— Спасибо, что поделилась. — чмокаю её в губки.

— Тебе не противно?

— Нет, — говорю уверенно, это действительно так, — ты ни в чем не виновата. Вообще не понимаю, как можно винить женщин в насилии. Даже если она на пляже без трусов лежит, закрой глаза и пройди мимо, если ты адекватный. Он болен, Мира. А ты очень сильная, ты смогла все это пережить и не сломаться…

— Я сломалась, — мотает головой, — ты не представляешь, каких усилий мне стоило все это рассказать и…

— Послушай меня, — фиксирую её голову, чтобы смотрела мне в лицо, — ты молодец! А то что было, то прошло. Ведь чтобы увидеть радугу, нужно пережить дождь.

Иван

Ожидание и реальность полные противоположности друг друга. Согласны?

Я ожидал подобный рассказ, но оказался абсолютно к нему не готов. Хотя не так, работая в органах чего только не услышишь и не увидишь. И я не кисейная барышня, чтобы падать в обморок при слове «насилие», но… Ты воспринимаешь ситуацию абсолютно по-другому, если это касается человека, который тебе дорог.

К примеру, я часто слышу, как убили какую-нибудь молодую девушку. Да, грустно, не справедливо. Но на следующий день, ты забудешь об этом инциденте. А вот если то же самое случится с сестрой, матерью, племянницей? Согласитесь, что дело меняет оборот? Это становится твоей личной трагедией.

Произошедшее с Мирой — моя трагедия. И я узнаю об этом деле всё. И виновные понесут наказание.

— Замерзла? — она так и сидит на моих коленях. Хоть ночи и теплые, но прохладу ощущаю даже я.

— С тобой тепло, — произносит тихо. А мне становится еще теплее на душе от её слов. — Твоя очередь.

— Ты не рассказала о шраме, — усмехаюсь. — Так что, моя очередь еще не наступила.

— Я рассказала о душевном рубце, — отрывается от моей груди в возмущении.

— И все же, я очень хочу узнать об этом, — кончиками пальцев провожу по белесому бугорку.

— Укус, — отводит глаза.

— Никогда не отводи глаза, — поворачиваю её за подбородок к себе. — Так ты показываешь свою неуверенность и испуг. Значит моя очередь? Что ж…

Как бы тяжело не было, но я обещал.

— Думаю ты уже знаешь, что я работаю в полиции, — вижу кивок, — так вот год назад у нас была операция, — перевожу дыхание, — в моей группе было восемь человек, восемь профессионалов. СОБР — это не просто работа, это семья. Ты каждый день доверяешь свою жизнь другому человеку, а он доверяет тебе свою…Ты бежишь зная, что спина прикрыта. Стреляешь зная, что, если не увидишь шальной пули, тебя толкнут. — смотрю мимо нее. — Нам надо было задержать одного государственного деятеля, — хмыкаю. — Мы разрабатывали его около года. Следили, пасли, знали всю его подноготную вплоть до прапрадедов. Знали во сколько он ложится и встает, во сколько уезжает и приезжает, во сколько ест и даже во сколько ходит в туалет, — горько усмехаюсь. — Но нам это не помогло. Ничего не может помочь, если кто-то выше, тоже из структуры, идет против. Тот, кто не горит за дело, а ищет только выгоду. Нас слили. Всех моих бойцов убили, самым варварским способом. Не буду тебе все описывать. Но меня, как главного, заставляли на все это смотреть. В день по человеку. А после мне доставалось ровно десять ударов плетью. Вот откуда эти шрамы, Мира. Но это все ерунда. Главный шрам у меня внутри, — прикладываю руку к груди.

— И у меня. Тебя почему отпустили?

— Преподнесли урок, чтобы не лез куда не нужно. — грустно усмехаюсь.

— Знаешь, чего я опасаюсь? — закрывает предыдущую тему.

— Поведай.

— Что наше влечение — это лишь тяга двух "шрамов" друг другу.

— Нет, Мира, — смеюсь, — наша тяга иная. Ты просто женщина, а я просто мужчина. Мы встретились и притянулись. Неважно что было до. Память к сожалению, не сотрешь, но жизнь продолжается.

— Никогда не понимала выражения: «время лечит». Оно не лечит, — мотает головой, — просто привыкаешь к боли, что внутри.

