Марина слушала, чувствуя, как в груди больно сжимается сердце. В глазах невольно появились слёзы, она смотрела на него и понимала каждое его слово, словно это была её собственная боль. Но Александр вдруг усмехнулся, слегка покачав головой, добавив.
— Самое забавное, знаешь что? Она ещё забрала с собой собаку. Представляешь, даже пёс сбежал от меня в тот день.
Марина тихо рассмеялась, одновременно вытирая выступившие слёзы и стараясь не улыбаться, потому что история была слишком грустной, чтобы смеяться.
— Господи, Саша… это же ужасно…
Он улыбнулся и покачал головой.
— Ужасно было, что пёс был мой любимый.... предатель хвостатый.
Марина закрыла рот ладонью, но улыбка уже проступала, сквозь слёзы. Он посмотрел на неё с нежностью и, не задумываясь, потянулся и мягко, чуть касаясь кончиками пальцев, стёр слезинку с её щеки. Она застыла, слегка вздрогнув от его прикосновения, и встретилась с ним глазами, растерянно, тепло, но уже не отводя взгляд.
Александр тоже замер, его пальцы медленно скользнули по её щеке вниз, и оба почувствовали, как пространство между ними исчезает, словно невидимый магнит осторожно притягивал их друг к другу.
Марина не успела ничего понять, не успела испугаться или подумать, что это неправильно, она просто закрыла глаза, когда его губы осторожно, мягко коснулись её губ. Этот поцелуй был тихим, почти невесомым, но каким-то невозможным по своей силе, заставляющим забыть всё, что было раньше.
Они медленно отстранились друг от друга, не открывая глаз ещё пару секунд, пытаясь сохранить тепло и вкус этого поцелуя как можно дольше.
Поцелуй длился всего мгновение, но показался им обоим бесконечностью. Александр чувствовал, как сердце забилось быстрее, будто впервые после долгой спячки проснувшись и пытаясь наверстать всё, что пропустило раньше. Он медленно потянулся к ней снова, уже увереннее, решительнее, пальцы осторожно скользнули по её щеке, зарылись в мягкие волосы. Он чувствовал, как Марина подаётся навстречу ему, и это придавало ему смелости.
Марина тоже потеряла на мгновение контроль. Её руки сами собой легли ему на плечи, пальцы сжались на его рубашке. Она притягивала его ближе, почти неосознанно, инстинктивно, поддаваясь внезапной волне тепла и желания, которых так долго не испытывала. Поцелуй углубился, стал смелее, жарче, откровеннее и казалось, что ещё чуть-чуть, и они оба забудут, кто они, где находятся и почему это невозможно.
Но именно в этот момент Марина ощутила резкий прилив тревоги. В голове вспыхнули картинки, Ольги Николаевны, которая может войти в любую секунду; разговоры людей, их осуждающие взгляды, её собственная мама, которая снова назовёт её неблагодарной и бездумной. Всё это моментально охладило её, заставило резко отпрянуть и отстраниться.
Она оттолкнула Александра чуть сильнее, чем планировала, глаза её были широко распахнуты, дыхание сбито.
— Прости! Господи, Саша, прости, это не должно было случиться…
Она поднялась, нервно поправляя волосы, лицо горело от стыда и растерянности.
— Марина, стой, — Александр быстро встал, схватив её за запястье, не давая уйти. Голос его был низким, взволнованным, но твёрдым. — Ты не должна извиняться. Ни за что, слышишь? Не смей винить себя за это. Я сам этого хотел. Я и сейчас хочу. Если кто и виноват, то точно не ты.
— Но… это неправильно, здесь, сейчас… Господи, если нас увидят, если кто-то узнает…— Она подняла глаза, в них блестели слёзы и страх.
— Это неважно, — перебил он её мягко, но настойчиво, сжав её руку сильнее. — Марина, послушай меня. Хватит мучить себя тем, что ты должна быть кому-то удобной и правильной. Это было хорошо. Если тебе понравилось, это ведь главное, это правильно, понимаешь?
Она замерла, глядя на него широко раскрытыми глазами, и постепенно напряжение в её теле ослабло, уступая место тихой, растерянной благодарности и облегчению. Она больше не спорила, только кивнула, опустив взгляд вниз и пытаясь успокоить бешено стучащее сердце.
