Двор был непривычно тихим для осени, ветер едва шелестел в кроне деревьев, будто боялся разрушить эту вычищенную до блеска идиллию. На дорожках к дому почти не осталось листвы, Марина ещё утром прошлась с граблями, склонившись над жёлтым ковром, который каждый раз казался ей чуть более унылым, чем прошлой осенью. Она и не заметила, как в руках вместо граблей оказалась тонкая ветка. Острым кончиком она водила по влажной земле, выводя замысловатые линии, будто хотела заштриховать что-то внутри себя. Мысли то и дело возвращались к недавним разговорам с матерью, к лицам, которые завтра снова заполнят этот дом, принося с собой ровно столько сочувствия, сколько требуется для приличия.

Машина остановилась за калиткой почти бесшумно, чужой звук в привычном ритме двора. Марина не сразу подняла голову, скорее почувствовала, чем увидела, как на дорожке появился человек. По дорожке к дому шёл мужчина. Шёл прямо, но чуть настороженно, как человек, вступающий туда, где его давно не ждали.

Александр. Имя, которое в этом доме произносили редко, чаще с лёгкой досадой или коротким «да ну его». Он был моложе Дмитрия, и в нём не было той выученной холодности, что так ценилась в этой семье.

Он остановился у калитки, задержался взглядом на доме, словно сверял изменившийся фасад с памятью. Новая краска, подрезанные кусты, но всё тот же воздух неприветливости.

Марина выпрямилась, обхватила себя руками, жест привычный, чтобы не выдать дрожи в пальцах, не показать ни усталость, ни тревогу.

— Здравствуй, — сказала она спокойно, едва кивнув.

Голос у неё был ровный, чуть хриплый после молчания. На губах привычка, улыбаться без радости.

— Привет, — ответил он. Голос Александра был низким, чуть усталым, но без вражды.

Пауза повисла между ними. Александр первым пересёк двор. Он занёс чемодан в дом, оставил его у стены в прихожей, не спеша, будто боялся оставить следы на идеально вычищенном полу.

В доме пахло чуть сгоревшими дровами, лимонной водой и чем-то неуловимо пустым, как бывает после долгого отсутствия гостей. Где-то на втором этаже хлопнула дверь, кто-то ходил по комнатам, готовя постели к завтрашнему приезду родственников.

— Ты всё же приехал... — Марина осмотрела его украдкой, не находя, где задержать взгляд, плечи Александра были чуть сгорблены, взгляд прямой, но усталый.

— Да, — он улыбнулся, но уголки губ почти не дрогнули. — Завтра будет суета, я решил, лучше сегодня.

Марина кивнула и на миг задержала дыхание.

— Можешь пройти в гостиную, если хочешь, — предложила она мягко. В её движениях ощущалась какая-то лёгкая потерянность, словно она и сама не до конца верила, что этот человек вернулся сюда, где его не ждали.

На втором этаже Ольга Николаевна говорила по телефону, отдавая распоряжения тоном, от которого стены будто выпрямляли спины. Говорила быстро, как перед визитом высокопоставленных гостей, а не перед поминальным столом. Из кухни доносился голос Татьяны Игоревны, матери Марины, она обсуждала с кем-то детали рассадки гостей, не забывая вставлять в речь «муж, царство ему небесное», «наша Марина, теперь пример для всех». Александр огляделся, стены дома, картины, большие окна с чистыми занавесками, всё было красиво, но стерильно. Даже часы в прихожей тикали глухо, будто боялись потревожить чей-то покой.

Марина прошла в кухню, проверить, не подгорел ли пирог, не остыл ли чай. По привычке набросала на листке схему рассадки, строгие квадраты, похожие на клетки. Остановившись, она вдруг нарисовала на полях смешную рожицу, тут же замазала её, и в тот же миг вернулась в будничное выражение.

— Мама спрашивала, хочешь ли ты поужинать, — Марина заглянула в прихожую, когда Александр рассматривал старую фотографию Дмитрия. — Или чай... или, может, лимонную воду? Я сделаю.

— Лимонную воду, спасибо, — отозвался он, и в этот момент впервые улыбнулся по-настоящему. Но снова тишина, не неловкая, а словно проверочная. Как будто каждый ждал, кто первый решит сказать лишнее.

