Мы были в движущемся электромобиле, прикованные за руки и за шею к железной решетке позади нас. Получалось только поворачивать голову по сторонам.

Металлический пол под нами слегка гудел и еле слышно вибрировал. Наш отсек был отделен от остальных пассажиров и водителя крепкой стеной из пуленепробиваемого стекла. Окна небольшие, даже если как–то вырваться и разбить, то вылезти не получится в любом случае. Если только не вытянуться в кишку. Но кишки бы кому другому на шею намотала и затянула красивым бантиком.

— Где мы? — облизала я пересохшие губы, обращаясь к Лео. Обстановочка совсем не радовала.

Спины молчаливых водителя и охранников навевали смутную тревогу.

— На Айт–Древе, — с ненавистью выплюнул сиятельный. Лайон полуприкрыл глаза, чтобы скрыть рвущийся гнев пополам со слезами отчаяния. Видно, получалось плохо, тогда он поднял глаза к потолку и долго что–то там рассматривал.

— О–о–о! — выдохнула я. Слов не было. Цензурных, во всяком случае.

Когда Лео вернул голову в нормальное положение, на его лицо словно опустилась холодная мертвенная маска. Надменность там соседствовала с презрением и яростью потомственного аристократа. И никаких следов отчаяния. Словно он запретил себе бояться или впадать в отчаяние. Ну хоть что–то осталось положительного в айт–древской дворянской выучке, с таким мужиком рядом хоть будет помирать не стыдно. Не все ж ему: «Дай! Мое!»

Сиятельный с холодной невозмутимой миной сообщил не очень приятную весть:

— И уже скоро будем в резиденции Владыки. — Он мотнул головой куда–то нам за спину: — Эта сволочь скинула нас ожидавшей машине и испарилось. Ну и папочка у тебя, Элли, прямо под стать моему.

— Это не Ахаз, — фыркнула я, испытывая смешанные чувства облегчения и вины. Облегчения — что Скар не пострадал, и вот это с нами сделал не мой родной отец. Вины — что это был все же мой неудачный родственник. Хотелось рвать и метать. И не без оснований. — Если я правильно помню — это уже мой дядя.

— Что–то слишком много у нас дядей, — пробурчал сиятельный, дергаясь в своих путах. — Развелось, как собак нерезаных! — С ностальгией: — Проредить бы…

— Вот с этим я с тобой полностью согласна, — кивнула я. Поинтересовалась: — Ты уже пробовал освободиться?

— Пробовал, — нехотя признался Лео. — А толку? Наручники разломать или перегрызть не удастся, они из особо прочного сплава. Расстегнуть без специального ключа — тоже. Да и бежать, собственно, теперь уже бесполезно. — Он кивнул в окно: — Смотри, мы подъезжаем к Айт–Секе!

Я сунула любопытный нос в окно и присвистнула от удивления:

— Ничего себе!

Впереди, из пустыни возникало громадное здание, утыканное где только можно искусственными растениями (настоящие в этом климате без купола не выживали). И ко всему этому вела не очень широкая извилистая дорога, вымощенная желтым кирпичом.

Абзац! Мы как раз сейчас пересчитывали каждый булыжник на этом пути своими задницами. То–то так трясет, а я думала — подвеска у машины ни к черту. Ошибалась.

Я еще присмотрелась. Внизу строения — массивное основание высотой метров десять: тяжелая квадратная громадина–крепость с силовыми щитами окованных железом дверей и узких бойниц–окошек. Выше — псевдороманский замок, основное отличие которого от обычной классики — цвет. Строили его из известняка или песчаника, издали не разглядеть, и был он не черного камня и не кирпично–красным, как полагается, а розово–белым, как игрушка. С многочисленными высокими круглыми куполами, как у старинных церквей или минаретов, балконами, тонкими шпилями–башенками и флагами. Мечта гаремной романтической барышни.

Вот только жили тут отнюдь не барышни, а если те и жили, то плохо и недолго.

— Ну прямо Изумрудный Город! — криво ухмыльнулась я, поворачиваясь к сиятельному. Посмотрела на свои бутсы и пробормотала: — Тихо свалить не получится. У умной девочки заначка была снаружи, а у меня, блин, внутри!

