Чужой огонь подбирается всё ближе. Я пытаюсь бороться с ним, призвать свою стихию, но метка на виске пульсирует, блокируя мою магию. Огонь касается моей кожи, и боль пронзает тело.

«Помогите,» — шепчу я, теряя сознание…

Образы нахлынули с такой силой, что я закричала, вырываясь из транса. Мои руки всё ещё были в ладонях Хаталя, и его пальцы крепко сжимали их, удерживая в реальности. Я открыла глаза и обнаружила, что диаграмма вокруг нас пылает — настоящее кольцо из живого огня окружало нас, но не приближалось, словно сдерживаемое невидимым барьером. Хаталь смотрел на меня с тревогой. На его лбу блестели капли пота, и я поняла, что поддержание ритуала требовало от него огромных усилий.

— Смертея, — выдохнула я. — Это была Смертея.

Его глаза расширились:

— Ты уверена?

— Абсолютно, — я часто дышала, пытаясь успокоиться. — Я видела её так же ясно, как вижу тебя сейчас. Она нанесла мне метку… чтобы использовать мою магию для пробуждения «древних мастеров». И тот огонь… он не был моим. Она создала его, какое-то извращённое пламя.

Хаталь медленно кивнул, словно получил подтверждение давней теории.

— Чёрное пламя некромантов, — произнёс он. — Редкое и запрещённое искусство. Оно не просто сжигает тело — оно повреждает магическую сущность человека.

Я вдруг осознала, что шрам на моём виске больше не ощущается чужеродным. Я осторожно коснулась его и почувствовала лишь обычную кожу — слегка рельефную, но без того странного холода, который был раньше.

— Метка исчезла, — сказал Хаталь, заметив мой жест. — Я почувствовал, как она растворилась во время ритуала.

— Почему я не помнила этого раньше? — спросила я, всё ещё ошеломлённая яркостью воспоминаний. — Как могла забыть такое?

— Метка была не просто физическим знаком, — Хаталь осторожно отпустил мои руки и начал гасить огни в чашах. — Это была магическая печать, блокирующая определённые воспоминания и эмоции. Классическая техника тёмных магов — фрагментировать память жертвы, чтобы скрыть свои действия.

Пламя вокруг нас медленно угасало, возвращаясь к нормальному размеру в свечах. Я чувствовала странную лёгкость, словно с моих плеч сняли невидимый груз, который я носила так долго, что перестала его замечать.

— А огонь? — спросила я. — Почему я боялась своей собственной стихии?

Хаталь тяжело вздохнул.

— Метка исказила твоё восприятие. Смертея знала, что не может полностью лишить тебя огненной магии — она слишком глубоко в твоей крови, в твоей сущности. Но она могла заставить тебя бояться её, избегать её использования. — Он помолчал. — И, должен признать, это был умный ход. Огненный маг, боящийся огня… Отличный способ нейтрализовать угрозу без явного насилия.

Я вспомнила два года своих страхов и сомнений, два года, когда я сама считала себя сломленной, неполноценной. Гнев поднялся внутри меня, горячий и чистый, и на этот раз я его не подавляла. Я позволила ему течь, наполняя меня силой.

— Они заплатят за это, — тихо произнесла я. — Все они.

— Заплатят, — кивнул Хаталь. — Но мы должны действовать осторожно. Теперь, когда метка снята, Смертея скоро почувствует разрыв связи. Братство перейдёт к более открытым действиям.

Он встал и протянул мне руку, помогая подняться. Я приняла её, чувствуя приятное тепло его ладони. Но когда я попыталась встать, ноги неожиданно подкосились — отголосок эмоционального и магического истощения. Хаталь легко подхватил меня, его руки обвились вокруг моей талии, удерживая от падения.

И внезапно мы оказались очень близко друг к другу — так близко, что я чувствовала тепло его тела, видела золотистые крапинки в его серых глазах, ощущала его дыхание на своей коже. Время, казалось, замедлилось, растягивая это мгновение в вечность.

— Хаталь, — мой голос был едва слышен даже для меня самой.

Его взгляд скользнул по моему лицу, остановившись на губах, и в нём было столько невысказанного, столько сдерживаемого чувства, что у меня перехватило дыхание.

— Есть ещё кое-что, что ты должна знать, — произнёс он тихо, не отпуская меня. — В прошлый раз говорил, что сомневаюсь. Солгал. Не сомневаюсь. Никогда не сомневался. Ни секунды.