Вечер тянулся лениво и осторожно, будто каждый в доме старался не задеть ни одну чужую эмоцию. За столом, покрытым белоснежной скатертью, Ольга Николаевна сидела, выпрямив спину, внимательно смотрела на Александра, будто примеряя насколько хватит терпения. Она не говорила ничего лишнего, только дежурные вопросы про дорогу, про дела в Америке, не скрывая в голосе ледяной отстранённости. Александра она будто бы не видела годами, но и не собиралась впускать его обратно, ни в дом, ни в жизнь. Марина молчала, поддерживая ту самую “идеальную” манеру поведения. Издалека казалось, вот она молодая вдова, родня богатому дому. Но приглядевшись, можно было заметить: её взгляд не был надменным, только пустым. Пустота эта не кричала, но была ощутима, как тишина в большой комнате, где перестали говорить.

Татьяна Игоревна появилась на пороге кухни неуверенно, с кастрюлькой в руках и чуть жадным взглядом. Она не села к столу, а, переминаясь с ноги на ногу, заискивающе заговорила с Мариной.

— У тебя всё хорошо, доченька? Я вот подумала, может, помочь вам ещё с чем?

Ольга Николаевна бросила на неё взгляд, в котором была ирония и лёгкое презрение.

— Нам хватит, спасибо, — произнесла она безапелляционно, — вы не утруждайте себя, Татьяна.

Татьяна улыбнулась, делая вид, что не услышала, она всегда старалась казаться приветливой, но по сути просто мечтала оказаться в компании “своих”. В этот момент Марина поймала взгляд Александра. Между ними тишина. В ней не было ни доверия, ни вражды, только осторожность и лёгкое любопытство.

— Ну что ж, — начала она, отодвигая салатницу, — Борис всё ещё на работе. Представь себе, Александр, до сих пор. Мы уже и не удивляемся. Все дела на мне, как всегда. С утра и до ночи. — Она вздохнула так, чтобы всем было понятно: это не просто усталость, а героизм. — Я так рада, что ты приехал проводить брата, — продолжила она, с тем оттенком, в котором радость смешивалась с оценкой. — Хотя бы кто-то из семьи оказался рядом.

Александр кивнул, глядя в тарелку.

— Рад, что успел, — сказал он спокойно. — И, надеюсь, не создаю лишних хлопот.

— Хлопот… — Ольга Николаевна чуть улыбнулась уголком губ. — У нас всегда хлопоты. Но, как ты понимаешь, я к ним привыкла.

— Ольга, — неуверенно вставила Татьяна Игоревна, придвигаясь на стуле ближе, — так ведь всё у вас под контролем. Я смотрю, всё как положено, и Марина молодец, всё помогает.

В её голосе сквозила та самая нота, от которой в её же словах «помогает» слышалось «должна».

— Марина, конечно, старается, — сухо ответила Ольга Николаевна. — Хотя сейчас не время для усталости. Завтра все взгляды будут прикованы к нам.

Она задержала взгляд на невестке, словно напоминая о невидимом списке требований.

Марина, не меняя выражения лица, тихо сказала:

— Я понимаю.

— А ты, Александр, — снова повернулась к нему Ольга Николаевна, — ведь в Америке, наверное, всё совсем по-другому? У нас тут всё старым порядком, а там, говорят, люди меньше церемонятся.

— Возможно, — ответил он после паузы. — Но церемонии тоже имеют свою цену.

Татьяна Игоревна хмыкнула, словно не до конца поняла, но и не решилась уточнить.

— Главное, чтобы семья была вместе, — добавила она, глядя на Марину с таким видом, будто именно сейчас сказала неоспоримую истину.

— Да, — кивнула она, — хотя иногда люди ближе на расстоянии, чем за одним столом.

Ольга Николаевна отставила бокал, в котором едва пригубила воду.

— Ну, на этот раз мы все здесь. И давайте оставим философию до завтра.

Вечер растворился в шелесте шагов и закрывающихся дверей, наполненный сдержанными взглядами и недосказанными мыслями. Марина задержалась на кухне, доела остывший кусок пирога, не потому что хотелось, а чтобы занять руки. В доме царила такая осторожная тишина, будто каждый звук здесь должен был быть согласован заранее. Слышался только шелест занавесок и редкие шаги где-то в глубине.