— Хорошо. Загружено.

— Да? Где был?

— Да просто... по делам.

Она разворачивается в моих объятиях, изучающе глядя на меня. Несколько кудрей выбились из хвоста и обрамляют её лицо.

Чёрт, как же мне не терпится жениться на ней.

— По делам? Как-то неопределённо.

Сдерживая желание сорвать с неё одежду и прямо здесь, в кладовке, заявить на неё права, я пожимаю плечами, делая вид, что то, о чём я хочу ей рассказать, не имеет особого значения:

— Я хотел кое-что обсудить с тобой потом, ладно? После смены.

Её губы расплываются в улыбке. — Ладно...

— Не переживай, Келс. Это хорошие новости. Мы поговорим позже, обещаю. — Я целую её в губы, потом в нос, и медленно отступаю назад, чтобы не выдать всё сразу — или не наброситься на неё.

— Ладно. Там сейчас просто сумасшествие. Я забежала за салфетками, а в туалете закончились бумажные полотенца.

Я забираю у неё рулон.

— Я отнесу. Увидимся в зале.

— Я люблю тебя, Уайатт, — говорит она, словно пытаясь убедить в этом саму себя. И мне невыносимо от того, что её тон заставляет моё сердце стучать не от радости, а от тревоги.

— Я тоже тебя люблю, Келс, — отвечаю я, наклоняясь для ещё одного поцелуя, а затем выхожу из комнаты, стряхивая с себя тревогу, что ползёт вверх по телу, и возвращаюсь к работе, надеясь, что время пролетит быстро и я наконец смогу рассказать ей обо всём, чем был занят.

Жизнь несётся на бешеной скорости, но всё происходит именно так, как я и мечтал. Каждый день — как сон, который стал явью, хотя я думал, что это навсегда останется лишь в голове. И всё же где-то в глубине я боюсь, что всё это может ускользнуть сквозь пальцы, лишив меня ощущения полноты, которое я обрёл за последние месяцы — после долгих лет душевной борьбы.

Когда мы с Келси заходим в её дом, уже одиннадцать. Почему-то был вечерний наплыв в четверг, и мы не смогли заставить себя уйти посреди этого безумия. Мне даже пришлось вернуться на кухню, чтобы помочь поварам успеть с заказами, так что теперь я весь в жире и пахну чизбургерами с картошкой фри.

— Боже, мне срочно нужен душ, — бурчу я, входя в дом.

— Мне тоже, — отвечает она, когда мы входим на кухню и под ногами разлетаются брызги воды. — Что за...?

— Чёрт. — Я бросаю ключи на стол и подбегаю к раковине — вода течёт из-под тумбы. Я открываю дверцы — и точно, труба подтекает. — Где у твоего отца инструменты?

— В гараже. Это серьёзно?

— Любая протечка — это уже плохо, — отвечаю, вскакивая и направляясь в гараж в поисках разводного ключа, надеясь, что соединительное кольцо просто ослабло. Найдя нужный инструмент, я бегу обратно, опускаюсь на колени у раковины и осматриваю проблему. — Не знаю, насколько всё серьёзно, но попробую это. — Подтягиваю металлическое кольцо, и вода тут же перестаёт течь. — Слава богу. Кажется, сработало.

— Как эта штука вообще могла ослабнуть?

— Такое бывает, — отвечаю, вылезая из-под раковины и замечая, что вода залила и столешницу. — Чёрт, может, и тут что-то отсоединилось. — Тянусь к крану и вижу, что он шатается. Вода пролилась по поверхности и затекла в ящики под раковиной.

— Просто прекрасно, — её обессиленный тон начинает бесить и меня, особенно когда я вспоминаю, какие планы у меня были на этот вечер — и они явно не включали в себя уборку потопа.

— Это легко починить. — Закручиваю кран обратно и жду, не потечёт ли снова. — Но, на всякий случай, может, завтра купим новый. Я смогу установить его утром, перед поездкой на ранчо и сменой в пивоварне.

Она тяжело вздыхает от разочарования.

— Это всё когда-нибудь закончится?

— Что?

— Этот хаос, в который превратилась наша жизнь.

— Эй, — кладу ключ на стол и притягиваю её к себе. — Закончится. Увидишь. С начала года всё наладится.