Его голос изменился. В нём слышалась решимость человека, который наконец готов открыть свою самую охраняемую тайну.

— О чем ты? — шепнула я, хотя глубоко внутри уже знала ответ, чувствовала его всем своим существом.

— Ты — мой выбор, Рен, — просто сказал он, и эти слова прозвучали как клятва. — Ты всегда им была. Упрямая, невыносимая, с огнём в глазах и такой силой внутри, что она ослепляла. Я знал, что ты — та единственная, с кем моё пламя хочет танцевать вечно.

Его признание ударило меня, как волна — не разрушая, но смывая все сомнения, все страхи, все недопонимания. Ооо, у Авельтанов тоже есть «выбор Наджелайна», причем, как и у нас, такой же безальтернативный.

Глаза Хаталя потемнели, в них появилось выражение, которое я не видела раньше — смесь надежды, желания и облегчения, словно он годами нёс тяжкий груз, который наконец был снят с его плеч.

— Рен, — произнёс он, и моё имя в его устах звучало как заклинание. — Я клянусь тебе, что больше никогда не оставлю тебя, никогда не предам и не отступлю, что бы ни случилось.

— Клятва? У Наджелайна нет ритуалов выбора, Хаталь.

— У Авельтанов — есть.

И в этот момент я почувствовала, как что-то внутри меня откликается, словно часть моей души, которая всегда была предназначена для этого мгновения, наконец пробудилась.

— Ты — мой, Хаталь Авельтан?

Он кивнул, усмехаясь, закусывая губу.

— О, вот они, властные Наджелайна во всей красе. Стоит дать слабину, и древний род не оставит от твоих границ камня на камне. Ты знаешь, что признаться в таком представительнице твоего рода… на это нужна смелость, черт возьми.

— Но у тебя она есть, не так ли?

Хаталь наклонился и поцеловал меня.

Все наши предыдущие поцелуи — нерешительные, осторожные, сдержанные — не шли ни в какое сравнение с этим. Это было слияние не только губ, но и душ, не только тел, но и магии. Его руки скользнули выше по моей спине, притягивая меня ближе, а мои инстинктивно обвились вокруг его шеи. Огненные линии, соединявшие нас, стали ярче, пульсируя в такт нашим сердцам. Время потеряло значение. Мир за пределами нашего объятия перестал существовать. Были только мы двое, и огонь, танцующий вокруг и внутри нас. Когда мы наконец оторвались друг от друга, тяжело дыша, я увидела, что все свечи в зале горят ярким, высоким пламенем, а по стенам пляшут причудливые огненные узоры — отражение наших объединённых аур.

— Это… нормально? — спросила я, слегка смущённая интенсивностью реакции.

Хаталь улыбнулся — той редкой, открытой улыбкой, которая преображала его обычно серьёзное лицо.

— Это больше, чем нормально, — ответил он. — Это подтверждение. Наш огонь признал друг друга. Я тебя больше никогда не обожгу. И ты меня — тоже.

Я вспомнила о том, что мамин огонь никогда не жалил папу. Что там между ними было всегда, сказать сложно, кажется, они однажды даже решили расстаться, когда я была маленькой. Но как мой большой, властный, немного даже страшный отец болел, почти выл от тоски без мамы, это ж уму непостижимо. Меня такое же ждет?

А и пусть! Зато как жизнь наполняется смыслом от такого.

О, Хаталь…

Его рука нежно коснулась моей щеки, и я невольно прильнула к этому прикосновению, наслаждаясь его теплом.

— Теперь ты понимаешь, почему я так боялся за тебя? — тихо спросил он. — Почему решил уйти? Потерять свой выбор…

— … это потерять себя, — закончила я за него, понимая теперь всю глубину его страха и его жертвы. — Но ты больше не потеряешь меня, Хаталь. И я не потеряю тебя.

Он снова наклонился к моим губам, и этот поцелуй был более мягким, но не менее страстным. Его руки скользнули вниз по моей спине, притягивая меня ближе, и я почувствовала, как мои колени слабеют.

Не размыкая объятий, мы опустились на мягкие подушки, разложенные по периметру диаграммы. Теперь я лежала на спине, а Хаталь нависал надо мной, опираясь на локти. Его волосы падали вперёд, создавая вокруг нас занавес, отгораживая от внешнего мира.