народу, — сказала она после паузы, — к середине дня дом станет тесным, как вокзал.

Александр усмехнулся одними глазами.

— Значит, надо успеть насладиться тишиной.

Марина чуть улыбнулась в ответ.

— Ты ведь не любил приезжать сюда? — спросила она, опустив взгляд.

— Не любил, — честно признался Александр. — Всегда чувствовал себя здесь… как будто за стеклом.

— Ты не один такой, — тихо сказала Марина, и вдруг ей показалось, что он поймёт больше, чем все остальные в доме.

Она отошла, не прощаясь, оставив его одного под прохладным ветром. В доме зазвенел звонок, кто-то из прислуги что-то спросил у Ольги Николаевны. Александр затушил сигарету, задержал взгляд на темнеющем саду и медленно пошёл следом за Мариной.

Утро наступило раньше, чем Марина успела забыть о прошедшем вечере. В доме было полутёмно и прохладно, но по привычке она поднялась первой. Пока остальные ещё спали, Марина прошлась босиком по коридору, полы были идеально чисты и чуть холодны, как в музее. На кухне уже ждали продукты для поминок, аккуратно выставленные в ряд, будто на параде.

Она открыла окно, чтобы впустить свежий воздух, и тихо налила себе кипяток с ломтиками лимона и мятой, чтобы хоть немного проснуться. На листке бумаги, между расписанием дел и заказов, она невольно начала рисовать, кружок, линия, два листика и вдруг это уже не бытовой план, а маленькая ветка на ветру.

Пока Марина возилась на кухне, в доме начали просыпаться звуки, осторожные шаги, шорох платья по лестнице, Ольга Николаевна уже начинала отдавать первые распоряжения по телефону, её голос был твёрдым, уверенным, ни следа скорби, только организаторская хватка.

Татьяна Игоревна заглянула в кухню, усталая, но с торжествующим блеском в глазах, явно довольная, что сегодня её дочь принимает гостей наравне с хозяйкой дома.

— Всё готово, доченька? — спросила она, не особо ожидая ответа.

— Почти, — коротко ответила Марина, едва заметно прикусила внутреннюю сторону щеки.

— Я так рада, что у тебя теперь всё так... достойно, — с придыханием сказала мать и, не дождавшись продолжения, поспешила наверх, чтобы примерить новое платье.

Марина даже не вздохнула, за годы она привыкла, что смысл таких слов всегда про «как надо», а не про то, что чувствует она сама.

Александр появился позже, свежий, в светлой рубашке, волосы чуть растрёпаны, с лёгким запахом мятного одеколона. Он замешкался в дверях кухни, словно не был уверен, можно ли входить.

— Доброе утро, — бросил он, встретившись взглядом с Мариной.

— Доброе, — сказала она и жестом предложила чайник или лимонную воду. Он снова выбрал лимонную воду, и, не найдя слов для неловкого диалога, просто сел напротив.

Молчание было не тяжёлым, скорее спокойным. За окном по-прежнему золотились кроны, а во дворе начали появляться первые машины гостей. Ольга Николаевна металась между комнатами, проверяя скатерти, посуду, расстановку стульев. Она скользила по дому, не замечая ни Марины, ни Александра, словно их присутствие было просто одним из бытовых неудобств.

Уже ближе к полудню за окном послышались приветственные крики, приехали родственники из другого города, пара соседей, старые друзья семьи. В прихожей стало тесно, запах духов и шерсти, хлопки по плечу, сдержанные поцелуи и смешки, всё как полагается, чтобы никто не почувствовал настоящей пустоты.

Марина стояла у окна, наблюдая, как Ольга Николаевна принимала гостей, улыбка идеальная, голос твёрдый, каждое движение как на сцене. Татьяна Игоревна держалась чуть поодаль, улыбалась настойчиво, будто надеялась запомниться каждому богатому гостю. Александр держался в стороне.

— Марина, — строго позвала её Ольга Николаевна, — помоги мне встретить Антонину Сергеевну, она приехала издалека, постарайся быть приветливой.

Марина накинула на плечи чёрную накидку и, выпрямив спину, пошла через прихожую, где, казалось, даже воздух был подчинён чужим ожиданиям. Александр увидел, как Марина, легко улыбнулась пожилой даме, подала руку, поддержала за локоть. Ни один мускул не дрогнул, но в глазах у неё осталась та самая лёгкая, почти невидимая трещина.

Гости наполняли дом как поток тёплого ветра. Кто-то привозил цветы, кто-то корзины с угощениями, а кто-то с порога уже начинал сетовать на дорогу, проблемы с парковкой и последние новости из делового мира. Марина стояла у входа, мягко улыбалась, встречая каждого по именам, помогая раздеться и задавая привычные вопросы. Её движения были почти автоматичны, вся сцена казалась ей спектаклем, разыгрываемым не впервые. В парадной гостиной люди рассаживались по своим местам, как по распределённым билетам. Женщины сбивались в кружки, обсуждая детей, рецепты, новые наряды. Мужчины обсуждали работу, инвестиции, выбор новых машин. Время от времени кто-то вспоминал про Дмитрия, и тогда в воздухе возникало чуть больше театральной скорби.

— Такой был человек, — восклицала одна из дальних родственниц, — на него всегда можно было положиться.

— И скромный, и умный, и такой заботливый! — вторил ей пожилой сосед, явно рассказывая историю, в которой никогда не участвовал.

— Он всегда хотел, чтобы все были счастливы, — подхватывала Ольга Николаевна, при этом бросая быстрый взгляд в сторону Марины, будто контролируя, чтобы та вела себя как полагается вдове.

Марина принимала соболезнования и дежурные комплименты в адрес покойного мужа с ровной улыбкой. Иногда ей казалось, что она слышит всё это со стороны, будто речь шла вовсе не о Дмитрии, а о каком-то выдуманном образце идеального сына и мужа.

На другом конце комнаты кто-то всё же плакал, какие-то девушки, знакомые с Дмитрием, их слёзы были скорее частью ритуала, чем настоящим горем. Старый друг семьи обнял Марину, промолвил:

— Ты держись, родная, — и сразу перешёл к обсуждению деловых вопросов с Борисом Владимировичем.

Татьяна Игоревна старалась держаться поближе к "элитным" гостям, время от времени вставляя истории о том, как Марина с детства была примерной девочкой и достойной невестой. Но никто не слушал, на таких мероприятиях принято было слушать только себя.

В один момент Марина почувствовала, как Александр наблюдает за всей этой суетой со стороны. Его взгляд был спокойным, почти отчуждённым, но внимательным. Он словно изучал всю картину сразу, кто с кем разговаривает, кто кого избегает, кто здесь ради галочки, а кто из чувства долга.

Рядом с ним остановился какой-то дальний родственник, не особо разбираясь в нюансах.

— Вот теперь, Саша, твоя очередь быть мужчиной в доме, — сказал с нарочитым одобрением, хлопнув по плечу.

Александр не ответил, только чуть склонил голову, позволяя собеседнику самому решить, услышал он что-то или нет.

Поминальный стол ломился от блюд, тосты сменялись светскими разговорами, кто-то даже шутил о бизнесе и недвижимости, кто-то хвастался успехами детей. Похороны, казалось, давно ушли в тень за завесой живых лиц и громких голосов.

Когда кто-то из гостей, слегка подвыпив, заговорил о Дмитрии как о «гордости семьи, опоре родителей и самом светлом человеке в округе», Марина смотрела на пол и сдерживала ироничную улыбку. Она знала правду, которую никто не хотел произносить вслух.