— Твоя любимая клиента-sugar mommy сегодня не пришла, можешь не стараться, — я борюсь с желанием переломать ему эти чертовы пальцы. Ужасно противный звук.
— Зато sugar-daddy тут полно, — хихикает он.
Лонг прав. Все восемь диванчиков заняты. Вокруг них клубится кальянный дым с разноцветными пятнами софитов. Будто кто-то разбросал самоцветы на водную гладь реки Стикс. На стенах горят зеленые огни, похожие на глаза древнего чудовища, выглядывающего из расщелин пещеры. Музыка гипнотизирует переливами низких аккордов, сплетенных с высокими нотами. Наверное, так звучит пение падших ангелов в чертогах Дантовского ада.
Мы проходим мимо дверей вип-комнат. Черная мягкая обивка с перекрестом ремней и металлическими цифрами в центре. Один, два, три… Мне вдруг становится холодно и неуютно, будто я бреду по тюремному коридору. И отчего-то кажется, что все заключенные здесь — невиновны. Хочется раскрыть двери нараспашку и выпустить их на волю.
Но я знаю, почувствовав свободу, они не сдвинутся с места. Большой мир светлый, но пугающий, а тут пусть и темно, но привычно.
И все же я решаюсь заглянуть в одну из комнат, дверь которой оказывается приоткрыта. И замираю в ступоре, не находя в себе сил ее захлопнуть.
На полу посреди зала на коленях стоит Пина. Она обнимает себя руками и мотает головой, прося Дамира не делать что-то. Что именно, я узнаю уже через секунду, когда его нога впечатывается в живот девушки. Всхлипывая, Пина опрокидывается навзничь, сжимаясь в клубок.
— Сучка неблагодарная! Решила сбежать от меня? Мало тебе было одного предупреждения? Тебе и загранпаспорт порезать? Я порежу!
— Не порежешь, — Пина приподнимается на локте, другой рукой убирая с лица тонкие белые косички. — Я забрала его из сейфа. И уже купила билет в Китай. Я сегодня же от тебя уеду!
— Да кому ты там нужна будешь? Шлюха!
Дамир вмиг оказывается рядом с Пиной и хватает ее за волосы. Девушка издает дикий вопль.
Я всегда думала, что сама была бы не прочь оттаскать Пину за змеиные косички, но теперь понимаю, что она такого не заслуживает. Сколько гадостей она бы мне ни делала. Ни одна девушка не заслуживает. Не заслуживает такого отношения от человека, которого любит, будь то парень, муж или отец.
— Там Пина с Дамиром! — кричу в спину Лонгу, заставляя его обернуться. — Он ее бьет! Надо вызвать охрану!
Лонг заглядывает в щель, видит очередной удар, который приходится Пине в ногу, и… оттаскивает меня от двери.
— Идем. Это не наше дело.
— Как это не наше? — я вырываю руку из его цепких пальцев. — Возможно, не мое, но твое уж точно! Она твоя сестра, Лонг!
— Двоюродная, — он плюет на руку и приглаживает грязные патлы. С таким беззаботным видом, будто за дверью ничего особенного не происходит.
— Да какая разница? Ты сам говорил, она тебе ближе матери! Если бы не Пина, где бы ты сейчас был?
Я вспоминаю историю, которой Лонг поделился как-то по пьяни на вечеринке. В шестнадцать он влюбился в девушку на десять лет старше него. Она была из Москвы, он сам жил в небольшом городишке в области. С полгода они переписывались, обменивались фотографиями, весьма откровенными. Мозгов у мальчика не было. Это и так было заметно, но после его рассказа я только в этом убедилась. Окончив девятый класс, этот придурок сбежал из дома с одним рюкзаком. Приехал сюрпризом к любви всей своей жизни. А у нее дома муж и ребенок. Девушка сделала вид, что Лонга не знает. Ошиблись дверью, мы ничего не заказывали. Стоило ему спуститься во двор, как она удалила все переписки.
У Лонга из знакомых в Москве была только Пина. Она приютила его у себя в квартире. Тогда Пина еще не съехалась с Дамиром, но уже начала с ним встречаться. Кое-как она уговорила взять Лонга на работу в «Абсент». Полгода он с голым торсом разносил напитки, потом стал частью танцевальной команды. Дамир боялся, что парень в стрип-клубе не будет пользоваться популярностью, но Лонг, наоборот, оказался одним из самых востребованных танцоров. Причем заказывают его не только девушки, но порой и женатые пары.