Она опускает взгляд на пол. — Надеюсь. Мне нужен душ. Я могу его принять?

Я бросаю взгляд на кран. — Да, должно быть нормально. А я пока тут приберусь.

— Спасибо, — говорит она, избегая моего взгляда, целует меня в губы и уходит из кухни в коридор. Но, глядя ей вслед, я чувствую, будто она ускользает от меня. И дело не только в физическом расстоянии.

Я поворачиваюсь обратно к потопу на кухне и понимаю, что часть ящиков нужно будет опустошить из-за воды, пролившейся со столешницы. Достаю полотенца из шкафа в коридоре и возвращаюсь, чтобы начать вытирать пол и поверхности. Открываю ящик за ящиком — к счастью, не все пострадали от воды, но некоторые промокли сильно. Когда добираюсь до ящика с мелочами — такой есть в каждом доме — начинаю вытаскивать всякую всячину, в том числе стопку сложенных бумаг в глубине, раскладывая всё по сухим участкам.

И тут мой взгляд цепляется за письмо, на котором в строке адресата значится имя Келси. Я поднимаю его, и мысли в голове начинают кружиться.

Мисс Бейкер,

Мы рады сообщить вам, что вы были отобраны для участия в нашей Программе по любительской фотографии, которая стартует 5 января. Мы были впечатлены вашим портфолио и с нетерпением ждём возможности помочь вам развить ваше мастерство. Пожалуйста, свяжитесь с нашим приёмным отделением по телефону или электронной почте как можно скорее, чтобы подтвердить участие.

С уважением,

Фотографический институт Нью-Йорк Лайф

— Что это за чертовщина? — бормочу я себе под нос, проверяя, не вернулась ли Келси из душа. Словно повторное чтение может избавить от тревоги, я снова и снова вглядываюсь в строки, прокручивая в голове, что всё это значит.

А потом смотрю на дату. Оно было отправлено до того, как мы с Келси начали встречаться. До того, как я наконец собрался с мыслями и понял, что потеряю её, если не откроюсь.

Приняла ли она приглашение? Или просто сунула письмо в ящик и сделала вид, что его не существует?..

Но самое главное — почему она ничего не сказала?

В груди грохочет табун диких лошадей, когда в голову врываются сотни вопросов. Но один звучит громче всех: почему, чёрт возьми, она ничего не сказала?

Я чувствую её присутствие в кухне. Поднимаю глаза — и вижу её свежей после душа, и весь её вид полон страха. — Уайатт?

Я беру паузу, чтобы обдумать, что хочу узнать дальше, стараясь не позволить злости управлять моей реакцией.

— Значит, ты уезжаешь через несколько недель? — спрашиваю, поднимая письмо.

Она качает головой, её руки дрожат, когда она прижимает их к груди и медленно подходит ко мне. — Нет. Я собиралась поехать, но передумала.

— Что значит — собиралась? — Господи, она правда собиралась уехать. Что это вообще значит для нас?

Она прикусывает губу, размышляя, что сказать, но всё, о чём я могу думать — это то, что этот разговор ощущается как потеря. Хотя она стоит прямо передо мной и говорит, что нет.

— Я изначально позвонила и согласилась. Но потом изменила решение.

— А они об этом знают?

Её взгляд падает вниз, и я вдруг понимаю: она сама не уверена. Не только насчёт этой программы. Она колеблется — во всём.

Я снова поднимаю письмо, борясь с самим собой. Одна часть меня до чёртиков гордится ею — за то, что она рискнула, пошла за своей страстью.

Но другая — до ужаса напугана. Потому что, может быть, моё ощущение, что она ускользает, было не просто в голове. Потому что она действительно что-то держала в себе. И, похоже, это было именно оно.

Я делаю глубокий вдох, стараясь подобрать слова.

— Почему ты не сказала мне, Келс? Я так чертовски горжусь тобой — за то, что решилась, за то, что пошла за своей мечтой. Но… — я качаю головой, сжимаю и разжимаю челюсть. — Я не могу поверить, что ты могла уехать. Ты скрыла это от меня, и это чертовски больно.

Я вспоминаю все наши разговоры о будущем, о доме, который я сейчас покупаю, об образе жизни, который я всё больше и больше представлял для нас двоих здесь, в Ньюберри-Спрингс… и как всё это становится всё более размытым с каждой секундой.