Смотрю на неё и не могу поверить, что вот она сидит на моих коленях, прижимается и даже целует. Сегодня после нашего купания, я хотел уехать. Ведь она явно дала понять, что претендовать не стоит. Вы когда-нибудь пробовали смотреть на любимое лакомство, но при этом не есть его? Вот и я не мог смотреть на эту молодую женщину и не прикасаться, знать, что ничего никогда не светит.

— Иван, — слышу окрик отца, Мира сразу дергается и встает с моих колен.

— Мы здесь, — отвечаю я.

— Задубели уже наверно, — подходит ближе. — Здравствуй, Мира.

— Здравствуйте. Вань, уже поздно я пойду.

— Я провожу.

Проходя мимо входа в дом, на ходу ловлю кофту, брошенную мамой. Укрываю Миру, и приобнимаю за плечи. Идем молча. Но при этом так хорошо и легко, может так и встречают свою судьбу?

— До завтра? — у калитки разворачиваю девушку к себе и обнимаю за талию.

— До завтра, — смущенно отвечает она.

Тянусь к её губам, нежно ласкаю, очень медленно наслаждаясь вкусом и ощущениями. Прижимаю еще ближе и углубляю поцелуй. Но долго наслаждаться мне не дают, Мира начинает улыбаться и отталкивать меня. Отстраняюсь и смеюсь.

— Окей, — поднимаю руки вверх. — Сладких снов, красавица.

— Доброй ночи, — кидает мне кофту и быстро скрывается за дверью, при этом тихо хихикая.

Влюбленность поистине чудесное чувство. Будь тебе пятнадцать, тридцать или пятьдесят в любом возрасте влюбленный человек ведет себя как ребенок. И каждый сам для себя решает во что перерастет это чувство, в крепкую любовь или в самый страшный ад.

На следующий день, пробежав километров пятнадцать и позавтракав, размышляю о том, как провести сегодняшний день. Все-таки мы в гребаной деревне. Тут нет ресторанов и кино для проведения досуга с девушкой. Засада.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мои размышления на тему времяпрепровождения прерывает телефонный звонок. Смотрю на экран: «Недочеловек».

— Да.

— Привет, как дела? — раздается спокойный женский голос.

— Все отлично. Что хотела?

— Даже не спросишь, как мои? — усмехается.

— Нет, мне не интересно.

— Ваня, прекрати вести себя как обиженный ребенок. Я все осознала и хочу вернуться. Все мы делаем ошибки.

— Верно, Маша, мы все делаем ошибки. Ты моя ошибка! И это ты ведешь себя как ребенок, которому давали яблочный сок, а тут вдруг посадили на воду. Если закрылась кормушка, возвращайся к маме.

— Ты же знаешь, что я не могу вернуться туда! Ты же любишь меня! — буквально орет в трубку. — Так давай поженимся, возможно получиться как-то зачать. Хотя я не хотела бы, ну знаешь тело будет уже не то, грудь и попа обвиснет.

— И твои трахали перестанут тебя хотеть? Я похож на оленя, Мария? Я итак дал тебе возможность остановиться…

— Короче, — перебивает, — я могу зайти? Я под твоими окнами стою, меня консьерж не пускает.

— Да пошла ты, Маша, — смеюсь и скидываю. Кидаю номер в черный список.

Пора добавить другой номер в записную книжку.

Надеваю серые джинсы и бирюзовое поло. Привычным жестом делаю прическу, точнее расчесываю пальцами. Пшик одеколона. Красавчик!

— Мам, — выглядывает из кухни, — я к Мире, машину возьму, съездим в Тверь. — беру портмоне, ключи и обуваюсь.

— М-м-м, — улыбается, — поздно вернетесь?

— Как получится, — подмигиваю и иду в гараж. Ухаживания никто не отменял!

Мирослава

Просыпаюсь от какого-то разговора за окном. Сладко подтягиваюсь. Пальцы накрывают губы. Улыбаюсь, вспоминая вчерашний вечер.

При всей внешней брутальности и серьезности Ваня очень нежный мужчина. Мозг тут же начинает сравнивать. Вспоминаю поцелуи Леши и меня пробивает дрожь. Даже когда все только начиналось, мне не нравились его прикосновения и слишком слюнявые поцелуи. Тело невольно передергивает.