Генерал возраста папы, они давние друзья и наши семьи хорошо дружат. Они даже хотели, чтобы их дети поженились. Но вот незадача у моих родителей родился Иван, а у генерала Сергей и Аркадий.

— Как Ваше здоровье?

— После Сочинского санатория получше, — улыбается, — Марьяна меня там так… — сжимает руку в кулак, и я смеюсь. Марьяна Дмитриевна его жена, а характер у нее поистине генеральский.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Просмеявшись, он становится серьезным, и я понимаю, что разговор не будет легким для меня.

— После новогодних праздников состоится суд, — мне не нужно объяснять о каком суде речь. — Я хочу, чтобы ты подготовил свою девушку для дачи показаний.

— Игорь Валентинович…

— Не спорь! Я знаю, что ей будет тяжело… Но без её показаний многого для этого ублюдка мы не попросим. Та девочка, самая первая, уже женщина, обещала тоже прилететь. Живет с мужем в Барнауле, но эту историю не забыла. От имени второй жертвы выступит мать. Она дала согласие. Шл…третью жертву уговорить не удалось, уж больно много ей заплатили за молчание. — хмыкает и закуривает. Предлагает мне, но я отказываюсь. Мира попросила бросить, а ради неё я готов на все. — Четвертая Мира…

— Хорошо, я поговорю с ней. Но если она не захочет, я принуждать её не буду.

— Хорошо, — кивает, — и еще одно. После суда, я могу дать тебе время на «разговор».

Губы растягиваются в хищной улыбке.

— Спасибо! Это лучший новогодний подарок.

Еду домой в приподнятом настроении. По дороге покупаю хорошего вина и фруктов. Хочу провести пятницу как следует. Мурлычу какую-то попсовую песню.

Паркуюсь, поднимаю взгляд на вход в подъезд, опускаю на сиденье и снова поднимаю. Возле дверей стоит Мира и кутается в куртку, полураздета, обута в тапочки. А рядом расхаживая взад-вперед, как фурия, носится и орет моё прошлое.

— Твою мать!

Выскакиваю из машины и быстрым шагом иду к ним. Мира замечает меня и нервно улыбается, хмурюсь.

— Какого хрена тут происходит?! — рычу я, хватаю Миру в свои объятья и укутываю. Она прижимается холодным носом к моей груди. Сквозь тонкую ткань рубашки ощущаю насколько она заледенела.

— Вот и он! — орет Машка. — Что происходит? Это я должна спросить! Какого хрена она делает в нашей квартире?

— Нашей? — усмехаюсь. — Маша, у тебя крыша едет? Мы расстались давным-давно, а ты все никак дорогу не забудешь! Хватит таскаться сюда!

— А неделю назад ты так не думал!

— Что? — Мира поднимает на меня полный неверия взгляд. Как раз неделю назад, я был в командировке, три дня были в оцеплении. Это транслировали по всем каналам, видимо эта швабра увидела и решила на этом прокатиться. Что же сделает Мира? Поверит в её бредни и оттолкнет меня?

Пока я размышлял, Мира сорвалась с места и кинулась на Машку. Та от неожиданности свалилась в сугроб, ну и каблуки на тонком льду сыграли свою роль. Мира схватила ту за волосы и начала тыкать лицом сугроб.

— Никогда не трогай моего мужчину! — приговаривала она. — А вранье я вообще ненавижу!

Очухавшись, перехватываю Миру за талию и оттаскиваю от Машки. Та вылезает из сугроба и выплевывает снег изо рта. Вся косметика размазалась по лицу, на одном глазу отклеилась ресница, то еще зрелище.

— Придурки, — отфыркивается она пытаясь привезти себя в божеский вид. — Недомужчина и шизанутая! — хватает сумочку с земли и дает деру.

Мира перестает дергаться в моих руках, перехватываю её удобнее и лицом к себе. Она заключает моё лицо в ледяные ладони и шепчет:

— Скажи, что это не правда! Только тебе верю! Скажи!

— Я никогда тебя не предам, — целую её руки, — никогда, — произношу тихо. — Она делает это специально.

— Я знаю, — улыбается, — но мне нужны твои слова поддержки. Пойдем домой, — прижимается ко мне, — я борщ сварила.

Ну разве она не чудесна?