— В котором живет Изумительный Гавнюк! — вызверился спутник, не отреагировав на вторую часть моего выступления. Наследник опустил свои удивительные глаза и глухо произнес: — Не знаю, зачем нас туда везут, но догадываюсь — явно не для того, чтобы наградить.

— Ты пессимист! — заявила я ему с упреком. — Мы еще даже не доехали, а ты уже пал духом.

— Просто хорошо знаю своего папочку, — зло оскалился Лайон, демонстрируя внушительные клыки.

— Я своего, конечно, не настолько хорошо знаю, — сморщила я нос, не в состоянии его почесать. — Но, думаю, ему не понравится, что его дочь гостит у мужчины, который ее может плохому научить. Так что нам просто нужно дождаться, когда за нами придут.

— За тобой, — аккуратно поправил меня сиятельный, опять прикрывая глаза. Он откинул голову на решетку изголовья и ровно договорил: — Я ему не нужен. — Наследник чисто по–кошачьи фыркнул: — До сих пор не понимаю, зачем меня туда везут, и почему не прикончили сразу на месте. — Пожал плечами: — Разве что для пыток. Папа сильно заскучал, должно быть, теперь старик хочет развлечься. — И прозвучало это на удивление равнодушно. Словно Лео себя уже похоронил.

Меня бы от идеи грядущих пыток уже трясло не на шутку. А этот ничего, хохмит. Это их так хорошо учат держать себя в руках, или у него достаточно сильное самообладание? Как–то совсем непохоже на того Лео, которого я знаю. Или не знаю?..

— Доедем — все скажут и подробно расскажут, — заверила я его, снова утыкаясь в окно и разглядывая обильную фальшивую растительность (это ж додуматься надо!). — А пока не отвлекай. Когда еще у меня будет экскурсия по злачным местам?

Лео опять фыркнул и умолк.

Когда мы, после стопятьсотой переклички охраны с обменом паролями, миновали по серпантину два уровня внешних дворов города–крепости и въехали в закрытый внутренний двор, перед выходом нас упаковали дополнительно поверх системы кандалов странными металлизированными веревками. Причем те были почище колючей проволоки, потому что в их основание какие–то уроды вкрутили продолговатые бритвенно–острые лезвия из стали хорошего качества.

Пока мы предельно осторожно шли, старательно уворачиваясь от ударов и толчков в спину охраны, — все было еще ничего. Но прислониться в такой «обувке» к стене, упасть или сесть — прямо скажем, чревато опасными порезами. Вот и перемещались мы, как танцовщики национального ярлейского театра (там, между прочим, до сих пор все женские роли мальчиками исполняются): без рывков, плавно и мелкими шажками, с фальшивой улыбкой на лице.

Честно говоря, я впервые столкнулась с подобной системой, и она меня не порадовала. Человеконенавистническая планета уродов и садистов, и веревки у них такие же, под стать местным жителям.

Внешние дворы были чем–то средним между двором и восточным базаром, там громко кричали, бранились, торговались и зазывали покупателей. Наряду с коврами, пестрыми тканями, пайками и водой, там вовсю торговали и людьми, женщинами и детьми, что было для местных привычным и обычным делом, а у меня вызывало дрожь.

Внутренний двор скорее напоминал закрытую часть богатой виллы или военную тюрьму. Или помесь первого со вторым — с охранниками, вооруженными плазмоганами и автоматами, высокими пулеметными точками по углам, с крупными обученными собаками на поводках.

И постоянные гортанные пароль–отзыв, как будто кто–то мог свободно пробраться сюда незамеченным.

— Я что думаю, — пропыхтела я, старательно переставляя ноги. — Твой папенька такой затейник. Мы еще до него даже не дошли, а уже в маскарадных костюмах. Что ж дальше–то будет?

— В саваны переоденут, — хмуро ответил мне Лайон, гордо вскидывая голову.

Кстати говоря, хоть нас и упаковали по высшему разряду, но грубости или жестокости никто не проявлял. Типа ничего личного, просто приказ, просто веревки, просто убью заразу, если побежишь. А так все тихо–мирно.

— Вам двоим, — спокойно заметил ближайший к нам охранник, — лучше помолчать во избежание эксцессов. Охрана может решить, что вы сговариваетесь для побега.