Александр медленно разжал пальцы, отпустив её руку, но по-прежнему смотрел на неё так, будто готов был в любую секунду снова притянуть её к себе, если она только позволит. Но пока они просто стояли друг напротив друга, пытаясь понять, как жить дальше, теперь, когда обоим стало ясно, что вернуться к прежнему уже невозможно.
— Тебе лучше уйти, — тихо сказала Марина, стараясь придать голосу твёрдость, хотя ей это почти не удалось. — Уже поздно.
Александр ничего не ответил сразу, только молча смотрел на неё, будто пытался убедиться, что с ней всё действительно в порядке. Затем шагнул ближе, мягко коснулся пальцами её подбородка, слегка приподнимая её лицо, и осторожно, почти невесомо снова поцеловал её в губы. Этот поцелуй длился не больше секунды, но Марина успела почувствовать его нежность и тепло, от которых внутри всё снова перевернулось.
Отстранившись, Александр легко улыбнулся, не насмешливо, а с каким-то особенным внимашием.
— Спокойной ночи, мышка.
Марина мгновенно вспыхнула, слегка отводя глаза и чувствуя, как щеки заливаются краской.
— Не называй меня так, — она попыталась прозвучать сердито, но получилось тихо и даже мило, словно неуклюжий протест ребёнка.
— Как скажешь, — он усмехнулся, чувствуя, что именно это обращение ей странно подходит. Сделал шаг к двери. Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь, и Марина осталась одна в своей комнате, которая внезапно показалась слишком тихой и пустой.
Ей было приятно, на душе стало легче, и в груди ещё ощущалось тепло от его прикосновения, от его шуток, улыбок и тихого голоса. Но почему-то, стоило ей остаться одной, в голове вновь всплыл Дмитрий. Это было почти болезненно, на фоне случившегося поцелуя и того странного, щемящего счастья она вдруг вспомнила, как Дмитрий целовал её в самом начале, тогда, много лет назад, когда их брак только начался, когда она была по-настоящему счастлива и влюблена. И теперь ей казалось, что она снова обманывает сама себя. Почему именно сейчас, когда сердце наконец начало биться чаще, в мыслях появляется он, тот, кто столько раз её предавал, отталкивал, оставлял в одиночестве? Почему снова и снова возвращается образ Дмитрия, когда она так отчаянно хочет забыть его?
Ей стало грустно и горько от этого странного внутреннего предательства, от того, что прошлое никак не отпускает её, даже когда в настоящем появляется что-то настоящее и живое. Марина сжала пальцы, борясь со слезами.
— Что же ты делаешь со мной, Дима?.. — Она знала, что ответа не получит, но от этого было только больнее. Ей казалось, что вся её жизнь сейчас висит на тонкой грани.
Марина долго не могла уснуть в ту ночь. Она лежала, глядя в потолок, слушая, как за окном ветер срывал с деревьев последние листья и шуршал ими по мокрой земле. В комнате витал едва уловимый запах шарлотки с корицей, тёплый и уютный, непривычный для этого дома. Её тело всё ещё хранило воспоминание о тепле его ладоней, о мягком, почти невесомом прикосновении губ, и сердце замирало, словно застыв в неопределённости между прошлым и будущим.
Что-то внутри неё не хотело отпускать этот странный, внезапный момент близости, который подарил ей Александр. Но другая часть её сущности, более привычная к боли, одиночеству и самоотречению, уже привычно уговаривала её вернуться на ту самую точку, в которой Марина знала, как себя вести. Ведь лучше знакомая боль, чем неизвестная радость, именно так она жила все эти годы. Она закрыла глаза, стиснула ладони, и в груди снова поднялась тревога, словно кто-то нашёптывал: «Ты опять ошибаешься. Ты снова выбираешь то, что причинит тебе боль». Но голос Александра звучал теплее, мягче, и её тревога постепенно затихла, оставляя место лишь усталой грусти и растерянности. С этой неопределённостью она и уснула, так и не приняв решения, словно стоя на перепутье, с которого не могла двинуться ни вперёд, ни назад.
Утро встретило её серым, промозглым светом, пробивающимся сквозь тяжёлые осенние облака. Дом был тихим, и Марина поняла, что сегодня, сейчас, нужно решить всё окончательно. В глубине души она уже знала ответ, надо уходить, покидать это место, в котором её так и не приняли, которое лишь сделало её тенью себя самой.