Иван

После вкуснейшего ужина и не менее вкусного секса, мы лежим в постели и любуемся на снежные вихри за окном.

— Родная, — нервно начинаю я, — у меня есть просьба.

— М-м-м, — она шевелится, устраиваясь поудобнее.

— После новогодних праздников, — я нервничаю, так как абсолютно не знаю, как она отреагирует, — состоится суд над Сокольниковым. — её тело напрягается, провожу ладонью по её руке, успокаивая.

— И? — садится на кровати и выжидающе смотрит. Даже в темноте ощущаю тяжесть её взгляда.

— Я хочу попросить, — выделяю это слово, — тебя участвовать в процессе. Дать показания.

Она переводит взгляд в окно. Долго смотрит на снежный хоровод.

— Знаешь, — её голос настолько тихий, что я напрягаю слух, — два года назад, когда это чудовище измывалось надо мной, я была готова на все, лишь бы он поплатился за это. Я желала ему самые ужасные кары. — исходя из её слов, понимаю, что она против. Черт! — А сейчас, — вновь продолжает она после небольшой паузы, — я хочу, чтобы больше ни один ребенок, ни одна женщина не познала того, что пережила я. — она смотрит мне в глаза, вижу слезы.

— Малыш, — тоже сажусь и протягиваю руку к её лицу.

— Подожди, — отодвигается от моей руки, — месяц назад, когда я снова попала в его сети, я решила, что буду бороться до самого конца. Что если у него что-то и получится, то только через мой труп. Я не хотела, чтобы он касался меня, после тебя… И он не коснулся. Поэтому сейчас я отвечаю тебе, что я пойду! Пойду и выступлю в суде, если это потребуется. Я хочу, чтобы он сел, и сел так надолго, как только может посадить наше государство. А еще, я хочу, чтобы в его камере знали, что он сделал.

— О-о-о, — присвистываю, — об этом ты откуда знаешь?

Она смеется и вытирает слезы, скопившиеся в уголке глаз.

— Мне же нужно чем-то заниматься, пока тебя нет дома, — обнимает меня.

— Я обещаю тебе, — говорю ей на ушко, — его жизнь будет адом.

— Жаль отменили смертную казнь, — кровожадная моя девочка.

— Её не отменили, а наложили мораторий.

Новый год проходит в семейной обстановке. На сам праздник приехали мои родители и тетю Клаву захватили. Мира наготовила много блюд, стол буквально ломился от яств.

Потом мы поехали на красную площадь, встретились с Пашкой, выпили шампанского.

— Павел, — обращается к другу мама, — а когда уже тебя окольцуют?

— Не-не, Анна Сергеевна, это не для меня.

Мама в шоке смотрит на него. Она у меня очень современная и я примерно представляю, о чем он подумала.

— Мам, нет, — смеюсь, — с ориентацией у него все в порядке, просто еще не нашел ту самую, — целую хохочущую Миру.

Все смеются, один Пашка надулся, что о нем могли ТАКОЕ подумать.

Мы веселились почти до утра, как вдруг тетя Клава застыла и уставилась позади нас. Перевожу взгляд в том направлении. Там в точности копируя позу и выражение лица тети Клавы стоит мужчина. Высокий, крепкий, хоть и в возрасте. Седина играет в его волосах, значит они примерно одно возраста.

— Все в порядке? — тетя Клава нехотя отрывает взгляд от объекта.

— Да, наверное…

— Тетя, что такое, — Мира хватает ту за руку, — тебе не хорошо?

— Мирочка, — похлопывает мою девочку по руке, — помнишь мой рассказ?

Мира сосредоточенно вспоминает, затем кивает головой.

— Это он, Мира, — смотрит снова на мужчину, — это Андрей.

Не понимаю, о чем речь, но решаю расспросить после у Миры.

Тем временем мужчина, словно ледокол, прорывается к нам. Люди расходятся в разные стороны, пропуская его. Он не отпускает тетю Клаву из поля зрения. Будто боится, что, если моргнет она исчезнет, словно морок.

— С Новым годом, — подойдя произносит он.

— С Новым счастьем, — выдыхает тетя Клава. Она словно помолодела, улыбается, как восемнадцатилетняя девчонка.

Мы отходим в сторону, оставляя их наедине. Они разговаривают и смеются. В их глазах светится любовь и обожание.