— Слушай, кисунь, — Лонг хватает меня за предплечье и все же отводит в сторону от випки. Убедившись, что клиенты на ближайшем диванчике увлечены танцем Сангрии на сцене, он произносит: — Да, Пина многое для меня сделала. Я ей благодарен. Именно поэтому я всегда выполняю ее просьбу: не задавать лишних вопросов. И что бы ни случилось, не лезть в ее личную жизнь.
— Серьезно, Лонг? — мне становится противно от вида этого слизняка в портупее. — А если он ее убьет?
— Не убьет, она его жена, — Лонг безразлично дергает плечом. До меня доносится исходящий от парня приторно-сладкий запах рафа, сейчас больше похожий на запах гнили.
Качаю головой, не желая верить в услышанное. Как он может так думать? Знает ли он, сколько женщин ежедневно подвергаются домашнему насилию? Скольких бьют, потому что «любят»? Скольких бьют, чтобы не ушла, не выбрала себя, а не «счастливый» брак, не призналась окружающим, что ее муж — монстр. Женщины годами не могут выбраться из плена, потому что люди оправдывают жестокость, поощряют ее, закрывают глаза на чужие проблемы и намеренно затыкают уши, когда другие кричат о помощи.
А что делать тем, кто даже закричать не может? Только молить о помощи взглядом, надеясь, что однажды кто-нибудь через щелочку в двери заглянет внутрь их с виду идеального дома и увидит то, что увидела сегодня я.
То, на что я смотрела все свое детство, и то, что никак не могла исправить.
Чувствую, как к горлу подступает комок. Сколько страданий люди приносят друг другу своей глупостью и глухостью.
Я не замечаю, как Лонг заводит меня в нужную випку. Молча наклоняюсь, опираясь локтями на спинку дивана и прогибаю поясницу. Лонг подхватывает со столика бокал с «Маргаритой».
— Не рыпайся.
Чувствую, как холодная ножка бокала упирается мне в поясницу.
— Во всех смыслах, Текила.
Лонг испускает смешок, похожий на крысиный писк, и направляется к выходу.
— Ты трус, который просто пытается спасти свою задницу, Лонг. Пина тонет в горящем масле, а ты молча наблюдаешь с берега. Так не поступают с теми, кто тебе дорог.
Я со злостью шепчу ему это в след. Шаги затихают. Кажется, Лонг замер в дверях.
— Если кишка тонка самому его остановить, хотя бы сними на видео и подай заявление в полицию. Ну или можешь постоять рядом и посмотреть, как он изобьет ее до смерти. Из любви, конечно же.
— Без тебя разберусь, что мне делать, — буркает Лонг, захлопывая дверь.
Минут пять я стою неподвижно, опираясь локтями на диван. Поясница начинает затекать, но я не могу сдвинуться ни на миллиметр, иначе разолью коктейль. Мой клиент — походу, еще и садист.
Прислушиваюсь, пытаясь разобрать что-то помимо приглушенных басов, доносящихся из зала. В випках отличная шумоизоляция. К сожалению. Пине никто не поможет.
И если мой гость вдруг окажется сумасшедшим, мне тоже никто не поможет. Когда я первый раз выступала в випке, у меня толком не было времени, чтобы почувствовать опасность и начать нервничать. Пришла, оттанцевала, ушла. Но сейчас тревога накатывает волнами, заставляя меня дышать чаще и впиваться ногтями в кожаную обивку дивана. Самое неприятное, что я стою спиной к двери, а значит, до последнего момента я не буду знать, как выглядит мой клиент. Было бы неплохо, если бы им оказался симпатичный айтишник-миллиардер или хотя бы смазливый рэпер, уставший от привычных развлечений и решивший пощекотать нервишки блондинке в розовом.
Да пусть это будет хоть его толстый бородатый продюсер, мне уже все равно! Просто снимите с меня этот чертов бокал, пока мой позвоночник не осыпался в трусы!
На пару секунд музыка из зала становится громче. Дверь с тихим стуком закрывается. Приглушенные шаги по мягкому настилу на полу.
Святые шпильки, наконец-то!
Хочу уже было облегченно выдохнуть, но тут мою талию обхватывают чьи-то руки. По ощущениям знакомые. Даже слишком.
Воздух застревает в легких, превращаясь в глыбу льда, которая вдруг разбивается и пронзает грудь миллионом заиндевевших иголок.